Страница 94 из 103
ПАВЕЛ. Очень приятно. Значит, я вам, так сказать, холодный внук. Ну, настоящий мой дед у Буденного служил, ежели брать по матери…
ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Очень приятно. Вы пока проходите, садитесь. Тут сразу не разобраться. Значит, холодный внук? А что, Аркадий, горячие тоже будут?
АРКАДИЙ. Обязательно. Но сейчас меня другое интересует: кого он с собой привел? Он, знаете ли, не такой серый, как кажется: на юридическом заочно учится и по семейному праву специализируется.
ПАВЕЛ. Пару слов конфециально разрешите?
Данила Васильевич отключается от странной действительности и крутит космический глобус Венеры.
ВАРВАРА ИВАНОВНА. Не «конфециально», а «конфиденциально»!
ПАВЕЛ. Извините! Пару слов конфи… конфед… циально?
ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Пожалуйста, пожалуйста, тут, как получается, все свои.
ПАВЕЛ. Я не совсем один… Тут деталь. У первой жены Ивана Филипповича была младшая сестра Зинаида, а ее родной сын Фаддей Фаддеевич Голяшкин на лестничной площадке ждет. Нет-нет, особенно не беспокойтесь! Он и сам сознает, что нам с вами как бы десятая вода на киселе, но… Одинокий он и, увы, горький пьяница… Я его сейчас из одного богоугодного заведения высвободил — опять пришлось служебное положение в личных целях использовать. Он у меня проживает и вообще-то, если конфециально, старик замечательный…
ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. О чем разговор? Пригласите его, пожалуйста.
ПАВЕЛ (облегченно и доверительно). Томится дядя Фаддей с похмелья. А пива-то мы по дороге нигде не встретили. У вас найдется чего?
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Есть датское пиво, мартини…
Появляется Фаддей Фаддеевич. Выглядит он прилично, если не считать фингала под глазом.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Душа горит, соплеменники! Потому не токмо пивка, но, некоторым образом, чего крепленого глоток!
ИРАИДА РОДИОНОВНА. Безугольник ты, Фаддеич, да абазурик! От усохшего он дерева корень, Данила Сергеич!
ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Васильевич я! Черт вас всех подери!
ИРАИДА РОДИОНОВНА. Ты его, Сергеич, из кухни не выпускай!
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ (подделывается под ее говор). Гасподь простить меня, грешного, потому жисть провандалил честна… Где кухня?
ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Н-да, ситуация… Педрю монокль, как говорят французы, или рьен нуар, как, помнится мне, говаривала матушка.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Маня, проводи, пожалуйста, гм, дядюлю своего на кухню. Лед в холодильнике. Аркадий, а вы что-нибудь хотите выпить?
АРКАДИЙ. Нет, спасибо. Я ведь тоже мормон. Мы не употребляем даже чай и кофе. В здоровом теле здоровый дух! Суперсовременная кухня.
Маня и Фаддей Фаддеевич. Фаддей Фаддеевич снимает плащ. На пиджаке между лопаток нарисован мелом № 13 и скрипичный ключ.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ (выпивает рюмку, веселеет). Манечка, прелесть моя, а ты когда-нибудь думала, что… Видишь ли, некоторым образом, возможно, что всемирная, некоторым образом, красота и цивилизация во вселенной создаются для вас — женщин — или во имя женщин, благодаря женщинам, — но это, милая моя красавица, никак не доказывает, что вы — люди!
МАНЯ. Почему у вас на спине «тринадцать» написано?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Мое любимое число. Я его всюду и всегда изображаю. Плюнь, однако, голубка, на ладошку да и сотри это числительное к чертовой бабушке: здесь, некоторым образом, иностранцы будут — не поймут еще…
МАНЯ (плюет на ладошку и трет пиджак). А почему мужчины пьют водку, если они люди?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Потому что они не люди, а свиньи.
МАНЯ. Здесь еще скрипичный ключ нарисован, его стирать?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Какой, какой ключ?
МАНЯ. Скрипичный.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Гм… А! Вместе со мной композитор сидел вовсе без документов, и нас вытрезвительные мильтоны, поперву, некоторым образом, перепутали. Стирай и ключ! А ты, верно, в музыкальной школе учишься?
МАНЯ. Ага. Вы как к Шостаковичу относитесь?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Шостакович? Шашлык на сковороде! То есть без шампура шашлык. Проще нашему брату надо, проще! Я вот, голубка, фикусы люблю. Они, знаешь, кто? Они дворяне в мещанстве. И нынче все люди на земле, которые цивилизованные, и есть именно дворяне в мещанстве. Усекла?
