Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 71

Ознакомившись с письмами Шолохова, Сталин распорядился выслать в Вешенский район 120 тысяч пудов ржи, а в Верхне-Донской район — 40 тысяч пудов. Таким образом Шолохов своей отважной акцией, грозившей опалой, спас многие человеческие жизни.

Местное руководство явно было не в восторге оттого, что у них в регионе находится такой важный канал непосредственной связи со Сталиным. Отсюда и попытки скомпрометировать писателя. Они продолжились и в 1937 году, а 1938-м стали очень настойчивыми. Ростовское управление НКВД действовало еще более решительно, чем прежние партократы, прищученные Сталиным. Они подготовили арест писателя. Однако некто Погорелов, заместитель начальника УНКВД Когана, предупредил писателя о готовящейся акции. Шолохов и Погорелов тайно выбрались в столицу, где и добились встречи со Сталиным, на которой тот решительно взял великого писателя под свою защиту.

Эта воистину детективная история свидетельствует о том, что органы НКВД становились все более и более неуправляемыми. Нужно было срочно менять их руководство.

Сталин не торопился и провел эту замену в два этапа. Сначала он сосватал Ежову своего давнишнего сторонника Берию. Он сделал Лаврентия Павловича заместителем наркома внутренних дел. Ежов же получил в прибавку ко всем постам новое назначение — нарком водного транспорта. Это произошло в августе 1938 года. И уже очень скоро Ежов, занимавшийся делами «водного» наркомата, оказался оттертым от реального управления НКВД. Теперь все официальные документы, спускаемые сверху, поступали уже на имя Берии. Наконец 9 ноября Ежов был снят с поста наркома НКВД. Он еще протянет до 10 апреля, когда произойдет его арест. Однако судьба Ежова была уже решена. Отныне он не имел политического влияния и стремительно деградировал в личном плане, ожидая ареста.

Надо сказать, что далеко не все чекисты были рады появлению нового начальства. Перед Берией была поставлена задача — прекратить массовый террор, а эти лихачи жаждали «продолжения банкета». В феврале группа высокопоставленных чекистов во главе с М. С. Кедровым направила на имя Сталина письмо, в котором резко осуждался новый стиль руководства. Он был назван фельдфебельским. Наверное, Сталин не мог читать этого письма без смеха. Получалось, что прежде, во времена Ежова и Ягоды, НКВД был прямо-таки демократическим учреждением, а теперь, когда он выпускал на волю десятки тысяч невинно осужденных, появился откуда-то неожиданно фельдфебельский стиль.

Перемены надвигались со всей неотвратимостью. Комиссия партийного контроля, которую Ежов возглавлял уже только формально, рассматривала дела бывших партийцев, необоснованно исключенных из ВКП(б). В тех случаях, когда необоснованность исключения была доказана, Комиссия требовала отмены приговора (если только имела место судимость).

Осенью Верховный суд СССР получил беспрецедентное право принимать любое дело любого советского суда и рассматривать его в порядке надзора. Только до конца года ВС отменил и предотвратил исполнение около 40 тысяч смертных приговоров, вынесенных за «контрреволюцию».

Апогеем либерализации стало совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Принятое 11 ноября 1938 года, оно предписывало положить конец массовым арестам и высылкам. Согласно положению прекращалась деятельность печально известных карательных троек. Кроме того, восстанавливался прокурорский надзор за следственным аппаратом НКВД.

Внутри самого НКВД тоже произошла определенная либерализация. Новый наркомвнудел Берия уже 9 ноября 1939 года подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД». В нем предписывалось освободить из-под стражи всех незаконно арестованных. Приказ устанавливал строгий контроль за соблюдением уголовно-процессуальных норм.

Теперь «органы» стали не только карать, но и миловать. За один только 1939 год они освободили 330 тысяч человек. Всего же в ходе преодоления последствий «большого террора» реабилитировали свыше 800 тысяч пострадавших.



