Страница 38 из 74
Вернемся к болезням. Здравоохранение — это общественное благо. Борьба с болезнями выгодна не только тем, кто уже болеет, но и всем остальным, потому что она уменьшает вероятность того, что они заболеют в будущем. Однако мы как частные лица, не хотим вкладывать большие средства в эффективное здравоохранение. С какой стати я должна платить за чье-то здоровье, если я не обязана? Уловить прямую личную выгоду очень сложно, и я убеждена, что и остальные не будут платить свою долю ради моего здоровья и благополучия.
Более того, в глобальном мире, где международные путешествия и торговля являются привычным делом, здравоохранение становится глобальным общественным благом. Всем жителям западных городов пойдет на пользу, если меньшее число бедных жителей Африки и Азии будут болеть туберкулезом, потому что это уменьшит наш с вами риск заражения этой болезнью. За последние годы в некоторых городах США и Великобритании наблюдались вспышки туберкулеза, некоторые из них — в школах. Кроме того, чем лучше состояние здоровья и чем выше уровень благосостояния населения развивающихся стран, тем обширнее рынок для нашего экспорта — именно так можно трактовать слова Адама Смита в глобальном масштабе.
Хотя предупреждение болезней стало рассматриваться как глобальное общественное благо относительно недавно, выработка эффективной государственной политики совершенно необходима; за четыре года, прошедшие с момента публикации предложения о разработке вакцины против заболеваний, свирепствующих в развивающихся странах, и до момента написания этой главы в мире умерло почти 20 млн. человек. Предложение не стоило бы правительствам ни цента, если бы удалось создать эффективную вакцину. Концепция, собирающая сторонников с 1997 г., является одним из многих примеров того, как политики могут долго игнорировать новые экономические идеи. В 2000 г. страны-члены ООН пришли к соглашению о создании фонда для борьбы с ВИЧ/СПИДом, туберкулезом и малярией. Соглашение вступило в силу лишь в апреле 2002 г., но даже тогда была выделена только часть средств, необходимых для успеха проекта. Хотя, по меркам ООН, этот процесс занял довольно мало времени, частные лица, такие как Тед Тернер и Бил и Мелинда Гейтс, смогли гораздо быстрее собрать средства, необходимые для финансирования программы профилактической медицинской помощи.
Идея довольно проста: правительства стран либо на собственные средства, выделяемые из бюджетов на программы помощи, либо совместными усилиями — через Всемирный банк или ООН — обязались приобрести некоторое количество доз эффективной вакцины для профилактики любого из трех заболеваний, ставших чумой развивающегося мира — малярии, туберкулеза и штаммов ВИЧ, распространенных в Африке. Хотя правительствам и придется заплатить авансом деньги для сокращения распространения заболевания, в том случае, если удастся разработать эффективную вакцину, они больше не будут нести на себе финансовое и экономическое бремя болезней и преждевременной смертности.
Но от прекращения распространения заболеваний выиграют не только промышленно развитые страны. Потенциальные экономические выгоды от эффективной вакцины, например против малярии, для бедных стран огромны. По оценкам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в мире регистрируется примерно 300 млн. случаев заболевания малярией в год, из них 1,1 млн. — со смертельным исходом. Это приводит к сокращению численности рабочей силы и производительности труда, наносит ущерб экономике и забирает драгоценные денежные ресурсы из бюджетов здравоохранения. По данным ООН и Всемирного банка, одна только малярия замедляет темпы экономического роста более чем на 1 % в год. Это поражает. Согласно этим расчетам, если бы 35 лет назад в Африке удалось уничтожить малярию, то совокупный ВВП этого континента был бы сейчас на 100 млрд. долл. больше нынешних показателей в размере 440 млн. долл. Почти все случаи заболевания малярией отмечаются в развивающихся странах, причем 90 % из них — в Африке, хотя глобальное потепление способствует распространению болезни и в новые регионы. Дети и беременные женщины относятся к группе повышенного риска. Кроме того, наблюдается рост устойчивости возбудителей к лекарственным препаратам, которые используют для лечения заболевания.
