Страница 22 из 23
— Нет, через Москву не надо, — сказал Хаустов. Он понимал, что этот путь может оказаться очень долгим. А он видел, что получается из трупа, когда путь трупа домой долог. Один старпом умер на его глазах и был свезен в Кейптаун. Там тело залили парафином и отправили во Владивосток в цинковом гробу. Жена покойного потребовала открыть гроб — она все не верила, что там истинно ее супруг. Когда первый раз ударили по гробу, оттуда пошла такая вонища, что никто не мог потом войти в комнату без противогаза.
— Мы можем отправить через Японию, — сказал агент.
— Давайте через Японию, если это быстрее, — сказал Хаустов. Он превышал все свои полномочия, распоряжаясь государственными деньгами. Такие дела должны решать консул или представители торгпредства. У него могли выйти неприятности с валютным отделом пароходства, когда туда поступит счет. Но он вспомнил, как на отходе из Ванкувера в рулевую рубку «Новикова-Прибоя» залетела бабочка и закружилась вокруг рулевого, а потом вокруг Юры. И Юра заорал на вахтенного штурмана: «Выгоните ее, черт возьми! Чего вы рот открыли!» Вахтенный штурман поймал бабочку в горсть. «Только не убивайте, — сказал Юра. — Пустите ее с подветренного борта!» Тогда Хаустов подумал: «У него плохо с нервами». И еще отметил про себя: «Я держусь хорошо». Действительно, чего-чего, но умирать он не собирался и на нервы пожаловаться не мог.
— 8 -
Вред книжных представлений о работе современного летчика. Отчуждение от дела, которое предстоит работать всю жизнь, ибо это реальное дело ежеминутно и ежечасно не соответствует внутренней модели, заложенной еще в детстве устаревшими книгами, а потом закрепленной лживыми книгами-компиляциями на прежние образы.
Так и у моряка.
Продолжает развитие в современности только тот, кто способен легко расставаться с нажитыми и одомашненными в душе традиционными представлениями, то есть тот, кто спокойно может существовать без сказки.
С такой способностью — существовать без сказки — нужно родиться. Эта способность не возникает от самотренинга и самоподавления.
К счастью для капитана Хаустова, он никогда не сожалел об утрате романтизма, даже если этот романтизм в нем когда-нибудь и был. По скорее, его и вовсе не было.
Он был современным мужчиной.
Ему тяжко и гнетуще было читать в рецензии на «морскую» книгу что-нибудь вроде: «…герои повести одержимы морем. Они и сами люди сильных, безудержных характеров, страстных порывов, лишенные холодной расчетливости в своих поступках». Безудержность, страсть, порывы — все это ничего общего с сегодняшним морем не имеет. Наоборот — холодная расчетливость в делах, службе, судовождении, процессе самообразования, в изучении и использовании людей — вот (хочешь или не хочешь) обязательное и главное.
В результате шестнадцатидневного расследования столкновения, судья Стюарт приостановил действие лицензии лоцмана Краббе, капитан Джеймс Поллак был освобожден от исполнения обязанностей капитана.
Стюарт заявил, что он обнаружил «неправильные действия или упущения со стороны капитана Поллока и капитана Краббе» и что они были достаточно преступны, если исходить из морского законодательства Канады.
Суд заслушал аргументацию адвокатов сторон и после вторичного перерыва, необходимого комиссии для подготовки, задал пятнадцать вопросов. Эти вопросы касались причин столкновения и мер, предпринятых для ограждения безопасности пассажиров парома. Судом также было принято решение, касающееся лишений или ограничений судоводительских дипломов и лоцманских лицензий у лиц, причастных и виновных в этой аварии, для лиц советского судна в этом отношении была дана только рекомендация.
Неоценимую помощь в подготовке и решении всех этих вопросов оказал Г. А. Маслов. Его знания как юриста, увязанные с безукоризненным знанием языка и дипломатическим подходом к людям, предрешили правильность решений и тактики наших юристов и адвокатов лоцмана по расстановке свидетелей и предъявлению технической документации, подтверждающей действия «Сергея Есенина».
