Страница 7 из 127
На военное приветствие Рене, остановившегося в двух шагах от него, Сюркуф ответил, приподняв шляпу, — приветствие, от которого он уже давно отвык среди своих матросов.
Рене, в свою очередь, также быстро окинул взглядом прославленного капитана. Перед ним стоял человек лет тридцати, белокурый и коротко стриженый, с ровной бородой, с шеей, мощной и крепкой, на сильных плечах, обладатель которых мог похвастать геркулесовой силой.
— Что вам угодно, сударь? — спросил Сюркуф, слегка кивнув головой.
— Я знаю, что вы собираетесь выйти в море, капитан, и хотел бы отправиться с вами.
— Как простой матрос, я полагаю?
— Как простой матрос, — согласился Рене.
Сюркуф оглядел его вновь внимательно и с удивлением.
— Позвольте заметить, — продолжил он, — что вы кажетесь мне подходящим для матросской службы не более, чем мальчик из хора — для чистки обуви.
— Возможно, сударь, но для этого ремесла не нужен талант от рождения, его можно выучить быстро, если приложить усилия.
— Кроме навыков нужна еще и сила.
— Что касается силы, сударь, было б куда ее приложить. Не нужно много силы, чтобы взять рифы на большом или малом марселе или же метнуть гранату в мачту или на палубу вражеского корабля.
— Есть в нашем ремесле действия, где требуется сила Положим, вы достаточно сильны, чтобы обслужить орудие, но сможете ли вы поднять сорокавосьмифунтовое ядро к жерлу пушки?
И он ногой толкнул к Рене ядро.
— Я думаю, это несложно, — ответил молодой человек.
— Поглядим!
Рене наклонился, поднял ядро одной рукой, как делают с шаром во время игры в кегли, и поверх головы Сюркуфа метнул его в сад.
Там ядро прокатилось шагов двадцать и лишь затем остановилось.
Сюркуф встал, взглянул в окно на ядро и уселся снова.
— Это обнадеживает, сударь, не думаю, что на борту «Призрака» многие способны проделать эдакое. Позволите взглянуть на вашу руку?
Рене улыбнулся, снял перчатку и протянул Сюркуфу руку — тонкую и изящную.
Капитан изучил ее.
— Черт возьми! Господа, — крикнул он, подзывая офицеров через другое окно, — подойдите полюбопытствовать!
Офицеры окружили их.
— Этой рукой юной девицы, — продолжил Сюркуф, — как вы видите, только что метнули поверх моей головы вот то ядро-сорокавосьмерку на двадцать шагов.
Рука Рене, которая в мощных ладонях капитана действительно больше походила на женскую, показалась рукой ребенка, когда очутилась в громадных лапах Керноша.
— Да ну же, капитан! — сказал тот. — Вы смеетесь над нами? Разве ж это рука?
И с презрением грубой силы по отношению к очевидной слабости отстранил ладонь Рене.
Сюркуф двинулся, чтобы остановить Керноша, но Рене, в свою очередь, задержал капитана.
— Капитан, вы Позволите мне?
— Давай, мальчик мой, давай, — отозвался Сюркуф, будучи любителем неожиданностей, как и все духовно развитые люди.
Разбежавшись, Рене выпрыгнул через окно в сад, не коснувшись не только подоконника, но и оконной перекладины.
В нескольких шагах от ядра, брошенного Рене, лежало второе, несомненно, служившее для испытания очередного кандидата: его так и не вернули на место.
Рене взял ядро в руку, положил второе сверху и так, держа на вытянутой руке, показал собравшимся. Затем взял по одному в каждую руку, прыгнул, приземлившись ступнями на подоконник, нагнулся под перекладиной и спустился в комнату, обращаясь к Керношу:
— Кто проиграет, — протянул он ядро гиганту, — ставит бочку сидра экипажу!
Рене проделал все с такой грацией и легкостью, что некоторые из присутствующих поспешили дотронуться до ядер и проверить, не были ли те полыми.
— А! Кернош, друг мой, это вызов, которым ты не можешь пренебречь.
— Я и не думал, — отвечал Кернош. — Позабочусь, чтобы мой покровитель святой Жак не пренебрег мною.
— Вам начинать, — сказал Рене бретонцу.
Кернош поднял ядро, напряг все силы таким образом, чтобы они все перелились в его правую руку, державшую ядро, отвел ее в сторону, и вдруг одним движением, словно разжавшаяся гигантская пружина, послал ядро в сад. Оно упало в десяти шагах, крутясь, прокатилось еще три или четыре и остановилось.
— Вот все, что под силу человеку, — молвил он. — И пусть дьявол сделает лучше!
