Дети мертвых

Сель стремится сохранить, как следствие присущей ему динамики, направление своего толчка. Может оказаться, что он единым махом въедет прямо на откос. Только под давлением напирающих сзади масс основной поток вынужденно изменяет своё направление. Высокие скорости тоже несовместимы с работой селя по преодолению трения и с его разведочной деятельностью по бурению. Но скорость от 50 до 60 км в час всё же достижима. Этому дому не помогло, что он был построен в сторонке и на взгорке. Память о прежних катастрофах, наверное, сподвигнула строителя этого дома не возводить его совсем уж внизу, на дне долины. Но человек предполагает, а бог сидит за рулём и врубает рубильник. Мотивы для всего этого падения Он каждому из вас подыщет индивидуально, насколько я Его знаю. Он ведь даже к нам, урождённым местным, не приставил собственного ангела, который смог бы нас хранить.

Хозяйка ещё мечется по двору, когда до неё доносится грохот и топот, словно от страшного воинства, потом только трубный, оглушительный гул, потом вой, вой, вой. И вот уж её собственный дом пошёл против неё. Это не дом, это, вообще-то, нечто пошло против дома, а не против неё, его хранительницы. Но наконец-то и она тоже дома.

ЭПИЛОГ

ЛЮДИ ЛЮБЯТ ПОРЫТЬСЯ в книге своей жизни, иногда они пытаются быстренько покончить с ещё не законченной главой, но по большей части им это не удаётся. Тогда они часто испытывают соблазн тут же начать новую главу, не закончив старую. Такой ошибки я не сделаю. Надо когда-то и кончить, как говорит господин политик и потом, помедлив, отмерив по своей мере и выдержав дистанцию приличия в два часа, другой говорит ровно то же самое, но по-другому. Два часа после этого выдерживает и этот господин, но потом окончательно кончает. Однако тех, с кем он кончает, не спрашивают. Что мною движет, к концу, который уже так давно позади, всё надставлять и надставлять что-нибудь, чтобы я могла дотянуться до этого хотя бы кончиками пальцев? Кто ещё захочет натянуть на себя это платье? Хотят-то многие, но оно им не подходит. Может быть, я действительно сделала подол слишком длинным. Никто не дотягивает по росту, чтобы это платье оказалось впору. Этот башмак, что лежит вон там, окровавленный, тоже тогда пусть наденет кто-нибудь другой!

Сколько бед может натворить половодье, но ему не сравниться по опустошениям с катастрофами селя. Целые селения по крыши тонули в грязи и камнях, сносило дома, разрушались культуры. Многие горные селения были залиты селевыми потоками так высоко, что первые этажи потом становились подвалами, поскольку после наводнений уже не было возможности убрать весь осевший материал. Так, например, после катастрофы Шмиттенбаха в 1737 году приходится спускаться в церковь Целль-ам-Зее на несколько ступенек вниз, а ведь изначально церковь стояла на пригорке. Или: в 1567 году после ливней Зайдльвинкельбах вдвоём с разъярённым селем обрушились на селение Луггау, разрушили тридцать домов и утопили в грязи сотню человек.

Так что мы можем счастливо поглядывать в зеркало, радуясь, что на сей раз оказались не среди мёртвых этой страны, что видно по тому, что мы можем смотреть в зеркале себе в лицо, а не в чистое Ничто.

Пансионат «Альпийская роза» в так называемом Штирийском Тироле (речь идёт, собственно, не о селении, а скорее о месте, скоплении обособленных хижин и одном большем застроенном участке, который давно уже использовался в качестве пансионата для приезжих) вместе со всеми людьми, животными и персоналом, который жил за счёт туристов, из-за воды, которая вырвалась из могильной тесноты закупоренного Вильдбаха, был вначале отменён, потом отложен и в конце концов завёрнут и завален. Это действительно увенчало этот катастрофический год. Вначале наводнения, обрушения размытых дорог (работы по санированию ещё не завершены и наполовину, повсюду раскиданы группки в жёлтых спецодеждах, они гребут, засыпают, разравнивают, сшивают из лоскутов, делают ещё не знаю что, и, должно быть, уже планируются новые работы: все добровольные пожарные дружины и несколько инженерно-сапёрных подразделений австр. армии введены в постоянное действие. Не пропустите наш специальный репортаж в 18 часов!), буреломы, разрушенные опоры мостов, и теперь мы можем все разом покрыться тёмными платками, ибо смертельные случаи не прекращаются. Сель веером распустился на несколько отдельных рукавов, расстелившись во всю ширь. Чтобы его быстрота поутихла. Твёрдый материал остался лежать, причём как раз на пансионате «Альпийская роза», который теперь находится внутри каменистых масс, но совсем не в том месте, где был когда-то построен. Отложить не значит отменить, но этот был и отменён, и отложен. К счастью, долина в этом месте расширилась, так что сель нашёл, где ему спокойно разгуляться. Если бы он застрял в низовьях, как это уже случалось раньше, когда Вильдбах ещё тёк по своему изначальному руслу (тогда навсегда накрылись, должно быть, пять усадеб вместе со всем инвентарём), то мог бы учинить ещё большие опустошения, да, и не поздоровилось бы всему местечку К.!

