Страница 9 из 16
«Теперь к Лубянкину, дружок! — велел мне Бабекус, словно я был его извозчиком. — Передам в Центр, и сегодня ночью — десант!…»
«Надо его остановить», — подумал я.
И в моей башке вспыхнула картина мести Лехи Коробкина своему однокласснику Севке Меринову, который однажды втолкнул его в женский туалет.
«Послушайте, Бабекус, — сказал я, — а вы не боитесь с такой ценной информацией в моей голове ходить без оружия?»
«Н–да, — согласился Бабекус. — Риск, конечно…»
«Хотите, раздобудем пистолет? — торопясь, предложил я. — Я знаю способ!»
Бабекус заколебался.
«Ладно, валяй!» — разрешил он, и я начал выбираться из–под бюста.
Я перебежал через пустой зал, по коридору до лестницы и очутился во дворе. Тут наконец я увидел повстанца.
Дядя Костя Орленко сидел в сквере на скамейке и курил.
– Дядь Кость, — подходя, позвал я, — помогите мне дверь починить…
– Какую дверь? — лениво спросил он. Карман его неудержимо оттягивался под тяжестью оружия.
– Вон ту. — Я указал на синюю кособокую будку уборной.
– Ту?… — недоверчиво пробормотал он, поднимаясь.
Следом за мной он неохотно дошел до нужника и спросил:
– И чего надо сделать?
– Внутрь заходите, — тараторил я, заталкивая его внутрь. — И держите здесь…
– Здесь? — уточнил он, прижимая пальцами отскочившую дверную петлю на косяке. — А зачем тебе?… А–а–а!!!
Он заорал как не знаю кто, когда я прищемил ему пальцы дверью, закрыв ее и заперев на вертушку..
– Отпусти!! — ревел он и не мог вытащить пальцев, скрючившись в неудобной позе.
– Тихо, дядя Орленко, — сказал я и, волнуясь, сунул руку ему в карман.
– Диктаторец?… — отчаянно спросил Орленко.
– Да! — гордо вылез Бабекус. Я нашарил и вытащил пистолет.
«Молоток! — Похвалил меня Бабекус. — А этого пристрелим».
Орленко засопел.
– Убивай, но не здесь, — мрачно сказал он. — Совесть поимей хоть немножко…
Я повернул вертушку и распахнул дверь. Орленко медленно распрямился. Я держал его на прицеле.
– Иди–иди, — сказал Бабекус, ткнув его пистолетом в живот.
Орленко заложил руки за спину и, перешагивая порог нужника, на мгновение застыл, глядя в ослепительное небо.
Я тоже вышел из уборной.
– Вставай к столбу, — велел Бабекус Орленке.
– Прощайте, друзья… — тихо сказал Орленко шумящим липам в сквере и неподвижным составам на путях.
Понурый, он пошел к столбу и негромко запел:
– «И все равно неудержимо паденье гнусного режима…»
Я начал поднимать пистолет.
«Погоди, дай дойдет!…» — упиваясь сценой, одернул меня Бабекус.
«Эй, Бабекус, отвлекись», — окликнул его я, нацеливая пистолет себе в лоб.
«Ты чего??!!» — завизжал Бабекус, и я почувствовал, как он вцепился в рычаги управления мною.
Я напряг все силы. Пот прошиб меня. Ствол пистолета уткнулся в висок.
«Поганец!!!» — завыл Бабекус.
И я нажал курок.
Удар обрушился на мою голову. Вокзал, скверик, пути вдруг опрокинулись, и бригадир Орленко вдруг полетел в небе, будто и вправду орел.
P . S . В свези с гибелью бабекуса мне хочеца сказать нескоко слов собратъем–литераторам. Настоящий песателъ долен очень большое вниманее уделять моментам смерти героив. Так, напремер, массовый от–рецательный гирой должен умерать быстро и весело, сковырнулся — и конец. А главный отрецательный герой должин перед смертью выть, шыпетъ, царапаца, кусаца, вижять и ползать на коленях, чтобы развен–чаца в глазах четателя. Главный же положительный гирой должин умирать в момент подвига, всегда вни–запно и медлино: должен споткнуца, упасть, встать, упасть, привстать уже не до конца, цыпляясь за березу, упасть, проползти лежа и токо потом умереть совсем.
ГЛАВА 10. Как погиб десант
– Эй, пацан, ты чего?… — тормошил меня бригадир Орленко, пристально вглядываясь в лицо.
– Н–не знаю… — без голоса ответил я и с трудом приподнялся на локтях.
