Страница 29 из 42
Идет прямо на «блюдце», как будто ослепленная нашими фарами. Пораженный чудовищными размерами, в первую минуту не могу даже ее опознать. Она, наверное, вдвое длинней нашей маленькой подводной лодки и весит не меньше полутора тонн. Чудовище закладывает широкий вираж вокруг нашего «блюдца». Но оно неточно рассчитало курс, и нас сотрясает мощный удар хвоста. Конечно, нам за стальной броней ничего не грозит, и все-таки не очень-то приятно, когда тебя на глубине почти трехсот метров теребит такой исполин.
Огромная бестия продолжает кружить в свете наших прожекторов. Невольно любуюсь ее мощью и грацией – сила быка в соединении с гибкостью змеи. Различаю по бокам головы по шести жаберных щелей, это помогает мне опознать Нехanchus griseus, которую иногда называют коровьей акулой. Шестижаберную акулу наблюдали очень редко, очевидно потому, что она держится на большой глубине, лишь иногда поднимаясь к поверхности. Глядя на этого исполина, невольно сопоставляю его с двумя другими великанами, которые превосходят его размерами, – китовой акулой и гигантской акулой. Они тоже редко появляются на поверхности, а остальное время проводят в неведомых глубинах, и об этой стороне их жизни практически ничего не известно. Не исключено, что загадочные ямы в донном иле, много раз зафиксированные нашими глубоководными автоматическими фотокамерами на дне Средиземноморья, на глубине двух с половиной тысяч метров, – след их деятельности.
Шестижаберная довольно долго ходит вокруг нас, это позволяет нам снять ее. Вот она опять толкает «блюдце» – должно быть, нечаянно; во всяком случае после этого столкновения акула, словно испугавшись, сильно взмахивает хвостом и исчезает в темной пучине. Увы, ее глубоководное царство пока что недосягаемо для «ныряющего блюдца». Задержавшись на краю второго уступа, мы с Фалько направляем лучи фар в пустоту внизу, надеясь еще раз приманить исполина. Полчаса тщетного ожидания, и Фалько сбрасывает 25-килограммовый груз, и мы идем вверх. Через двадцать минут «Калипсо» извлекает нас из воды.
Но еще много недель мы с Фалько вспоминаем и грезим об этом необычном погружении и о нашей встрече с шестижаберной. акулой, властелином пучин, в которые нам пока доступа нет.
Не всегда сосуществование акул и подводных колонистов протекает так уж мирно. Это наглядно подтвердил один драматический эпизод, который произошел около рифа Шаб-Араб в Аденском заливе.
«Калипсо» стояла на якоре у крайней северной оконечности рифа, он здесь отвесно обрывается на глубину около трехсот метров. Мы с Фалько решили совершить ночное погружение в «ныряющем блюдце». Как только его спустили на воду, мы увидели в лучах наших фар крупных акул. Чем глубже, тем больше их становилось, и вскоре вокруг «блюдца» собралось не меньше четырех десятков хищниц. В их поведении была заметна повышенная активность. Мы посадили «блюдце» на илистый грунт на глубине около ста двадцати метров, чтобы провести положенный контроль приборов и отрегулировать плавучесть, прежде чем продолжать рекогносцировку. Надежно защищенные металлическим корпусом, мы видели через иллюминаторы кружившие совсем рядом зловещие силуэты. Волшебный и редкостный спектакль! К сожалению, кинокамеры «блюдца» Могли запечатлеть лишь маленькие фрагменты этого безумного хоровода. Мы решили вернуться на поверхность и организовать погружение кинооператора с «акулоубежищем», чтобы он снял вместе эту небывало многочисленную акулью орду и наших подводных пловцов.
Через полчаса, укрепив на клетке мощные светильники, ее опустили на воду – как обычно, без людей – и погрузили на глубину тридцать метров. Кинооператор Пьер Гупиль, его ассистент Пьер Дюхальд и два аквалангиста – Христиан Бонничи и Раймон Коль – пошли следом, вооруженные камерами и дубинками. Ярко освещенная клетка служила отличным ориентиром, и они быстро направились к ней, не испытывая особого страха. На полпути в лучах своих светильников они увидели зеленые блики – глаза полутора десятков акул. Подводники спокойно приступили к съемкам, но орда тотчас затеяла хоровод вокруг них. Кольцо акул становилось все уже, а численность их возрастала. Скоро на небольшом участке их собралось не меньше семи десятков. И аквалангисты вдруг поняли, что сейчас надо думать не о съемках, а о самообороне.
