Страница 7 из 62
В процессе этого повествования дровосек обнаружил, что ему все труднее заставлять себя сосредоточиться всецело на подробностях, какими бы огорчительными они ни были. Ибо внимание его притягивала к себе еще и жена Касима. Конечно, она любезничала со своим мужем. Но, пощипывая губами его ухо, она, казалось, не сводила глаз с Али-Бабы.
- Конечно, - продолжал Касим, - мы решили, что тут, должно быть, какое-то недоразумение, раз с такой новостью он не пришел немедленно к нам.
- Мы знаем, что у дорогого Али-Бабы не может быть секретов от родственников, - добавила жена Касима, каким-то образом ухитряясь одновременно говорить и надувать губки.
Лесоруба пробрал озноб, не имевший абсолютно никакого отношения к холоду. И в самом деле, некая частица Али-Бабы желала бы вообще не иметь секретов от этой женщины.
Тем не менее Касим и его жена узнали про золото, и к тому же за Касимом стояла сила его хозяина, Беспалого, к которой он мог прибегнуть в случае появления проблем с кем бы то ни было, а сверх того, были еще эти надутые губки, от которых дровосек не мог заставить себя отвести взор. Что оставалось делать Али-Бабе, кроме как рассказать им про сорок разбойников, пещеру с золотом и магическое заклинание?
Касим слушал очень внимательно и задавал такие вопросы, которые ни за что не пришли бы дровосеку в голову, вопросы, не оставлявшие сомнений, что Касим во всех подробностях осведомлен о повадках разбойников.
- Замечательно, - сказал Касим, когда Али-Баба закончил рассказ. - Я вполне удовлетворен твоим признанием.
И по его тону Али-Баба мог понять, что, не будь братец удовлетворен, дело явно могло бы дойти до крови и переломанных костей, несмотря на все рассуждения о родственных связях.
- Я должен выполнить для моего хозяина одно маленькое дельце, - заявил далее Касим. - Но утром я наведаюсь в эту пещеру и посмотрю, правду ли ты сказал своему любящему брату. - Тут он улыбнулся, и улыбка эта почему-то напомнила дровосеку скорее о зимнем ветре, чем о летнем солнце.
И с этим Касим и его жена скрылись из виду по свою сторону изгороди. А Али-Баба принялся утешать свою супругу и их служанку Марджану. Вообще-то даже его жена смогла почувствовать, насколько дровосек напуган, поскольку в ее возгласах «О горе!» не было обычной силы. Марджана, со своей стороны, вполне резонно заметила, что, поскольку Касим с женой не допытывались насчет местонахождения и размеров клада, уже добытого Али-Бабой, значит, сокровище, по крайней мере, в достаточной безопасности.
Дровосека, увы, это не утешало. Если уж человеку с такими моральными принципами, как у Касима, стало известно, где находится золото, то разум его не успокоится, пока это золото не переместится в его закрома. И что еще более усложняло дело: на хозяина Касима работали и многие другие, с точно такой же репутацией и образом мыслей, что и у брата Али-Бабы. Дровосек даже не подозревал, что умные люди, говорившие: «Лучше подари сам, а то отнимут», - имели в виду его золото.
Но в будущем Али-Бабу ждали и другие чудеса, кроме слов «Сезам, откройся!»; ибо далее произошел целый ряд воистину поразительных событий. Хотя вся эта история дошла до Али-Бабы несколько позже и отчасти в другом виде, все же теперь я могу упомянуть об истинной сути случившегося тогда ради связности повествования.
Итак, с первыми петухами брат дровосека, Касим, который так и не прилег, как часто бывает заведено у творящих большую часть своих дел под покровом ночи, направился к тому месту в лесу, что описал ему ранее Али-Баба. И, будучи человеком жадным, Касим захватил с собой дюжину мулов и пару добрых лошадей, чтобы помочь ему перевезти груз, которым он намеревался так запросто разжиться.
