Страница 14 из 56
- А ему обязательно принимать эти таблетки?
- Обязательно, - вздохнул профессор, - иначе болезнь начинает прогрессировать. И вообще, раз уж мы коснулись этой темы, - положил руку поверх ладони своей жены, которая хотела его перебить или одернуть. Женщина закрыла рот, опустила глаза, - я очень удивлен, что ты доверяешь ему столь ответственную работу. Я очень люблю своего сына, но я не могу не признавать очевидного. Он мыслит намного медленнее обычного среднестатистического человека.
- Я знаю его способности, скоро год, как он работает под моим руководством. И я бы не сказала, чтобы у меня накопилось много претензий к его работе. Конечно, ему еще учиться и учиться, но ребята помогают. Я думаю, что вы зря списываете его.
- Мне просто не хотелось бы, чтобы твой бизнес пострадал из-за его ошибки, в которой его нельзя будет обвинить. Ты понимаешь, о чем я? Работа Олега - целиком и полностью твоя ответственность, никто не может за него поручиться, да и он сам не может.
- Я понимаю все риски, я перепроверяю качество выполненных им заданий. Но, как мне кажется, с тех пор, как он устроился к нам - ему становится лучше.
Глаза Кати, сверлившие на мне дыру в течение всего вечера, снова округлились, кажется, она подумала о том, что я не увольняю ее брата исключительно из личной симпатии. Потому что мне нравится спать с ним. Похоже, эта мысль посетила нас обеих одновременно, потому что мы обе покраснели и отвели глаза.
Олег действительно появился минут через десять, сел на углу стола, открыл меню. Никто не отреагировал на его появление, только Инна Владимировна погладила сына по руке, кажется, с нежностью. На что он кивнул и слегка улыбнулся.
- Как ты себя чувствуешь, сынок? - тихо спросила она.
- Как пациент Ясперса, - натянуто очень широко улыбнулся, - таблетки как ничто другое помогают мне раскрыть страдающую душу для понимая и помощи, - бесцветным тоном пробубнил, листая страницы с фотографиями блюд и напитков. Я особо ничего не поняла из речи мужчины, но судя по выражению лиц профессора и его жены, она (речь) имела некоторый смысл.
- Я думаю, что тебе достаточно помогают, кроме того...
- Я тоже так думаю, - неестественно громко согласился он, - как говорил Кьеркегор, страх - это головокружение свободы, только во время страха проявляется истинное существование. Что ж, я могу утверждать, что благодаря "помощи" я, наконец, познал себя. Чего никогда и никому не пожелаю.
- Я всегда говорил, что твое увлечение экзистенциализмом до хорошего не доведет, - нарастающим голосом произнес профессор.
- Теперь я с тобой согласен. Одно дело подозревать, что с тобой что-то не так, другое - знать абсолютно все о том, что с тобой происходит, и как тебя от этого лечат. Знание не всегда бывает во благо.
- Какие таблетки ты сейчас принимаешь?
- Гуманизм - основа нашего бытия, отец, - не ответил на прямой вопрос Олег, кажется, он кого-то цитировал. - Надеюсь, когда-нибудь она станет основой моей профессии.
- У тебя нет профессии. В любом случае, копаться в чьей-то голове - это не профессия, это придурь.
- Намного проще разрезать и зашить, или же напичкать таблетками и забыть, - горячо возразил Олег и замолчал, резко захлопнув рот. Пару минут они с отцом смотрели друг на друга, выпучив глаза. Олег первый опустил свои и ссутулился, зависнув взглядом на одной точке. Было впечатление, что он потерялся между своим собственным внутренним миром и реальностью.
- Олег, Олееег, - позвала я, коснувшись руки, но он не отреагировал.
- Оставь его, - махнула рукой Катя. - Скоро придет в себя. Давайте уже спокойно поедим, - и обратилась к детям, - какой момент в мультике вам больше всего понравился?
Пока те наперебой рассказывали свои версии, несколько дополненные и приукрашенные, я смотрела на Олега, который, так и не шевелился, лишь изредка медленно моргал. С трудом поборола острое желание поводить ему рукой перед глазами, побоявшись, что этот жест может быть воспринят как издевательство над больным человеком.