Перед Гупилем стояла непростая задача. «Акулоубежище» вмещало только троих, значит, четвертый останется один во власти хищной орды. Гупиль несколько раз посигналил наверх, чтобы клетку поднимали на «Калипсо», потом схватил своего ассистента, наименее опытного аквалангиста, и толкнул его внутрь «акулоубежища». После этого Гупиль, Бонничи и Коль примостились на клетке сверху и сели спина к спине, готовые отбивать атаки.
Акулы тотчас прекратили хоровод и, явно сознавая свое численное превосходство, совсем по-волчьи ринулись вперед, прямо на людей. Подводники отбивались чем попало – дубинками, камерами, светильниками. Между тем на «Калипсо» еще не поняли, какая опасная возникла ситуация.
После сигналов Гупиля аквалангист, управлявший лебедкой, решил поднимать клетку не спеша, чтобы лучше проходила декомпрессия. Чем ближе к поверхности, тем яростнее атаковали акулы, но все же тройке каким-то образом удавалось их отгонять. Вся группа вернулась на борт невредимой. А рассвирепевшие убийцы затеяли такую пляску, что поверхность моря казалась изрытой штормом.
Не успел Гупиль прийти в себя после шока, как тут же предложил совершить новое погружение, но вдвоем и забраться в клетку еще над водой. Мол, «ныряющему блюдцу» акулы не страшны, так лучше снять среди хищниц сам аппарат, чем рисковать жизнью людей. Его идея нам понравилась, мы переставили светильники на клетке, и Пьер Гупиль вместе с Даниелем Томаси заняли места в «акулоубежище», где им ничто не угрожало. Мы с Фалько погрузились в «блюдце» на глубину около двадцати пяти метров, прямо в гущу акул. Естественно, на этот маневр понадобилось некоторое время, и когда «блюдце» наконец подошло к «акулоубежищу», мы с удивлением увидели, что Гупиль и Томаси, бросив кинокамеры, затеяли в клетке какой-то нелепый танец. Они скакали, прыгали и били себя ладонями по лодыжкам. А вокруг них, отчетливо видимые в ярком свете прожекторов, метались тысячи белых комочков – ну прямо стая комаров или мотыльков, окруживших фонарь в саду летней ночью. Силуэты людей в «акулоубежище» судорожно извивались во все стороны, словно наши друзья вдруг потеряли рассудок. Кинокамеры и акулы были забыты. Ни Фалько, ни я не могли понять, что происходит. Но вот клетка пошла вверх, и стало очевидно, что на палубе второй раз за эту ночь прозвучал сигнал тревоги.
Через полчаса «блюдце» вернулось в свою люльку на борту «Калипсо». На корме – никого, но на палубе заметны следы крови. Я ринулся в офицерскую кают-компанию: Гупиль и Томаси с искаженными болью лицами лежали на столах, и их лодыжки были обмотаны бинтами. На полу, на столах, даже на переборках алели пятна крови. Доктор был озадачен и сильно встревожен. Мы услышали, что наши друзья, едва войдя в воду, были атакованы полчищами «морских москитов» – совсем крохотных, почти не видимых простым глазом равноногих ракообразных, которые свирепостью вполне могут сравниться со знаменитой амазонской пираньей. Клешни этих малюток отщипывают маленькие кусочки кожи. Наши товарищи потеряли по четверти литра крови каждый.
Неопреновые гидрокостюмы в общем-то надежно защищали Гупиля и Томаси, оставалась открытой лишь узкая полоска кожи между резиновыми ластами и штанами. Пока клетку поднимали наверх, друзья были настолько поглощены схваткой с мини-чудовищами, что им было совсем не до ходивших кругом акул. А тут еще Морис Леандри, дежуривший на лебедке, остановил клетки в нескольких метрах от поверхности для обязательной пятиминутной декомпрессии.
Гупиль рассказывал мне:
— Во время этой остановки «москиты» меня так извели, что я готов был открыть дверцу и выйти наружу к акулам...
После эксперимента «Коншельф-2» в Красном море мы вернулись в родную гавань, накопив немало данных об акулах и обитаемых подводных станциях. Можно было более конкретно думать о будущих поселениях на дне моря и о том, как будут складываться отношения между людьми и акулами.