— Я не дьявол, господин Кернош, — отвечал Рене, — но полагаю, что сегодня вам потчевать экипаж.
И, раскачав ядро в руке, на третьем движении толкнул его так, что оно упало на три или четыре шага дальше первого и прокатилось еще около десяти.
Сюркуф испустил вопль радости, Кернош завопил в гневе. Все остальные молчали, ошеломленные. В то же время Рене, бросив ядро, смертельно побледнел и вынужден был опереться о камин.
Сюркуф, с беспокойством взглянув на молодого человека, бросился к стенному шкафу, вынул флягу с водкой, которую в боях носил на перевязи, и передал ее Рене.
— Спасибо, — произнес Рене, — но я никогда не пью водку.
Молодой человек подошел к графину, рядом с которым на подносе стояли стаканы и сахар, плеснул немного воды в стакан и выпил.
Тотчас же улыбка вернулась на его уста и краска — на щеки.
— Ты будешь отыгрываться, Кернош? — спросил случившийся здесь совсем юный морячок.
— Клянусь честью — нет! — отвечал тот.
— Могу я сделать что-то, что вас успокоит? — спросил Рене.
— Да! — молвил гигант. — Перекреститесь.
Рене улыбнулся и перекрестился, добавив начало «Апостольского символа веры»: «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…»
— Господа, прошу вас, оставьте меня одного с этим юношей, — велел Сюркуф.
Кернош вышел, брюзжа, остальные потянулись следом, посмеиваясь.
Наедине с Сюркуфом к Рене вновь вернулись спокойствие и непринужденность. Капитан поздравил его с победой, при этом он казался не в пример возбужденнее, чем молодой человек, равнодушно выслушавший его славословья.
— Сударь, — произнес Сюркуф, улыбаясь, — не знаю, умеете ли вы что-нибудь еще сверх того, что показали, но человек, который способен прыгнуть на четыре фута в высоту и бросает ядра одной рукой, всегда будет полезен в моем экипаже. Каковы ваши условия?
— Гамак на борту, кормежка и право убивать ради Франции, вот все, чего я хочу, сударь.
— Мой дорогой друг, — сказал Сюркуф, — я привык платить за службу.
— Но моряк, который ни разу не ходил в плавание, моряк, который не знает ремесла, не может быть вам так уж полезен. Наоборот, вы окажете услугу, обучив его делу.
— Моя команда получает треть от захваченной добычи. Вы согласитесь поступить ко мне на службу на этих условиях?
— Нет, капитан, ваши матросы увидят, что я ничего не умею и мне надо всему учиться, и обвинят в том, что я получаю деньги, которых не заслуживаю. Если желаете, давайте возобновим наш разговор через шесть месяцев.
— Что ж, — отвечал ему Сюркуф, — вы занимаетесь гимнастическими упражнениями, словно Милон Кротонский[11], метаете ядра, точно Рем, а умеете ли вы стрелять?
— Охота была одной из забав моей юности, — сказал Рене.
— Так вы стреляете из пистолетов?
— Как и все.
— Умеете ли фехтовать?
— Достаточно для того, чтобы убить.
— Отлично! У нас на борту три очень сильных стрелка и оружейный зал, где все, кто входит в экипаж, могут поразвлечься, скрестив шпаги или сабли в час, свободный от вахты. Вы будете поступать так же и в три месяца догоните остальных.
— Надеюсь, — только и сказал Рене.
— Что ж, нам осталось только решить вопрос с жалованьем. И мы к нему вернемся — но не через шесть месяцев, а сегодня за ужином, так как я надеюсь, что вы доставите мне удовольствие и отужинаете со мной.
— Благодарю вас за оказанную честь.
— Погодите, не хотите ли взглянуть на наших умельцев? Кернош и Блик поспорили, кто лучший стрелок, и, как обычно бывает с теми, чьи силы равны, однажды начав, никак не могут остановиться.
Сюркуф подвел Рене к другому окну.
11
Милон Кротонский — знаменитый античный атлет. О его невиданной физической силе и ловкости слагались легенды. Интересна схрашная гибель Милона. Гуляя по лесу, он увидел дуб, в который был вбит клин. Ему удалось его выбить, но рука оказалась зажата в стволе дерева. Неспособный к защите, Милон был съеден львом. В Лувре хранится статуя «Милон Кротонский», выполненная скульптором Пьером Пуже по заказу Людовика XIV. Скульптор изобразил Милона именно в момент гибели. Людовику не понравилась скульптура, а на королеву умирающий герой, побежденный собственной неукротимой силой, произвел в 1683 г. такое сильное впечатление, что она воскликнула: «Бедный человек, как он страдает!». — Прим. ред.