Малыш (илюстр)

И, несмотря на более чем прозрачный намек, адресованный кочегару, через неделю, пятнадцатого сентября, он снова ушел в плавание. Когда же двадцать девятого октября Грип вновь появился в Дублине, по нему было видно, что он принял великое решение, но хранил его при себе.

Правда, времени у Грипа было хоть отбавляй. «Вулкану» предстояло провести, по крайней мере, два месяца в порту приписки. Предстоял серьезный ремонт: замена двигателя, котлов и т. п. Похоже, что во время последнего плавания глаза Грипа излучали слишком сильный жар, поскольку обшивка корабля в нескольких местах была повреждена.

Два месяца — вполне достаточный срок для созревания, тем более что произнести-то нужно было одно-единственное слово.

— Мадемуазель Сисси еще не вышла замуж? — спросил он у Кэт прямо с порога конторы.

— Пока нет… Но уже вот-вот… время подошло! — ответила добрая душа.

Понятно, что, поскольку «Вулкан» был не на плаву, кочегару там делать было нечего. Поэтому неудивительно, что он часто — вернее, постоянно — находился в магазине «Для тощих кошельков». Даже если бы он там жил, и то не смог бы проводить в нем больше времени. Так вот, за все это время дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

Ремонт «Вулкана» был закончен в установленный срок, и через неделю намечалось отплытие. А несчастный простофиля Грип так и ходил, словно набрав в рот воды, — во всяком случае, в том, что касалось ожидаемых от него слов.

Но в первую неделю декабря случилось неожиданное событие.

В ответ на последний запрос, отправленный мистером О'Брайеном в Австралию, пришло письмо, в котором говорилось, что мистер и миссис Мартин Маккарти, Мердок с женой и дочерью, Сим и Пат, присоединившиеся к ним позже, сели на судно, отплывшее из Мельбурна в Ирландию. Фортуна им вновь не улыбнулась, и они возвращались на родину такими же нищими, какими ее и покинули. Отплыли они на судне, перевозящем эмигрантов, паруснике «Квинслэнд», а значит, путешествие будет долгим и трудным: в Куинстаун они прибудут не раньше, чем через три месяца.

Как же опечалило Малыша это известие! Бедные Маккарти, они все так же без работы, без средств к существованию!… Но зато он наконец-то увидит всю семью приемных родителей… Он им обязательно поможет… Ах! Ну почему он не вдесятеро богаче, он бы сумел тогда сделать для них в десять раз больше!

Попросив мистера О'Брайена отдать ему письмо, Малыш спрятал его в свой письменный стол и — удивительное дело — больше не вспоминал о нем. Казалось даже, что после получения письма он старательно избегал всяких разговоров о бывшей ферме Кервен.

Эта новость как бы рикошетом ударила по Грипу. Кто бы мог подумать? О, человеческое сердце, ты никогда не меняешься, даже если стучишь в груди первого кочегара! Скоро вернутся Маккарти, а там есть два брата, Пат и Сим, похоже, отличные парни, а Малыш их так любит… они ведь ему как братья… а вдруг он решит выдать замуж за одного из них ту, которую считает своей сестрой?… Короче говоря, Грип приревновал, довел себя до белого каления и окончательно решил подвести под всем этим черту, когда однажды утром, девятого декабря, Малыш отвел его в сторонку и сказал:

— Зайди ко мне в кабинет, Грип… Нам нужно поговорить.

Грип страшно побледнел — быть может, он почувствовал, что сейчас произойдет что-то важное? — и пошел следом за Малышом.

Как только они уселись друг против друга, хозяин «Для тощих кошельков» произнес очень сухо:

— У меня на примете есть одно крупное дело, и мне понадобятся твои деньги.

— Наконец-то, — ответил Грип, — долго же ты раздумывал! Сколько тебе нужно?…

— Все, что у тебя лежит в сберегательной кассе.

— Бери столько, сколько нужно.

— Вот твоя книжка… Поставь свою подпись, чтобы я уже сегодня мог получить деньги…

Грип открыл книжку и расписался.

— Что касается процентов, — продолжал Малыш, — то о них поговорим позже…

— Да это не важно…

— Дело в том, что, начиная с сегодняшнего дня, ты становишься членом торгового дома «Литтл Бой энд К°».

