Страница 8 из 36
— Откуда тебе известно?
— Я сам однажды поймал себя на этой мысли…
— Да она просто нравится Перу, — прервал их Уэлш.
Воспоминание о Марии ему тоже всегда поднимало настроение.
…Как Йоцхак и напророчил голосом Пера в свой диктофон, Мария приехала в Заповедник на следующий день в русских «жигулях» — Прокурор Калиграфк стремился поддерживать престиж своих родственников в глазах партии краймеров, чтобы у партии всегда текла слюна, как хороший признак мотивации.
Мужчина средних лет, с внешностью католика и мефистофельским носом, оказался с ней рядом в машине. Своим появлением он несказанно удивил Персонал: было хорошо известно, что никакие христианские миссии не работали сейчас в этом районе.
Они остановились перед Резиденцией Министра.
— Не делайте пока никаких резких движений, Магнус! — крикнула Мария незнакомцу поверх синей крыши «жигулей», когда они вышли. — С вами сначала познакомится Комендант…
— Какие движения здесь считаются резкими? — спросил, в свою очередь, тот, кого назвали Магнус. — Могу ли я отойти от машины на два шага? — попытался он шутить, но через минуту добавил:
— Да, такое ощущение, что ты на мушке…
— Два шага можно, — сказала Мария равнодушно. — Но не бегите пока собирать землянику в лес. За вами следит снайпер…
Приезжий покосился на крыши Резиденции.
— Как только Комендант осмотрит вас, с вас сразу снимут прицел, — обнадежила его Мария и скрылась в дверях Резиденции.
Строили в Большой Империи безбожно — фантазия у архитекторов, несомненно, была опасной, и только плохие технологи не позволяли им разнуздать ее, как хотелось бы. В результате, крыша у Резиденции напоминала крышку от кастрюли, которую как бы накрыли временно, не зная пока, что еще добавить в суп. Резиденция была той архитектуры, где чересчур близко к сердцу принимают стандарты и равенство: комнаты для гостей правительства помещались в один ряд в три этажа, и поэтому Резиденция больше напоминала пансионат для престарелых, чем Загородный Дом для Начальника Империи.
Приезжий едва успел взять сумку с переднего сиденья, когда выросший неожиданно как из-под земли слуга влез за руль и, ни слова не говоря, загнал «жигули» под навес в глубине леса. Так же неожиданно вырос перед ним другой человек в неинтересной униформе.
— Господин Магнус! — выкрикнул он по-военному. — Хотя вы записаны гостем члена семьи Прокурора Калиграфка, комната вам отведена в Резиденции Министра, но мы рекомендуем не заводить никаких разговоров с обслугой, и тем более — с членами семьи Министра!
Он сделал знак рукой, и Магнус послушно двинулся вслед за ним вверх по лестнице.
Сразу за парадной дверью начинался продолговатый холл с неуютно высоким потолком, который можно было бы «приблизить» к полу «хоть бы большой люстрой, что ли…», — машинально подумал Магнус. Вслед за военным провожатым он свернул в коридор с коротким рядом одинаковых дощатых дверей, одну из которых перед ним открыли.
Магнус переступил порог и оказался в обычном трехзвездочном люксе.
— Надеюсь, вы нам не причините беспокойства, — произнес слуга вместо какой-нибудь стандартной любезности перед тем, как исчезнуть.
Магнус бросил сумку на широкое ложе у стены — обычный жест гостя с дороги, и, следуя привычкам постояльцев всего мира, только что въехавших, вторым своим шагом он приблизился к окну — вместо лесного пейзажа он увидел в окне фигуру с кривым колесом ног и лицом сильно испитым. Существо пристально глядело на него сквозь стекло, потом ткнуло впереди себя палкой с вырезанными, как у пастушка, узорами по коре, требуя, наверное, чтобы ему открыли.
Магнус нащупал шпингалеты и толкнул створки наружу.
— Дайте на вас посмотреть, — сказал испитый, отступая на шаг и как бы прицениваясь к пиджаку Магнуса.
Магнус молчал.
— Так, все в порядке, — произнес минуту спустя Странный. — Я здесь Комендант. Я люблю оценивать приглашенных по одежке. Мне кажется, вас на время можно оставить в покое, временно вы внушаете мне доверие.
— И когда это «временно» закончится? — спросил Магнус.
— Вместе с вашим пребыванием в Заповеднике.
«Вы очень гостеприимны» — хотел поблагодарить Магнус, но кривоногий сбил его с этой хорошей мысли заносчиво:
— Не позднее чем в двадцать четыре часа после окончания лекции, которую вас пригласили сюда прочитать в присутствии дочери Министра и Будущей Матери Наследника, девицы Ольги.
