Малыш (илюстр)

Жизнь представлялась Сисси беспросветной чередой мучений. Она катилась в пропасть, и, когда уже совсем отчаялась выбраться, чья-то рука вдруг подхватила ее… рука мальчугана, которого она когда-то приласкала и который превратился вдруг в главу торгового дома! Да! Он вытащил ее из кромешного ада, и вот она очутилась у него дома — в его доме! — и станет здесь хозяйкой — да-да! Хозяйкой! Никакого сомнения, именно так он говорил, — хозяйкой, а не служанкой…

Ей!… И быть служанкой?… Да разве Кэт допустила бы такое?… И разве Боб позволил бы ей даже прикоснуться к своей работе?… Да разве Малыш мог бы такое позволить?…

— Так ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила она.

— Еще бы, Сисси!

— Но я, по крайней мере, смогу хоть что-то делать, чтобы не быть тебе обузой?

— Конечно, Сисси.

— И чем же мне заняться?…

— Ничем, Сисси.

Положение казалось просто безвыходным. Дело же кончилось тем, что неделю спустя — по настоятельной просьбе Сисси — она уже стояла за прилавком, предварительно ознакомившись с порядком торговли. И, ей-богу, эта красивая девушка притягивала покупателей как магнит. Она прямо расцвела от новой жизни, а личико у нее стало такое очаровательное, такое приветливое, словом, она как будто была рождена для того, чтобы стать хозяйкой торгового дома «Литтл Бой энд К°».

Одним из самых заветных желаний Сисси было увидеть на пороге магазина первого кочегара «Вулкана». Она уже была наслышана о поведении Грипа в сиротском приюте, о его роли защитника Малыша, после того как тому удалось вырваться из страшных лап мегеры и он попал в лапы Каркера и его банды. Да и вообще, если бы не этот преданный парень, бедный мальчуган вполне мог бы погибнуть во время пожара в приюте. Первый кочегар, таким образом, вполне мог рассчитывать на теплый прием. Однако на сей раз плавание затянулось из-за каких-то торговых дел, и уже закончился 1886 год, а «Вулкан» так и не появился в прибрежных водах Ирландского моря.

Впрочем, если уж человек попал в полосу везения, то это надолго. Годовой баланс, подведенный тридцать первого декабря, дал результаты выше прошлогодних. Капитал торгового дома «Литтл Бой энд К°» перевалил уже за две тысячи фунтов, причем без всякой задолженности, — что и было подтверждено мистером О'Брайеном. Достойному негоцианту оставалось лишь поздравить юного патрона и посоветовать и впредь действовать предельно осторожно.

— Зачастую бывает труднее сохранить богатство, нежели нажить, — заметил он, вручая Малышу составленный баланс.

— Вы правы, — ответил Малыш, — и поверьте, мистер О'Брайен, я не собираюсь пускаться в рискованные предприятия. И все же мне жаль, что я не смог пустить в оборот деньги, лежащие в Ирландском банке… Эти деньги, лежащие мертвым грузом, а значит, без всякой пользы, как бывает со спящим…

— Ну, нет, мой мальчик, в этом ты ошибаешься, сон дает отдых, а деньгам он нужен так же, как и человеку.

— И все же, мистер О'Брайен, если бы представился удобный случай…

— Он должен быть не просто удобным, а исключительным!

— Хорошо, и если нечто подобное произойдет, я уверен, вы первый посоветуете мне…

— Воспользоваться им?… Ну, конечно, мой мальчик, при условии, что это не будет выходить за рамки дел, которыми ты занимаешься.

— Я тоже так думаю, мистер О'Брайен. Я и не собираюсь рисковать, пускаясь очертя голову в дела, в которых ничего не смыслю. Но, действуя осторожно, можно попробовать расширить дело…

— Если так, я всегда готов тебя поддержать, мой мальчик. И если я вдруг услышу о каком-нибудь стоящем деле, абсолютно безопасном… тогда я… может быть… В общем, поживем — увидим!

И умудренный опытом бывший негоциант воздержался от дальнейших обещаний.

Здесь следует упомянуть одну дату, дату, которая вполне заслуживает того, чтобы быть отмеченной красным цветом в календаре магазина «Для тощих кошельков», — день двадцать третье февраля.

В тот день Боб, стоявший на самом верху приставной лестницы в отделе игрушек, чуть не свалился кубарем, услышав, как кто-то окликнул его:

— Эй, там! Попугай на жердочке… Эй!