— В качестве кого?…

— Я же сказал, в качестве компаньона.

— А как же… мое судно?…

— Ты уволишься.

— Но… моя работа?…

— Ты ее бросишь.

— Почему же я должен ее бросать?…

— Потому что ты женишься на Сисси.

— Я женюсь… я… на… мисс Сисси? — лепетал Грип, плохо соображая, что, собственно, происходит.

— Да… так она хочет.

— А!… Так она… ну, да…

— Да. И поскольку и ты этого хочешь…

— Я?… Я хочу?…

Грип вообще уже не понимал, что говорит, и не воспринимал ни слова из того, что говорил ему Малыш. Он вдруг схватил свою шляпу, водрузил ее на голову, тут же снял, положил на стул, молча постоял и наконец плюхнулся на нее, даже не заметив.

— Придется, — обрадовал его Малыш, — покупать тебе на свадьбу новую.

Конечно, другую шляпу Грип купил, но, ей-богу, он так и не понял, как же все «это» произошло. Недели три он пребывал в состоянии легкого помешательства, из которого его не могла вывести даже Сисси. Ну да ничего! Пройдет… после свадьбы.

Достоверно известно лишь то, что в одно прекрасное утро в канун Рождества, а именно двадцать четвертого декабря, Грип надел черный костюм, как будто собирался на похороны, а Сисси — белое платье, словно собиралась на бал. И хотя была пятница, мистер О'Брайен, Малыш, Боб и Кэт нарядились по-праздничному. Затем к дверям «Для тощих кошельков» подкатили две коляски, чтобы отвезти всех в греко-католическую часовню на Бэдфорд-стрит. И когда спустя полчаса Грип и Сисси вышли оттуда, они оказались, как ни странно, уже мужем и женой!

За исключением этого, ничего не изменилось в компании «Литтл Бой энд К°». Вернувшись, все веселые компаньоны тут же дружно взялись за работу. Не мог же столь солидный торговый дом закрыть магазин перед носом толпы покупателей, да еще накануне Рождества!

Глава XIV

ВОЛНЫ С ТРЕХ СТОРОН

Пятнадцатого марта — примерно три месяца спустя после женитьбы Грипа — шхуна «Дорис» покинула порт Лондондерри и, подгоняемая легким северо-западным ветерком, вышла в открытое море.

Лондондерри является столицей одноименного графства, которое находится в северной части Ирландии и примыкает к графству Донегол. Названием своим оно обязано жителям Лондона, поскольку большая часть его земель принадлежит — вследствие прошлых конфискаций — корпорации Британских островов, а пришедший было в упадок Лондондерри был восстановлен на деньги лондонских богачей. Однако упрямые Пэдди, не имея другой возможности выразить протест, называют город просто «Дерри», и не нам осуждать их за это.

Столица графства — довольно большой город, раскинувшийся вдоль левого берега и в устье реки Фойл. Улицы широкие, светлые и ухоженные, но народу довольно мало, хотя в городе проживает пятнадцать тысяч жителей. На месте древних укреплений устроены аллеи для прогулок. На вершине холма красуется епископальный собор, а рядом — жалкие руины аббатства Святой Колумбы и кафедрального собора, великолепного памятника архитектуры XII века.

Порт здесь довольно оживленный, отсюда экспортируются различные товары — сланец, пиво, скот, — и, что необходимо отметить, здесь же прощается с родными берегами большое количество эмигрантов. И сколько же из них, этих несчастных, гонимых нищетой, вернется обратно?

Так что ничего примечательного в том, что какая-то шхуна покинула порт Лондондерри, конечно же не было. Сотни судов во всех направлениях то и дело бороздят воды узкого залива Лох-Фойл. Да и кому бы пришло в голову обращать особое внимание на отплытие шхуны «Дорис», когда эти воды ежегодно посещают суда общим водоизмещением в шестьсот тысяч тонн?

Все, конечно, так. Но если эта шхуна и привлекла наше внимание, то только потому, что на ее борту находился сам Цезарь[235]со своими сокровищами. Цезарь — это конечно же Малыш, а сокровища — груз, с которым шхуна направлялась в Дублин.

[235] Очевидно, автор имеет в виду Гая Юлия Цезаря (100 — 44 до н. э.), знаменитого древнеримского государственного деятеля, военачальника и писателя.