Страница 70 из 74
«Он не посмотрит наш спектакль! — думал господин Каскабель. — Что ж, тем лучше! Не будем жалеть об этом… Оно будет весьма милым, это представление… для дебюта труппы Каскабелей в пермском цирке! Ох, сколько хлопот, сколько суеты! Так недолго растерять все актерские способности… Я буду отвратителен в роли Фракассара! А раньше мне удавалось наполнить блеском оболочку этого доброго малого! Корнелия, судя по всему, чувствует себя не в своей тарелке! Жан только и думает что о Кайетте! Добросердечные Сандр и Наполеона тоже чуть не плачут при мысли о расставании с «перепелочкой»! Ах, дети, дети, какой провал ожидает нас сегодня вечером! Только невозмутимый и непотопляемый Клу поддержит кое-как репутацию труппы!»
Господину Каскабелю не сиделось на месте, и он отправился за новостями. В таком городишке, как Пермь[199], все моментально узнают, что и где произошло. Наркины — известная и уважаемая фамилия в этих краях… В случае, если господин Серж попал в руки полиции, слух о его аресте немедленно распространится по городу… Дело станет предметом пересудов… А может, графа Наркина уже бросили в пермскую каталажку и он томится там в ожидании суда!
Вот почему господин Каскабель поручил Клу заниматься приведением манежа в божеский вид и отправился бродить по улицам. Он прошелся туда-сюда вдоль Камы, где лодочники занимались своими обычными делами, по верхней и нижней частям города, где жители, как всегда, не отрывались от своих ежедневных хлопот. Он вступал в беседы… подслушивал, не подавая виду… Ничего! Ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к графу Наркину!
Но душа его все равно была не на месте, а потому он вышел на дорогу к поместью Вольскому, которую полиция не миновала бы, если бы задержала господина Сержа. И каждый раз, завидев вдалеке группу прохожих, он уже воображал, что это казачий конвой сопровождает бедного узника!
В смятении от подобных мыслей господин Каскабель не думал даже о жене, о детях, о самом себе, о том, какие неприятности ожидали их в случае ареста графа Наркина! И правда, властям не составило бы никакого труда узнать, каким образом политический преступник вернулся на русскую землю и кто ему помог! Это дорого обошлось бы семейству Каскабель!
Пока Цезарь прогуливался по городу и высматривал господина Сержа на дороге в Вальское, в манеж около десяти часов явился некий человек и спросил господина Каскабеля.
В этот момент Клу-де-Жирофль в одиночестве сражался с облаком пыли, поднятым им в середине арены. Он выглянул из него, заметив незнакомца — с виду простого мужика. Клу не знал по-русски точно так же, как мужик не понимал ничего из того, что выдавливал из себя Клу, а потому они долго добивались взаимопонимания. Клу не разобрал ни единого слова, когда его собеседник выразил желание поговорить с хозяином. И тогда мужик сделал то, что должен был сделать с самого начала: протянул Клу письмо, адресованное господину Каскабелю.
Теперь до Клу наконец дошло, что от него требуется. Письмо, на котором начертано славное имя Каскабелей, могло предназначаться только главе семейства… если только не госпоже Корнелии… или господину Жану… а то и господину Сандру или госпоже Наполеоне…
В конце концов Клу взял письмо, показав жестом, что он берется передать его своему хозяину. Затем, после продолжительных и сердечных рукопожатий он проводил мужика, так и не сообразив, откуда тот взялся и кто его послал.
Четверть часа спустя, когда Клу намеревался пойти передохнуть к «Прекрасной Колеснице», у входа на арену появился господин Каскабель, расстроенный и взвинченный как никогда.
— Господин хозяин! — сказал Клу.
— Ну? Чего?
— Я получил письмо.
— Письмо?
— Да, его принесли только что…
— Мне?
— Вам.
— А кто принес?
— Какой-то мужик…
— Какой еще мужик?
— Ну-у… простой мужик… если только это мужик…
— Дай сюда! Бормочешь черт знает что, недотепа!
Господин Каскабель выхватил письмо, увидел адрес, написанный почерком господина Сержа, и побледнел так, что верный слуга воскликнул:
— Господин хозяин, что с вами?