Им была оказана большая помощь экипажу но разъяснению канадской юрисдикции, правильному поведению на суде и построению четких ответов, особенно важно это оказалось при перекрестном допросе. С его помощью были проведены подробные анализы возможных ошибок как со стороны парома, так и «Сергея Есенина», определены уязвимые места нападения и защиты.
При подготовке к заключительным выступлениям с нашими адвокатами была согласована генеральная линия аргументов, основой которых должны служить технические документы (курсограмма, карты, журналы и проч.).
Финал
Стюардесса сказала, что над Оттавой гроза.
Над Ванкувером было чистое небо. Мерцали крупные звезды, и светила луна. Внизу оставались большой порт, и небольшой город, и кусок его жизни, быть может главный в судьбе. Он еще не мог знать, как случившееся обернется в будущем. Он просто смотрел вниз, где оставались судебные дрязги, допросы, смесь правды и кривды, подлости и честности. Там ложился спать судья Стюарт, ложились спать адвокат Смит и адвокат Стивс, там оставались его новые друзья и враги, судьбы которых переплелись с его судьбой.
Министерский юрист Маслов сразу заснул рядом в кресле — накануне в отеле он допоздна наслаждался по телевизору оперой на библейские сюжеты.
Капитан Хаустов угадал внизу очертания пролива Пэссидж и увидел, как блеснул под лунным светом узкий изгиб Актив Пасса — Собачья Нога, мыс Элен, Зеленый огонь…
Как давно уже все это случилось — «Королева Виктории» из-за мыса Элен, мягкий удар и первый доклад о смерти новорожденного мальчика. Момент смены вод — слэк…
Он глянул вниз, и казалось, что он смотрит карту. Всю жизнь он смотрел на карту и привык к картам. И сейчас пожалел, что нет карты и нельзя сравнить ее с реальной местностью внизу. Карта была бы более реальной, нежели сама реальность.
Он достал блокнот и включил свет над самолетным столиком.
Следовало закончить последнюю докладную записку начальству.
Спустя две недели после суда, когда Хаустов прилетел во Владивосток, он угодил на похороны Юры Солоницына — путь останков через Японию оказался тоже достаточно долгим.
Тело лежало в клубе моряков в шикарном гробу. Сквозь прозрачную крышку видно было совсем живое и спокойное лицо Юры. За тысячу долларов канадцы все сделали в самом лучшем виде. Юра был в свежей рубашке и в тужурке с капитанскими нашивками. Даже цветы в гробу выглядели совсем свежими — они тоже прилетели из Канады в обработанном какой-то химией, свежем виде.
Претензий со стороны валютного отдела пароходства в адрес Хаустова не поступило.
У Николая Гавриловича я плавал старшим помощником на т/х «Пионер Выборга» в 1974 году на Континент и в Англию.
У капитана хранились в огромном ящике все документы по аварии в проливе Актив Пасс. Я хотел написать о столкновении и поведении наших моряков на суде. Но… значительная часть документов была на английском языке. Я просил Николая Гавриловича перевести, но он на хорошем русском посоветовал мне идти подальше и там — вдалеке — учить английский язык. Сам он в свободные часы отрабатывал перед зеркалом артикуляцию испанского.
В нашу последнюю встречу, незадолго до смерти, Николай Гаврилович сказал мне то, что не раз я слышал от него за долгие годы нашего знакомства:
— Да, тогда на суде победа была полной… Но знаете, Виктор Викторович, снятся мне и новорожденный, и девушка шестнадцатилетняя, и паром этот чертов, расплющенные автомобили, бензин потоком… Почему мы не заполыхали? А ты знаешь, что у меня в первом трюме было? И сейчас страшно вслух сказать. В Японии вручили сертификат на химикалии в первом номере — взрыв при соединении с морской водой. А воткнулись-то носом! Я же каждую секунду жду, что о воде в первом трюме доложат. И не решить никак: «Говорить?! Не говорить?! Говорить?! Не говорить?!» На пароме такая паника начнется — пятьсот пассажиров! Они и так ждут, когда бензин полыхнет или судно перевернется…