Другие болезни лишь увеличивают бремя для экономики этих стран. Например, ВИЧ/СПИД в основном поражает людей в возрасте от 15 до 45 лет, т. е. самую продуктивную возрастную группу, тех, на ком обычно держится семья. По данным южноафриканской золотодобывающей компании Gold Fields, 26,5 % инфицированных ВИЧ и больных СПИДом среди ее работников делали добычу каждой унции золота на 10 долл. дороже. В начале 2002 г. компания объявила о том, что собирается заплатить за лечение, несмотря на высокие цены на антиретровирусные препараты, для того, чтобы снизить «СПИД-налог» на добычу золота до уровня 4 долл. за унцию. По оценкам ООН, к концу 2001 г. от СПИДа умерли 17 млн. человек, и были инфицированы 60 млн. человек по всему миру. Ущерб, который наносит это заболевание, является на сегодняшний день самой большой проблемой международного развития.
Несмотря на то, что этот рынок мог бы быть потенциально привлекателен для фармацевтических компаний, именно здесь возникают самые серьезные проявления неэффективности рыночного механизма. Во-первых, у людей нет достаточных стимулов принимать вакцину, потому что индивидуальный риск быть инфицированным часто низок, а цикл инфекции прерывается, только если вакцинировано большинство населения. Общественные выгоды гораздо выше частных. Поэтому без учета вмешательства государства размеры потенциального рынка гораздо меньше, чем может показаться при взгляде на количество случаев заболеваний. Это касается любых вакцин, и именно поэтому правительства либо требуют, либо настоятельно рекомендуют своим гражданам делать детям прививки, скажем, от кори.
Во-вторых, вакцинация приносит наибольшую пользу детям. Если они не заболеют, то когда будут взрослыми, смогут работать и зарабатывать, но в пять лет они не способны отложить эти будущие доходы для оплаты вакцины. Родители — это хороший, но не абсолютно надежный способ получить сегодня часть будущих доходов ребенка; обычно они готовы заплатить, но, как правило, сами зарабатывают меньше денег, чем их отпрыски будут зарабатывать в будущем, если вырастут здоровыми. И правда, если у большинства жителей Африки нет средств, чтобы купить противомоскитную сетку (ввоз которой часто облагается высоким налогом) для своих детей, то, как они смогут заплатить за вакцинацию.
В-третьих, потребители зачастую охотнее платят за лечение заболевания, чем за, возможно, еще не проверенные средства профилактики. Для того чтобы эффективность вакцины стала очевидной, должно пройти время. Кроме того, это еще и некоторый риск.
Так, например, совершенно очевидно, что вакцина против СПИДа — это глобальное общественное благо. Общественные выгоды появления ее на рынке во много раз превышают возможные частные выгоды. А это значит, что инвестиции компаний частного сектора в ее разработку будут малы. Без государственной поддержки они не смогут получить достаточно прибыли, чтобы оправдать необходимые объемы инвестиций. Действительно, в 1998 г. общая сумма средств, потраченных на исследования и разработку вакцины против ВИЧ, составила 300 млн. долл., причем большая часть этих средств, выделенных общественными фондами, была потрачена на основные исследования, а не собственно на разработку вакцины. Только 5 млн. долл. из общей суммы предназначались для исследований в развивающихся странах. Если не будет дополнительных стимулов, то эффективная вакцина появится только через несколько десятилетий, как на богатых рынках, так и на бедных.
Разработка нового лекарственного препарата стоит дорого, потому что необходимо проводить крупномасштабные тесты, кроме того, с момента первоначального открытия до первых продаж проходит довольно много времени. Если вспомнить еще о политической неопределенности, царящей вокруг мер против ВИЧ, и проблемах с доставкой медикаментов в развивающиеся страны со слаборазвитыми системами здравоохранения, то вы поймете, почему фармацевтические компании не проявляют большого интереса. Объем современного рынка вакцин в развивающихся странах составляет лишь 200 млн. долл. в год — слишком небольшой, чтобы какой-либо фармацевтической компании показалось интересным разрабатывать новые лекарства для этого рынка.