Я лежал в дорожной пыли на полпути между уборной и столбом. Невдалеке за липами желтел вокзал. По путям медленно катились цистерны. В моих глазах из всеобщего небесного сияния неохотно сконцентрировалось солнце, и я различил лицо Орленки.
– У тебя–солнечный удар? — подсказывающее спросил он.
– Ага… — для конспирации согласился я.
– А что в уборной делал?…
– Что–что!… — разозлился я. — Что и все, ничего нового!…
– Ну–ну, — недоверчиво отступился тот и помог мне встать.
В его кармане тяжело лежал пистолет, из которого я застрелил Бабекуса. «Вытащил уже и проверяет, помню я чего или нет», — догадался я про Орленку.
– До дому довести? — спросил бригадир.
– Сам дойду, — ответил я ему.
До угла улицы Ингмара Бергмана он выслеживал меня и крался в акации. Я не выдержал и перебежал через огород Залымовых. Он за мной не полез, но долго торчал у забора, вытягивая шею. Потом его заметил потомственный рабочий Илья Петрович Фланг, засрамил и погнал на работу.
Я еще придумать не успел, что мне теперь делать, как в переулке Робеспьера увидел дядю Толю и Лубянкина.
Они, без сомнения, шли к Поповым.
– Эй, Бабекус!… — вскинулся Лубянкин, увидев меня.
Форы оставалось минуты три, и я очертя голову бросился к Барбарису.
– Борька!… — отчаянно крикнул я, подлетая к воротам их дома. — Открывай!…
Барбарис полз медленно–медленно, как инвалид войны и труда сразу.
– Скорее!… — вопил я.
Он вытащил щеколду из петель.
– Ты чего? — спросил он, открывая. — Сегодня все какие–то чокнутые…
– Молчи! — велел я, захлопнув створку ворот. — Слушай меня! Сейчас чеши на вокзал и найди товарища Палкина! Передай ему: дядя Толя, Лубянкин и Рыбец — диктаторские шпионы! Сегодня ночью — десант!…
– Чего?… — ошалев, пробормотал Барбарис. — Вовтяй, ты чего городишь?…
– Тупарь, дундук!… — разозлился я. — У меня времени — шиш да маленько!… Толстый, жирный, поезд пассажирный!… Помнишь, что Карасев нам впрягал?
– Ну. Сто раз слышал.
– Так вот, это правда! А на станции у мятежников Штаб! А сама станция — Карта!
– Погоди, что–то я не врубаюсь, — забеспокоился Барбарис. — Какие, блин, мятежники?…
Но тут ворота толкнули, и в щель всунулся дядя Толя.
– Ты куда девался? — спросил он у меня.
– Потом объясню, — тоном Бабекуса ответил я.
– Борька, вали отсюдова, — велел сыну дядя Толя.
– Ты чего, бать?… — начал было Барбарис, но дядя Толя молча поднес к его носу кулак.
– Борька, иди в дом, а то убью, — спокойно повторил он.
Барбарис побледнел.
– Чокнутые все… — сказал он, уходя.
– Ну что, — спросил меня дядя Толя, — как результаты?
– Результаты превзошли все ожидания, — сказал я наобум.
– И что же?
– Нулевая группа секретности, — сказал я. — Сообщение только для генералитета.
Дядя Толя долго раздумывал с оловянными глазами.
– Лубянкин! — наконец окликнул он. — Забирай его!
Он толкнул меня в щель между створками. Лубянкин с другой стороны вцепился в рукав и вытащил меня к себе.
– Поступаешь в мое распоряжение, — сказал он.
– Слушаюсь! — ответил я. Дядя Толя высунулся из ворот.
– Набака фриба кабидо ка струп, — сказал он.
– Папарела, — ответил Лубянкин. — Аплидо. Брама ка пой.
– Ерепена крача, — на свой страх и риск вставил я.
– Само собой разумеется, — ответил Лубянкин и козырнул.
Дядя Толя захлопнул ворота. Мы пошли.
– Ночью сбросили контейнер, — поведал мне Лубянкин. — Попали в Батькино озеро. Я весь продрог, пока достал, трусы разорвал о корягу…
– Мне заштопать? — язвительно спросил я. Сладкий спазм опасности сжимал мой живот.
– Не хами, — не обиделся Лубянкин. — Там десант, три сотни гвардейцев…
– Так много?
– Как выйдет. Не мое дело — Рыбец. Мне приказано передать ей, чтобы первый батальон запустила на обеде, второй — в ужин.
– Очень хорошо, — отозвался я, ничего не поняв.
– Ты отнесешь их Рыбец, — приказал Лубянкин. — Похоже, за мной хвост. Кругом одни шпионы. Меня ВАСКА засветил.