Маня задумывается и глядит на свое отражение в стекле кухонного шкафа.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ (пропускает еще полстаканчика). А ты, Маня, заметила, что стремление к зеркалу у женщин обостряется после умственного разговора с мужчиной? Заметила? Вот потратишь на женщину интеллект, выложишься, как вот я с тобой, сам поверишь, что нечто сокровенное, некоторым образом, важное, сложное, серьезное им в голову вложил, а дамочка вдруг — шасть к зеркалу и губки красит! Это знаешь почему? Потому что дамочка возбудилась все-таки твоей серьезной мыслью, идеей! А выпустить из себя эту умственную возбужденность обратно на свободу ваша сестра только и может, что через зеркало!
МАНЯ. Там, за зеркалом, что-то есть не только в сказках…
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ (отливает из графина в пустую молочную бутылку вина). Тсс, малютка! Это я на потом. Когда от многого берут немножко, — это, некоторым образом, не грабеж, а просто дележка… На утро надо. Никому не скажешь?
МАНЯ. Не скажу. Я знаю, вам поправиться надо будет.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Эхма, уже образованная; отец пьет?
МАНЯ. Нет, сейчас бросил. У него творческая неудача была, он загудел и по фазе сдвинулся. Потом мама к летчику-испытателю ушла, он и завязал.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Ты с ним сама осталась?
МАНЯ. Ага. А ваш Пашка кто?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Замечательный, некоторым образом, парень. Покрути ему шарики, покрути — у тебя получится, а то серьезный очень. Сам с малолетства вором был. Родители-то на целине сошлись, потом производитель где-то за горизонтом сгинул, а мать жива — это точно, в Омске прописана. Мотало ее, мотало по разным стройкам — все себя найти не может, его, некоторым образом, просто под забором бросила — курва, прости за откровенность. Пашка с малолетства правонарушителем рос, а потом одумался — и вот… (смеется) теперь сам в колонии по ним работает, по малолетним. Приголубь его, принцесса, а пока у входной двери рядом с кабаном зеркало видела? Сунь, малютка, за него бутылочку. У тебя неприметно получится. А я уходить буду — прихвачу. Только Пашке не проговорись!
Входит Галина Викторовна. У нее очень красивая прическа.
МАНЯ. Пойду на балкон наводнение смотреть.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Если а-ля фуршет, Маня, то надо будет бутерброды делать.
МАНЯ. Я вам не горничная, тетюля! (Уходит, незаметно прихватив бутылку Фаддея Фаддеевича.)
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Строптивая девчонка. Ну, а вы мне не помощник, Фома Фомич. Кстати, вам не надо пудры?
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Пардон, мадам, но пудру я уже не употребляю — изжога после нее. А зовут меня Фаддей Фаддеевич.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Извините. Имею в виду ваш фингал. Здесь большое общество собирается.
ФАДДЕЙ ФАДДЕЕВИЧ. Зубная паста будет как раз к месту.
ГАЛИНА ВИКТОРОВНА. Тогда пройдемте в ванну.
Павел смущенно топчется за диваном, на котором сидят Варвара Ивановна и Берта Абрамовна.
БЕРТА АБРАМОВНА. Посидите с нами, молодой человек. Этого молодого человека, Варвара Ивановна, Павлом зовут, он белобрысый, сутулится.
ПАВЕЛ (садится с ними). Спасибо за приглашение, но мне, если конфециально, надо бы за дядей Фаддеем приглядеть…
ВАРВАРА ИВАНОВНА. Кон-фи-ден-циально! А мы вот, Павел, с Бертой Абрамовной боевые подруги. Нас и ранило вместе под Тихвином. Потом, когда я совсем зрение потеряла, Берта Абрамовна меня разыскала. Теперь вместе живем. Мешаю я ей, конечно, ужасно!
БЕРТА АБРАМОВНА. Не надо так! Неверно вы говорите! Мы обе друг другу необходимы!
ВАРВАРА ИВАНОВНА. А Даню и Васю давно знаете?
ПАВЕЛ. Минут пять. Хотя Данилу Васильевича по телевизору видел. Когда «Венеру-шесть» запустили.
ВАРВАРА ИВАНОВНА. Даня никогда не повторял ошибок, которые они совершали вместе с Васей. Вася повторяет. И делает это даже специально. Он этим как бы бросает вызов фортуне. Они ссорились с самого детства: выпихивали друг друга из кроватки, как кукушонок выпихивает воробьят или кого он там выпихивает.