Иная терра

— Вениамин Андреевич, вы дома? — раздался из-за тяжелой дубовой двери звонкий девичий голос.

Высокий седой мужчина лет шестидесяти на вид поднялся из-за тяжелого письменного стола, отложил в сторону толстую книгу и подошел к двери.

— Конечно, Настя, вы же видите — свет горит, — улыбнулся он стоящей в коридоре девушке.

— Вениамин Андреевич, вы извините, что я вас отвлекаю, но…

— Физика? — в голосе человека слышалось понимание.

— Ага… Вот, в университете дали сборники задач, а я тут никак разобраться не могу…

— Проходите, Настенька. Сейчас посмотрим, что там в вашей физике непонятного.

Через полчаса все стало понятно. Настя, сияя, чмокнула старика в щеку, отказалась от чашки чая и убежала. Вениамин Андреевич вздохнул и пошел ставить чайник. Хотя бы в одиночестве чаю попить, раз уж так оно вышло…

Спустя полчаса в камине уютно потрескивали настоящие древесные поленья, хозяин комнаты сидел рядом в старом глубоком кресле и невидяще смотрел в огонь. Горячий цейлонский чай в большой глиняной кружке медленно остывал на столе.

Вот всегда так. Как трое студентов сняли комнату в их огромной коммунальной квартире, так и началось. Сдадут экзамены или зачеты, отметят парой бутылок вина на брата и начинают свое веселье — музыка до середины ночи громкая настолько, что даже сквозь толстенные стены старинного дома доносится, смех и вопли всякие, и прочий бардак. Да и пошутить студенты были не дураки, порой довольно обидно. Слух у Вениамина Андреевича хороший, и он не раз слышал насмешливое «старый хрыч», «нищий инженерик» и тому подобное. Но не обижался — понимал, что в нынешнее время, в этом чертовом двадцать первом веке, прежние ценности почти утратили значение.

Он родился в две тысячи пятом году, за пятнадцать лет до катастрофы, от которой содрогнулся весь мир. Его сверстники мало чем отличались от современной молодежи, но самому Венечке, как его тогда называли, повезло — его родители были детьми настоящих петербуржских интеллигентов. Тех, которые никогда не позволяли себе даже в булочную за хлебом выскочить в драных трениках с пузырями на коленях, тех, кто удивленно поднимал бровь, услышав матерное ругательство в обыденной речи, но при этом умевших когда надо завернуть столь очаровательную в своей непристойности тираду, что никому даже в голову не приходило, что «в приличном обществе так не выражаются». Тех, кто не стеснялся в транспорте одернуть развалившегося на сиденье парня, вежливо попросив его уступить место стоящей рядом старушке или девушке. Настоящая петербургская интеллигенция. И Вениамин Ветровский с детства учился быть искренне вежливым, всегда достойно выглядеть и разговаривать, уважать тех, кто заслуживает уважения, и что самое главное — никогда не бросать в беде тех, кому в силах помочь.

Школу будущий инженер закончил на два года раньше сверстников, и с золотой медалью. А вот в институт поступить не успел — пришел две тысячи двадцатый год, и грянула катастрофа…

Его отец, служивший в российском посольстве за границей, погиб во время Рижского Взрыва, когда одну из столиц Прибалтийского Союза просто смело с лица земли. Мать, жившая с сыном в Петербурге, не пережила дальнейшей смуты — слишком много потрясений. Сердце пожилой женщины (к моменту смерти она разменяла шестой десяток) не выдержало.

А потом Вениамин наблюдал, как окончательно рушится все, что оставалось от любимой родителями и им самим России. Как забывается культура и родной язык, на смену которому приходит странный говор, наполненный исковерканными англицизмами, как стремительно теряют ценность понятия, которые он сам считал священными — верность, дружба, любовь, вера… Их заменили деловые отношения и секс ради секса, религия денег и выгоды. Его одноклассники — а ведь некоторых он считал достойными людьми и даже друзьями! — отвергали само понятие бескорыстности. Главной целью стало заработать как можно больше денег.