Американский историк права П. Соломон, относящийся к числу недоброжелателей Сталина, все-таки характеризует процесс нормализации достаточно высоко: «Одним из аспектов возрождения было повышение требования к стандартам доказательства и процедуры. В большем объеме, чем когда-либо до этого за весь период советской истории, прокуратура и наркомюст стали посвящать страницы своих журналов объяснениям значения законов, установлению стандартов судебно-прокурорской деятельности и пропаганде методов работы образцовых следователей и судей, которые представлялись как пример для подражания. Суды под руководством Верховного суда СССР стали требовать представления более веских доказательств… Похоже, что возрождение прежних стандартов в работе судей имело прямое воздействие на качество работы следователей. Процент дел, возвращенных в прокуратуры на доследование, упал с 15,4 % в мае 1938 г. до 7,6 % в мае 1939 г. Следователи все еще необоснованно возбуждали дела, но умудрялись останавливать многие из них еще до начала судебного разбирательства (по Москве за первую половину 1939 г. их количество составило 27,6 % от общего числа начатых расследований)».

Контуры новой системы

«Большой террор» нанес огромный удар по реформаторским замыслам Сталина. Тем не менее от самих реформ он не отказался, сделав основной упор на усиление правительственной вертикали. В ноябре 1937 года в дополнение к Комитету обороны в системе СНК был создан Экономический совет (сначала его возглавил Микоян, потом молодой экономист Н. А. Вознесенский). Эта коллегиальная структура, обладающая правами постоянной комиссии, была призвана усилить вес СНК.

В марте 1941 года КО и ЭС были упразднены, на их месте возник новый орган — Бюро Совета народных комиссаров. Оно обладало всеми правами СНК. В его задачу также входило усиление влияния правительства, проведение работы так, чтобы она стала более оперативной. Совершенно очевидно, что несколько десятков наркомов и других членов правительства должны были подчиняться некоему узкому руководству, состоящему из влиятельных и энергичных координаторов. Заседания Бюро проходили регулярно — один раз в неделю, тогда как заседания и КО, и ЭС созывались лишь раз в месяц.

Было увеличено количество заместителей председателя СНК. Теперь зампредсовнаркома контролировал два-три наркомата, причем обладал правом решать вопросы каждого из них. В каждом наркомате был введен пост заместителя наркома по кадрам. Это усиливало кадровую самостоятельность правительственных организаций, делало их более независимыми перед лицом могущественного партийного аппарата.

Последнему предлагалось отойти от руководства хозяйством, сосредоточиться на идейно-политических вопросах. Это пожелание, скорее даже требование, отчетливее всего было выражено Ждановым на XVIII съезде ВКП(б). Он заявил: «Там, где партийные организации приняли на себя несвойственные им функции руководства хозяйством, подменяя и обезличивая хозяйственные органы, там работа неизбежно попадала в тупик». Именно этим обстоятельством он и объяснял все промахи и отставания в экономическом развитии страны. То есть речь уже не шла ни о внутренних врагах с их вредительскими замыслами, ни о международном империализме. Корень всех бед виделся в гипертрофированном могуществе партийного аппарата.

Жданов обрушился с критикой на саму систему функционирования отраслевых отделов ЦК и местных комитетов: «Производственно-отраслевые отделы ныне не знают, чем им, собственно, надо заниматься, допускают подмену хозорганов, конкурируют с ними, а это порождает обезличку и безответственность в работе». Практическим выводом из этих наблюдений стала повсеместная ликвидация отраслевых отделов. Исключение сделали только для сельскохозяйственного отдела, чью ликвидацию отложили на время ввиду чрезвычайной важности аграрного вопроса.

На съезде был принят новый партийный Устав, разработанный под руководством Жданова. В нем появился раздел, определяющий права членов ВКП(б). Провозглашался окончательный отказ от массовых партийных чисток. Среди них выделяются такие права партийца, как критика действия любого партийного органа, возможность выбора и возможность быть избранным, присутствие на партийном собрании любого уровня тогда, когда речь идет о решении персонального дела.