Цезарь Каскабель (иллюстр.)

Якуты-кочевники — всегда на лошади и с ружьем — владели многочисленными стадами оленей, разгуливавшими по тундре. Те, что оседло жили в деревнях и городках, занимались в основном рыбной ловлей в тысячах притоках, впадавших в большую реку на ее пути к Ледовитому океану.

Однако, хотя якуты не лишены всяческих гражданских и личных добродетелей, нужно признать, они злоупотребляют табаком и, что более опасно, самогоном и другими алкогольными напитками.

— Их можно понять и простить в какой-то мере, — заметил Жан. — В течение трех месяцев в году они пьют только воду и едят одну кору.

— Вы хотите сказать — корку хлеба, господин Жан? — спросил Клу-де-Жирофль.

— Нет, кору деревьев. Конечно, после таких-то лишений небольшая разрядка просто необходима!

Кочевники жили в юртах — что-то вроде палаток конической формы из белой материи, а оседлые якуты — в деревянных домах, выстроенных в соответствии со вкусом и привычками хозяев. Их заботливо ухоженные жилища имели крутые крыши, скаты которых способствовали быстрейшему таянию снега под апрельским солнцем. Уютный и чистый городок Максимов радовал глаз. Мужчины приятны на вид, с открытым, ясным взглядом и печатью достоинства на лицах, женщины милы и не лишены изящества, несмотря на татуировку, украшавшую их щеки. Они отличались большой скромностью, строго соблюдали обычаи, а потому всегда носили длинные юбки и никогда не показывались на улице с непокрытой головой.

Якутские вожди, которые сами себя называли «кинээс»[168], и старцы — «старшины», то есть уважаемые старейшины края, сердечно приняли гостей. Эти славные люди спорили между собой за большую честь — приютить и угостить за свой счет необычных путников. Но, душевно поблагодарив их, Корнелия согласилась сделать приобретения только за плату и, в частности, попросила пополнить свой запас керосина для растопки кухонной плиты.

«Прекрасная Колесница» произвела неизгладимое впечатление на якутов, никогда не видевших и не слышавших о бродячих артистах. Множество якутов обоих полов навестили фургон Каскабелей, и его хозяева ничуть не жалели об этом. В этих краях кражи — очень редкое явление, даже в отношении иностранцев. А если это случается, то скорое возмездие неотвратимо. Как только преступника уличают в содеянном, его публично секут хлыстом. Вслед за телесным следует и моральное наказание: опозоренный на всю жизнь вор лишается всех гражданских прав и никогда уже не возвратит себе право называться «честным человеком».

Третьего апреля «Прекрасная Колесница» вышла на берег Одена[169], небольшой речки протяженностью пятьдесят лье, впадающей в Анабарский залив.

Погода, которая до сих пор баловала путешественников, начала меняться, и вскоре грянули проливные дожди, вызвавшие обвальное таяние снегов. Ливни продолжались целую неделю; экипаж тонул в грязи и не раз застревал в весьма опасных топях, пересекая болотистые места. Так в этих высоких широтах объявила о своем приходе весна; средняя температура уже устойчиво держалась на уровне двух-трех градусов выше нуля.

Переход дался с большим трудом. Господин Серж и Цезарь Каскабель мысленно поздравляли себя с расторопными и сильными помощниками — русскими матросами.

Восьмого апреля, пройдя сорок лье от Максимова, «Прекрасная Колесница» остановилась на правом берегу реки Анабар.

Еще не поздно перейти этот водный поток по льду, хотя ниже по течению реки уже начался ледоход. Грохот от столкновении ледяных глыб, увлекаемых течением в залив, слышался издалека Неделю спустя пришлось бы искать какой-нибудь брод — весьма нелегкая задача, так как вода прибывала очень быстро из-за бурного таяния снегов.

Тундра расцвела новым ковром зелени, которая пришлась вкусу оленям. На карликовых деревьях распустились почки. Меньше чем через три недели первые листья прорвут бутоны на ветках. Оживут тощие скелеты деревьев, казалось, высушенные зимним холодом.