— Ничего!
Ничего? А меж тем этот столь энергичный и полный сил человек чуть не упал в обморок.
Что в письме? Почему господин Серж написал Каскабелю? Очевидно, он хотел поведать о том, что помешало ему вернуться в Пермь еще ночью! Или он все-таки уже арестован?
Господин Каскабель вскрыл письмо, протер как следует сначала правый глаз, затем левый и прочитал содержание на одном дыхании.
Как он заорал! Подобный крик исходит из полуудавленной глотки! Перекореженное лицо парализовала нервная судорога, глаза побелели; он пытался что-то сказать, но не мог произнести ни звука!
Клу решил, что его благодетель сейчас умрет от удушья, и начал развязывать ему галстук…
Но тут господин Каскабель резко подпрыгнул и сильнейшим ударом ноги послал ближайший стул в самые дальние ряды манежа. Он закружился в неистовом танце и вдруг отвесил Клу отменный традиционный пинок в не менее традиционное место… В данных обстоятельствах тот не дерзнул нанести обычный ответный удар: неужели господин Каскабель внезапно помешался?
— Эй, хозяин! — воскликнул Клу. — Мы что, репетируем новый номер? Или мы уже на представлении?
— Ага… на представлении! Никогда еще не бывало у нас такого огррромного прррраздничного пррредставления!
Клу не оставалось ничего, кроме как смириться с таким ответом, что он и сделал, потирая место пониже спины, так как подобные удары он получал действительно по самым большим пррраздникам!
Тут господин Каскабель взял себя в руки и с таинственным видом склонился к самому уху Клу:
— Послушай… Ты ведь не болтун?
— Я? Ну что вы, хозяин! Я никогда никому не выдавал того, что мне доверяли по секрету… если только…
— Тсс! Хватит! Ты видишь это письмо?
— Письмо мужика?
— Да-да! Если ты кому-либо только заикнешься, что я его получил…
— Понял!
— Жану, Сандру, Наполеоне…
— Хорошо, хорошо…
— А особенно Корнелии, моей дражайшей супруге, то клянусь, я те6я набью соломой, как чучело…
— Живьем?
— Конечно, живьем! Чтобы ты прочувствовал, что это такое, балбесина!
После такой угрозы Клу задрожал всем телом.
Затем господин Каскабель схватил беднягу за плечи и прошептал ему предельно самодовольным фатовским тоном:
— Ты же знаешь, как ревнива Корнелия! А видишь ли, Клу… или ты видный мужчина, или нет — третьего не дано! Очаровательная женщина… Русская княгиня! Она пишет мне! Назначила свидание! Пойми! Правда, с тобой этого никогда не случится… с твоим-то шнобелем!
— Это точно, — промямлил Клу, — если только…
Но никто так никогда и не узнал, что он хотел сказать!
Глава XIV
ГРОМОВЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ
Пьеса, носившая сколь оригинальное, столь и привлекательное название «Разбойники Черного леса», представляла собой замечательное произведение драматического искусства. Сотворенная по старинным канонам, она покоилась на принципе единства времени, места и действия. Введение ясно обрисовывало характерные персонажи, интрига завязывалась крепким узлом в середине и счастливо разрешалась в финале; хотя финал без труда предугадывался, он производил превосходное впечатление. Не обошлось здесь и без «сцены борьбы», требуемой самыми притязательными современными критиками, и эту сцену сделали действительно добротной.
Впрочем, вряд ли стоило ожидать от Цезаря Каскабеля одной из модных ныне пьес, где все детали частной жизни переносятся на подмостки и где если преступление и не торжествует, то и добродетель не вознаграждается сполна. Нет! В заключительной сцене «Разбойников Черного леса» по всем законам жанра невинность одерживает триумфальную победу, а зло наказывается самым подобающим образом. Жандармы появляются в тот самый миг, когда кажется, все погибло, и как только они кладут руку на плечо злодея, зал сотрясается от аплодисментов.
[199] Население Перми в конце XIX века (1897 г.) составляло 45 403 человека.