Работы по расчистке завалов затянулись на несколько дней, надежды наткнуться на живых вскоре иссякли. Под впечатлением происшедшего глава страны всячески божился по телевизору руководителю ведомства по чрезвычайным ситуациям никогда больше не строить дома там, где природа их не хочет. Но это впечатление быстро пройдёт. Вопреки голосу рассудка, чтобы не нанести ущерба иностранному туризму, в открытой печати говорилось, что под завалами ещё могут оставаться живые. Тяжёлые горные машины, экскаваторы, просто лопаты ступенчато пробивались в завалы дни и ночи напролёт.

Ступени в глубину, где должен быть дом, нагибайтесь и делайте свою работу! Вот обломок балки! И вот — оторванная правая рука человека! Мы роем дальше, стальные лопаты выворачивают землю и натыкаются на знак: волосы. Человеческие волосы. Их вырыли. Всё спит. Только слишком уж много тут волос, если прикинуть по оценочному числу заваленных. Итак, пожалуйста, сейчас не время долго раздумывать, мы должны пробиваться дальше, к тем, кто нам уже ничего не говорит! Лица молодых сапёров и матёрых волков дорожного строительства становятся всё суровее. Волосы. Волосы. И там тоже: волосы! Если сжать их, как руку при рукопожатии, потянуть за них, как за верёвку, может, они и заведут нас в вечность, которую мы давно уже мечтали повидать? Их стали всё упорнее, всё дольше замалчивать. Работающие отчуждённо переглядываются и смущённо отказываются от привезённых горячих сосисок с горчицей и хлебом. Природа в известном смысле выиграла, но, может, мы могли бы подсмотреть хоть что-то из её выигрыша, уже найдены волосы примерно двух сотен людей, хотя здесь могла находиться лишь малая часть этого числа, а ведь это вам не пустяк, не грязь под ногтями человека, которого мы даже не знали, к сожалению! Начальник подразделения идёт в свою импровизированную конторку в наскоро сколоченном бараке, помечает себе что-то и снова выходит. Он не даёт никаких пояснений, их нет. Он налагает запрет на распространение информации, который нам, однако, не указ. Мы ему не верим, даже если он совсем ничего не сказал. Эксперт по чрезвычайным ситуациям, который тоже не обмолвился ни словом, будет назавтра представлен к награде, но его взгляд при этом будет каким-то отсутствующим.

Молодые солдаты срочной службы будут быстро, прямо-таки сломя голову, отстранены от работ. Теперь эту службу несут старшие и опытные рабочие. Местность огорожена на большой территории. Больше я ничего не знаю.

В одном тайном протоколе, который поэтому и я не читала, якобы написано, что ещё одна из мелких странностей (что же тогда считать крупными?) этих редкостных горных работ состояла в том, что в засыпанном доме было найдено большое количество мёртвых, которые, по общему заключению патологов, были умершими уже давно, частью очень давно, до того момента, как их завалило селем. Ну-ну, разве можно говорить такие необдуманные вещи! Такого просто не бывает. Этот пансионат, в конце концов, не кладбище братских могил! Господа из города вдруг оказались тут как тут и принялись рыться — в своих парках и прочных ботинках — в земле, обломках и осколках. Они быстро вошли во вкус. Но то, что они после этого представили общественности, звучало скорее скупо. Такие люди неохотно говорят о том, что им нечего сказать. И тем не менее никто из них не забыл того, что видел.