Там и тут отдельные лиственницы и рощицы берез покорно трепыхались под дуновениями ветра. Северная природа возвращалась к жизни под благотворным теплом апрельского солнца.

По мере удаления от побережья местность становилась более людной. Иногда маленькая труппа встречалась со сборщиком налогов, разъезжавшим из деревни в деревню. Путники останавливались, обменивались приветливыми словами с бродячим чиновником, угощали его стаканом водки, которую тот вкушал с превеликим удовольствием. Затем они разъезжались, пожелав друг другу счастливого путешествия.

Однажды «Прекрасная Колесница» пересеклась с этапом каторжников. Несчастных приговорили к работам на соляных копях; казаки гнали осужденных на Дальний Восток[170], не жалея ни нагаек, ни ругани. Разумеется, начальник конвоя не обратил ни малейшего внимания на господина Сержа; но Кайетта, по-прежнему не доверявшая русским морякам, подметила, что те тоже старались не попадаться казакам на глаза.

К девятнадцатому апреля «Прекрасная Колесница», одолев еще семьдесят два лье, остановилась на правом берегу Хатанги, впадающей в одноименный залив. Ледяной мост, а вместе с ним и возможность традиционной переправы на противоположный берег исчезли. Вниз по течению проплывали немногочисленные льдины; ледоход заканчивался. Поиски брода, конечно, надолго задержали бы труппу, если бы полуверстой выше по течению Ортик не обнаружил мелководье. Перешли не без труда, так как фургон погружался по самые оси. Затем в двадцати пяти лье от реки путешественники встали лагерем у озера Еж[171].

Какой контраст с однообразием пейзажа тундры! Словно оазис в песках Сахары. Представьте себе зеркало кристально чистой воды, окруженное поясом вечнозеленых деревьев — сосен и лиственниц, густым кустарником, оживленным весенней зеленью, пурпурной россыпью прошлогодней брусники и только что распустившимися цветами черники, красной смородины и шиповника.

В густых зарослях к востоку и западу от озера Ваграм и Маренго играючи нападут на след мохнатой или пернатой дичи, как только господин Каскабель отпустит их на волю.

Поверхность озера рассекали клинья уток, гусей и лебедей. Воздух разрезали возвращавшиеся из центральных районов Азии журавли и аисты. Пленительное зрелище, казалось, напрашивалось на аплодисменты.

Никто не возражал на предложение господина Сержа остановиться здесь на двое суток. Лагерь разбили на мысу, под сенью высоких лиственниц, верхушки которых нависали над водой.

Записные охотники, подхватив ружья, удалились в сопровождении Ваграма, пообещав не увлекаться. Не прошло и четверти часа, как послышались выстрелы.

В это время господин Каскабель, Сандр, Ортик и Киршев решили испытать свое рыбацкое счастье на берегу озера. Они вооружились удочками, оснащенными крючками из Порт-Кларенса. Чего же еще желать настоящему рыбаку, достойному знатоку этого тонкого искусства, если он способен перехитрить упрямую рыбу и готов ждать до бесконечности, пока она соизволит обратить внимание на приманку.

Но последнее качество, похоже, здесь не требовалось. Едва первый крючок погрузился на подходящую глубину, как по воде пошли круги от ударов рыбьих хвостов. Истинный рай для рыболова! За полдня улов такой, что с избытком хватило бы на весь Великий пост. Восторг переполнял Сандра. Поэтому, когда Наполеона попросила у него удочку, чтобы поймать самую большущую рыбину, он ни за что не захотел уступить. Они заспорили, пришлось вмешаться Корнелии. К тому же, мягко говоря, рыбы ей показалось достаточно, и она велела детям и мужу сматывать удочки; а когда госпожа Каскабель приказывает, то остается только повиноваться.

[168] Кинээс (букв.: «князец, князек») — в XIX веке у якутов выборный староста, который нередко становился наследственным хозяином в селении.

[169] Речь, очевидно, идет о речке Уэла (Юеле).

[170] Конечно, каторжников на Дальний Восток через сибирский Север не водили — здесь автор в очередной раз заблуждается.

[171] Видимо, имеется в виду одно из мелких озер в верховьях реки Дудынты, притокa Пясины.