Он вдруг сделал «кругом» и поколесил прочь на своих столь кривых ножках, что даже кавалеристский полк рассмеялся бы ему вслед, но в окне вдруг возникла Мария, и от неожиданности Магнус всего лишь осклабился.
— Сейчас он отдаст команду, и у вас пройдет ощущение, что в вас целятся, вот увидите…
Мария прошлась взад-вперед перед окном. Она отнюдь не улыбалась.
— Ну вот, теперь все, — наконец произнесла она, еще выждав минуту. — Теперь идемте, тут у нас тоже есть иностранцы, я вас познакомлю.
— Я не люблю иностранцев, — буркнул Магнус и вдруг почувствовал, что в него больше не целятся, отчего вылез нечаянно прямо через окно и спрыгнул на землю.
— Правда? У нас тоже соотечественники не любят друг друга, — согласилась с ним Мария.
— У вас это поправимо, у вас это временное помрачение духа, — ответил Магнус, оказавшись с ней рядом, — а вот Цивилизация больна безвозвратно…
Мария равнодушно пожала плечами и пошла вперед.
Персонал Станции воззрился на пришельца с таким выражением лиц, как будто не столько изучал, сколько дивился тому, чего это он здесь делает? Все замерли и некоторое время молчали.
— Магнус, Истома, — наконец представила им своего спутника Мария. — Художник. Путешествует. Читает лекции по новой энергетике. Я правильно выразилась? — спросила она у гостя.
Тот склонил голову в знак согласия.
— Вы сейчас откуда? — спросил Йоцхак.
— Последнее время живу в Москве, — ответил Магнус.
— И давно здесь, в столице? — опять спросил Йоцхак… потому что Пер как воды в рот набрал, а Дермот — тот никогда и не считал своим долгом разговаривать.
— Я наездами здесь уже второй год… А вы служите при посольстве? — в свою очередь спросил Магнус, Истома.
— В Империи сейчас нет посольства, — опять за всех ответил каким-то тоном Йоцхак Смоленскин. — Мы обслуживаем Станцию правительственной связи с Большим Конгрессом. Мария, радость наша, — поменял свой «тон» Йоцхак, которому было в этом не занимать, — главный техник Пер мечтал получить горячий чай из твоих… черт подери, непростительная оговорка… Я хотел сказать — вообще из женских рук.
— Но у нас есть напитки и погорячей, — вставил, наконец, свое слово и Дермот Уэлш. — Надеюсь, мы посидим в Домике, а не на этом треклятом «свежем воздухе», полном комаров.
— Супермен Дермот однажды был прострелен в трех местах сразу, — объяснил Йоцхак, — и даже не вздрогнул, но бледнеет от одного только писка комара.
— Пойдемте, Магнус, я немного поухаживаю за ними, — пригласила Мария всех в Домик Персонала.
Пер пропустил Марию вперед, Художник ревниво поспешил вслед.
— А в чем состоит ваша наука? — спросил Йоцхак Смоленскин, устраиваясь в кресле со стаканчиком виски со льдом, которое всем налил Уэлш.
— Я читаю ряд лекций, которые в двух словах не объяснишь, — сказал Магнус с улыбкой на тонких католических губах.
— Попробуйте, господин Истома, вам надо потренироваться, — поддержала Мария просьбу оператора Станции по связи с Большим Конгрессом.
— Да, господа, дело в том, что я приглашен сюда почитать о духовных тайнах земли самим членам правительства, — ответил Магнус, покосившись в сторону Пера.
— Главное, Магнус, — вовсе не членам. Главное — я привезла вас сюда из-за Ольги.
Мария поставила свой стакан с растаявшим кубиком льда и обратилась к ним своим ровным, твердым, редкостным для аборигенки голосом.
— Вы знаете, господа, девица Ольга, наша бедная девочка, очень набожна и очень несчастна, она так близко к сердцу принимает беды и несчастья нашей очаровательной Империи, что почти не осушает глаз. А тут еще из-за опасного общественного кризиса ее будут торопить стать Матерью Наследника нашей священной власти. Надеюсь, все здесь понимают, что зачинать ребенка в таком состоянии опасно. Ольге требуется скорая духовная помощь, а наши жрецы — это же ни для кого не секрет — под своими одеждами носят только свои вожделения. Если до переворота у наших жрецов еще только и было одно на уме, когда они смотрели на женщину или на мальчика, то сегодня уже никто не может поручиться, есть ли вообще у них теперь что-нибудь на уме.