— Грип! — воскликнул Боб, скатившись с лестницы, как мальчишки съезжают по перилам.

— Он самый, «энд К°»! Как там Малыш, юнга?… А мистер О'Брайен?… Вроде бы я никого не забыл?…

— Никого?… А меня, Грип?

Кто же это вдруг напомнил о себе?… Какая-то девушка, светясь от радости, вдруг подошла к первому кочегару «Вулкана» и, ничуть не смущаясь, крепко расцеловала в щеки.

— В чем дело? — воскликнул, совершенно растерявшись, Грип. — Мисс… Я вас не знаю… Что за дела?… Ну и ну!… Разве это годится — целовать совершенно незнакомых людей?…

— Тогда я, пожалуй, продолжу, пока мы не познакомимся…

— Но это же Сисси, Грип!… Сисси, Сисси!… — повторял Боб, заливаясь звонким смехом.

Тут как раз вошли Малыш и Кэт. А этот Грип — нет, вы только подумайте, что за хитрец! — и слушать ничего не хотел до тех пор, пока не вернул очаровательной мисс полученные от нее поцелуи. Пресвятой Патрик! Какой же милой, свежей, цветущей показалась ему Сисси! Из Америки Грип привез Малышу очень красивый мужской несессер, с рожком для обуви, бритвами и душистым туалетным мылом. Теперь же он громогласно объявил, что купил его именно для Сисси… он предчувствовал, что она как раз должна была объявиться в магазине «Для тощих кошельков»… и Сисси волей-неволей пришлось принять сей неожиданный подарок — тем более что тот, кому он предназначался, ничуть не обиделся.

Что за счастливые дни потекли теперь в магазине на Бэдфорд-стрит! Если у Грипа не было дел на борту, он, по его выражению, бросал якорь в любимом магазине. Очевидно, за прилавком «Для тощих кошельков» появился какой-то магнит, который притягивал его именно туда, где стояла Сисси. А что вы хотите? Законы природы неумолимы. Малыш, конечно, тотчас же понял, в чем дело.

— Она очень мила, не так ли, моя старшая сестренка? — невинным тоном спросил он однажды Грипа.

— Твоя старшая сестра, мальчуган! Да она была бы милой, если бы не была такой!… Да если бы она была некрасивой, она все равно была бы красивой… Да если бы она была злюкой…

— Злюкой… Сисси?… Да ты что, Грип!

— Да… вроде бы я болтаю чепуху!… Я, видишь ли, не умею выразить… Но вот если бы я мог…

А вот Кэт, например, считала, что кочегар очень красноречив. Не прошло и трех недель после возвращения Грипа, как бывшая прачка сказала Малышу:

— Наш Грип сейчас очень смахивает на зверя во время линьки… Был черным, а сейчас прямо на глазах приобретает естественный цвет… белый… Думаю, он недолго задержится на борту «Вулкана».

Мистер О'Брайен разделял мнение Кэт.

И тем не менее, когда пятнадцатого марта «Вулкан» отплывал в Америку, первый кочегар, которого провожала вся семья, был на своем посту. Неужели он действительно считал, что «Вулкан» без него не мог обойтись?…

Вернулся Грип тринадцатого мая, и за семь недель отсутствия, казалось, «полинял» еще больше. Встреча, как всегда, была восторженной. Малыш, Кэт, Боб поочередно сжимали парня в своих объятиях. Однако Грип встретил их ласки весьма сдержанно, ограничившись тем, что поцеловал Сисси в правую щеку, на что она ответила поцелуем в левую.

Что за перемена?… Вечером, когда все собирались вместе и Сисси оказывалась напротив Грипа, он вдруг напускал на себя ужасно важный вид, Сисси же вдруг становилась страшно серьезной, что вносило некоторую неловкость в вечерние беседы. А когда Грипу пора было возвращаться на борт и Малыш, как обычно, спрашивал: «Итак, до завтра, Грип?…» — тот чаще всего отвечал: «Да нет… завтра… есть кое-какая работенка… в котельной… Никак не смогу!»

Но наступало завтра, и Грип заявлялся, как обычно, а то и на час раньше, и — странное дело! — его кожа белела прямо на глазах.

Конечно, сейчас Грип пребывал в том душевном состоянии, когда он наверняка принял бы предложение расстаться со своим ремеслом кочегара и стать компаньоном торгового дома «Литтл Бой энд К°». Так считал Малыш. Но он решил не подгонять Грипа. Пусть лучше сам дозреет. Что и произошло в начале июня.