Хотя Касим и Али-Баба, несомненно, были братьями, они казались противоположностями во всем, кроме происхождения, как если бы дерево в один год могло приносить груши, а в другой - инжир. И вот, когда Касим добрался до поляны, где лежал огромный камень, то направился прямиком на середину, не посмотрев прежде, нет ли где-нибудь поблизости недобрых людей, как, несомненно, сделал бы дровосек. А очутившись на поляне, Касим привязал своих мулов и лошадей к наиболее удобно расположенным деревьям, вместо того чтобы спрятать их, как поступил днем раньше Али-Баба. В конце концов, за долгие годы работы в качестве исполнителя воли Беспалого он отвык от всех этих тонкостей. По этой причине он и решил стоящие перед ним задачи наипростейшим образом, а затем пошел к огромному валуну, произнеся столь громко, что голос его разнесся, должно быть, на добрую половину леса:
- Сезам, откройся!
И поскольку магическое заклинание не делало различий в зависимости от личных качеств произносившего его, камень отодвинулся в сторону с впечатляющим грохотом, от которого задрожала земля. Касим был очень доволен, что брат его сказал правду, и решил перестать думать о карах, уготованных им Али-Бабе, окажись слова дровосека ложью. Он шагнул в открывшуюся перед ним пещеру и после торопливого «Сезам, закройся!» (ибо даже такой беспечный человек, как Касим, отлично понимал, что нельзя оставлять тылы незащищенными) проследовал тем же путем, что и его брат, в то помещение, что от пола до потолка было завалено золотом, драгоценными камнями и другими ценными предметами.
Касим откинул ковер и надолго остолбенел. Здесь, в одном этом зале, было больше золота, чем он видел во всех многочисленных тайниках Беспалого, вместе взятых! И почему он не додумался привести с собой пятьдесят мулов и десять лошадей?
И все же ему хватило здравого смысла не корить себя слишком сильно. Забрав с собою то богатство, которое сумеет унести теперь, он всегда сможет вернуться за следующей порцией. А если даже он лишится такой возможности, то легко сможет вытрясти еще немалую сумму у бесхребетного, будто угорь, брата. И тут он весело принялся за дело, наполняя множество больших мешков, принесенных им сюда как раз для этой цели.
Часы летели за часами, пока он занимался этим, но всякая работа должна когда-нибудь закончиться, и вот Касим набил наконец битком все мешки и перетащил их из сокровищницы к выходу. Все, что ему оставалось сделать, это отодвинуть камень и навьючить своих животных, - и он станет богатым человеком до конца своих дней.
Он открыл рот, чтобы произнести волшебные слова, но вместо этого зевнул. Он был столь поглощен своей работой, что лишь в этот миг осознал, какая усталость навалилась вдруг на него. Но времени спать не было, ибо солнце, должно быть, уже готовилось скрыться за заколдованным валуном, а Касим из жизненного опыта знал, что большое богатство лучше всего перевозить под покровом ночи. Он попытался стереть сон с глаз, и уставился на огромный камень перед собою, и торопливо произнес два слова, пока зевота вновь не овладела им:
- Ячмень, откройся!
Он терпеливо ждал, когда скала отодвинется, но ничего подобного не произошло.
Касим нахмурился. Что-то было не так. Наверное, усталость заставила его голос дрогнуть, и он отдал команду без надлежащей уверенности. Поэтому он повторил, на этот раз почти выкрикивая слова:
- Ячмень, откройся!
Громадный камень был недвижен, как и прежде. И именно в этот миг Касиму пришла в голову ужасная мысль. Наверное, он забыл магическое заклинание. Он обернулся и любовно оглядел золото. Возможно ли, чтобы день, проведенный за подсчетом неисчислимых сокровищ, заставил человека утратить разум?
Что ж, Касим бывал и в куда более щекотливых ситуациях, чем эта. Если в заклинании речь не о ячмене, то точно о каком-то другом широко распространенном сельскохозяйственном продукте. И, если задуматься, продукт этот должен быть очень обычным, обычным настолько, что про него легко забыть - даже человеку столь выдающихся умственных способностей, как Касиму. Значит, он должен заставить себя мыслить банальнее, чем обычно.
- Овес, откройся! - возвестил он.
Этих слов валун тоже не признал. Касим изо всех сил сосредоточился, что делать было все труднее, поскольку голова его отяжелела от усталости, а в глазах стояли золото и драгоценные камни. «Наверное, - подумал он, - я все-таки недостаточно банален».