Разумеется, далеко не все пошли на поводу у взбесившейся толпы. Многие, очень многие пытались что-то делать — например, двоюродный брат Вениамина, Аркадий, получивший в наследство от заграничной родственницы несколько миллионов евро, на эти деньги построил прекрасный детский дом со школой, в которую набрал хороших педагогов и воспитателей. Увы, просуществовал этот дом недолго — Аркадий умер, получив осложнение пневмонии, а интернат каким-то образом сумели присвоить его деловые партнеры. Разумеется, в скором времени дети оказались переданы на попечение государственного приюта, учителя уволены «за ненадобностью», а добротное здание переоборудовано и отдано под очередной бизнес-центр.

После смерти Аркадия принял решение и Вениамин, на глазах которого рушилась и летела в пропасть мечта друга о хорошем детском доме для малышей, оставшихся сиротами. Он обменял оставшуюся от родителей роскошную квартиру на Васильевском острове на более скромную двухкомнатную в Приморском районе, недалеко от Черной речки, а на вырученные деньги поступил в университет. Молодой человек долго не мог определиться с выбором специальности и в результате пошел туда, куда звала душа. Спустя шесть лет он устроился на работу в Инженерную корпорацию Петербурга — одну из первых огромных компаний, которых впоследствии стало великое множество. Вениамин был прекрасным инженером, талантливым и образованным, и довольно быстро сделал карьеру. Заняв должность главы отдела новейших разработок, он начал получать достаточно высокую зарплату и со временем основал свою организацию, занимающуюся благотворительностью, «Надежду». В основном в ней состояли студенты — молодые люди и девушки, еще не испорченные царящим в мире денежным психозом. Они собирали средства на покупку детям необходимых вещей: одежды, игрушек, книг, учебников, устраивали экскурсии и выезды на природу в теплое время года, водили ребят в кино и театр, устраивали в приютах кружки и студии… На это уходила почти вся зарплата Вениамина Андреевича, себе он оставлял самый минимум — только на еду, квартплату и одежду.

Гроза грянула спустя пять лет с того момента, когда Вениамин был переведен на должность главы отдела. Его вызвали к директору филиала, и тот предложил успешному ученому основать новый филиал фирмы в Краснодаре.

— Вы талантливый человек, Вениамин Андреевич. Вы прекрасно знаете свою работу и умеете руководить. Весь ваш отдел молится на вас. И потому я предлагаю это именно вам, — говорил директор Сибирин, а инженер все ждал, когда же он перейдет к главному и что за собака зарыта в столь интересном предложении.

Наконец, добрались и до собаки. Сибирину до смерти надоело быть подчиненным владельцу корпорации и генеральному директору, он хотел работать на себя. И планировал открыть не новый филиал, а новую фирму. Все бы было ничего, если бы не два момента: во-первых, Сибирин хотел увести за собой весь отдел, но платить им те же деньги не мог, потому предложил хитрый договор, на первый взгляд крайне выгодный для управляющих сотрудников, так как в качестве заработной платы там числилась не стабильная сумма, а процент от прибыли корпорации. Но тот факт, что фирма теперь будет другая и, следовательно, прибыли ее значительно меньше, Сибирин намеревался поначалу скрыть — а когда сотрудники подпишут договора, будет уже поздно. Во-вторых, директор прекрасно понимал, что один он не сможет провернуть столь масштабный проект, и готов был делиться с главами отделов, дав пятерым по девять процентов акций, себе же оставив контрольный пакет — пятьдесят пять процентов. Но просто так отдавать такую внушительную часть дохода Сибирин, разумеется, не стал бы. У него была только половина суммы, необходимой для открытия новой фирмы. Вторую же половину он хотел по частям получить от будущих акционеров, в том числе — от Вениамина.

— Я знаю, что вы тратите очень мало денег, едва ли одну десятую часть своей зарплаты, — говорил он инженеру. — Следовательно, у вас скопилась достаточно большая сумма, которой с лихвой хватит на приобретение девяти процентов акций. Больше того, учитывая вашу ценность, как талантливого руководителя и ученого, я готов пойти на уступки и отдать вам не девять процентов, как всем, а тринадцать — таким образом, вы будете крупнейшим акционером после меня.