Через какое-то время он вернулся в наш мир, удивленно оглядел присутствующих, затем попытался вникнуть в тему разговора, но слушал рассеянно, ничего не комментируя, в конце концов, сухо попрощался и пошел домой.
- Не нравится мне, что он живет один, - вздохнула жена профессора, провожая сына взглядом. Поджала губы, когда тот остановился, что-то сказал воздуху, потом дернул воздух как будто за руку и потащил к выходу.
- Он действительно кого-то видит, или притворяется? - робко поинтересовалась я.
- Думаю, никто этого точно не знает, но нейролептики должны блокировать голоса и галлюцинации. Хотя, может, и они уже не помогают, - вдохнула женщина.
- А вы не хотите поговорить с ним по душам? Спросить напрямую?
- Я пробовала много раз. Он отвечает туманно, в духе своих философских теорий, которые его и погубили. Тот же Ясперс считал, что достижение предела бытия и мышления прозревается человеком в пограничных ситуациях, таких как страдание, борьба, смерть... Иногда мне кажется, что Олег решил провести эксперимент над собой, познать свой предел...
- Что ты несешь, Инна! - рявкнул профессор, - хочешь сказать, что он специально убил Алину, чтобы через свои страдания подтвердить или опровергнуть эту, без всяких сомнений, лжетеорию? Жаль этого философа нацисты не расстреляли, когда еще была возможность!
- Там была ошибка, да? Он ошибся в дозировке лекарства для Алины, так? - решила, что самый момент все узнать из первых уст.
- Давайте не будем об этом! - воскликнула Катя. - Мы уже пережили этот кошмар четыре года назад, сейчас только-только все стало хорошо. Не знаю как вас, но меня вполне устраивает сложившаяся ситуация. Олег работает, тянется к людям, - она многозначительно посмотрела на меня, - только, я бы не хотела, - продолжала смотреть, - чтобы он подвергся еще одному стрессу, понимаешь? Хватит ему уже испытывать "свои пределы".
Мне ничего не оставалось, только кивнуть. Кажется, родители Кати решили, что мы говорим сугубо о работе, что было большим облегчением.
Беда Олега наложила отпечаток на всю семью. Его трагическая ошибка в расчете дозировки лекарства, затем болезнь нанесли колоссальную травму Балям, на долгие годы оставляя рану открытой, нерв оголенным. Невозможно делать вид, что ничего не случилось, и обсуждать несчастье до сих пор невыносимо сложно. Было очевидно, что Бали не представляют, как вести себя со своим сыном или братом, а он не знает, как выстраивать отношения с ними. Наблюдая за их неловкостью, за спорами и даже короткими вспышками агрессии, я размышляла, почему мне всегда с ним так легко и уютно. Как будто бы я провела десятки, сотни часов в его объятиях, наизусть зная свои ощущения от прикосновений его рук, его губ. Знала и нуждалась в них.
***
Слухи, долгое время ничем не подпитываемые, имеют свойство переставать обсуждаться. К сожалению, это был не мой случай.
В нашей, в своем большинстве мужской компании на меня обращали внимание многие мужчины, это было заметно. Это было приятно и совершенно нормально. Мне делали комплименты, улыбались, даже шутили - само собой, в пределах разумного. После того, как я рассталась с Димой, кавалеры стали проявлять намного больше активности. Приглашать на свидания, дарить подарки. Подобные ухаживания со стороны мужчин очень льстили, но не больше. Никто из моих коллег не расценивался мной как потенциальный любовник, боже упаси, муж. Многих это, к сожалению, обижало. А тут такая сплетня! Служебный роман, да еще с кем! С сумасшедшим!
Признаюсь, стоя на ковре перед своим непосредственным директором, самый главным человеком в компании, я растерялась.
- Пойми, это совершенно не мое дело, но я должен знать, что происходит в моей фирме, - говорил Сергей, - работа Баля меня удовлетворяет, особых претензий к нему нет. Скажу больше, мне доставляет некое удовольствие понимание того, что мы помогаем человеку, от которого все остальные отвернулись. Не буду скрывать, иногда на совещаниях с потенциальными клиентами я упоминаю Олега, если разговор заходит о миссии компании, но... Я бы не хотел, чтобы руководитель важнейшего для меня направления завалила проект из-за связи с душевнобольным.