Страница 7 из 113
Во всех этих книгах так или иначе говорится о предметах, имеющих отношение к событиям, описанным в романе «Гектор де Сент-Эрмин».
Итак, писатель собирался рассказать о проигранной русской кампании 1812 года. Читатель расстался с Гектором-Рене-Львом в Калабрии в конце 1806 года. Неужели автор просто пропустил шесть лет? Действие первой части разворачивается с 19 февраля по начало апреля 1801 года, второй — с апреля 1801 по июнь 1804-го, третьей — с 9 июля 1804 по 7 февраля 1806-го, четвертой — с июня по октябрь 1806 года. Автор никак не объясняет перерывы в повествовании. Может быть, Дюма по-другому выстроил сюжет? Или же после того, как его роман перестал появляться на страницах «Монитёр юниверсель», он продолжал писать… И судьба привела его героя в 1812 год?
Сомнения превратились в уверенность, когда в начале 1990-х годов я прочитал книгу «По следам Александра Дюма-отца в Богемии». Ее автор Мария Ульрихова перечисляет в ней рукописи Дюма, которые его дочь Мария подарила князю Меттерниху:
«Рукопись № 25, озаглавленная «Вице-король Евгений Наполеон, рукописный фрагмент», состоит из двадцати семи листов небесно-голубой бумаги, формат 21,2 χ 26,5, пронумерованных с 1 по 27, исписанных с одной стороны.
На первом листе указано название первой главы, занимающей девять листов: «Его Императорское Величество вице-король Евгений Наполеон». Текст начинается словами «Известно, что…» и заканчивается словами «за вице-королем».
На десятом листе можно разобрать слово «Завтрак» — название новой главы, начинающейся со слов «Распахнулись двойные двери…» и заканчивающейся словами «вы можете следовать за нами» (лист 18).
На девятнадцатом листе начинается глава, озаглавленная «Приготовления», от слов «На столе у принца…» и до «…склонившимися перед ним».
Краткое содержание. Подписание Кампоформийского мира повлияло на судьбу Венецианской республики. Евгений Богарне получил от Наполеона титул князя Венецианского. Резиденция его находилась в Удине, на берегах реки Ройя. 8 апреля 1809 года к нему явился молодой офицер, назвавшийся Рене, с депешами от Наполеона, в которых содержалось предупреждение, что через два или три дня следует ожидать нападения эрцгерцога Иоанна. За завтраком Рене поведал бурную историю своей жизни: он был пленником, матросом, путешественником, солдатом, охотником, разбойником, сражался при Кадиксе и Трафальгаре, был прикомандирован к Жозефу и Мюрату. Рене преуспел не только на военном поприще, он также был великолепным музыкантом и играл княгине свои сочинения, вызвав всеобщее восхищение».
В то время я был единственным живым читателем «Гектора де Сент-Эрмина». Несмотря на то, что «краткое содержание» дает весьма приблизительное представление о сюжетной линии, я сразу узнал фрагмент, относящийся к началу новой части незаконченного романа. Я тут же написал в Государственный архив Праги и через несколько месяцев получил долгожданные ксерокопии рукописных страниц.
Да, это был тот же герой, вовлеченный в новые опасные приключения, которые, должно быть, и привели его в 1809 году на поле боя при Ваграме. Однако эти страницы не только не помогли разгадать загадку, но породили еще один не дававший мне покоя вопрос. Эта рукопись доказывала, что существовали и другие фрагменты, уничтоженные или хранящиеся у дрожащих над ними или малосведущих собирателей, фрагменты, которые позволят восстановить пропуски — ранние (охота на разбойников, в Неаполитанском королевстве, в обществе ужасного Мане, захват Капри) или позднейшие (сражение при Эйлау). Эта рукопись доказывала, что 15 января 1870 года Александр Дюма обращался к Маргри с просьбой предоставить ему документы, касающиеся 1812 года, не иначе как за тем, чтобы продолжить свой труд.
Книга, которую мы наконец публикуем, — это, помимо всего прочего, призыв продолжать поиск потерянных рукописей.
Итак, найденное мной письмо, адресованное Анри д'Эскампу, которое навело на след романа, было отголоском полемики, которую вызвала первая глава романа — «Долги Жозефины».
Действительно, 8 января на первой странице «Ле Пэи», которая после государственного переворота 2 декабря 1851 года стала официальной газетой принца-президента, будущего Наполеона III, Анри д'Эскамп обрушился на Александра Дюма, правда, не называя его имени. Бонапартист д'Эскамп считал Дюма виновным в попытке очернить память императрицы Жозефины:
«Долги Жозефины. Мы просим читателя поверить, что заголовок, который он только что прочитал, написан не нами. Это название главы из "романа с продолжением", который появился в первых номерах "Монитёр юниверсель". Автор выводит на сцену первого консула, его супругу и секретаря, г-на де Бурьена, заставляя их объясняться на смешном языке и приписывая им невероятные чувства, против чего громко протестует История. Мы приведем в пример несколько строк, чтобы вы могли оценить всю неуместность подобной публикации».
За многословным опровержением всего, что автору письма кажется неуместным, следует панегирик Жозефине:
«Образ Императрицы, все яснее проступающий сквозь рассеивающиеся облака недоброжелательности или глупости, которые неоднократно пытались бросить на него тень, предстает перед нами словно венок славы и великодушия, возложенный на победоносное чело Наполеона. В памяти французского народа, который так любил ее, в памяти потомков она всегда останется "доброй Жозефиной"».
Несомненно, Александр Дюма был доволен той шумихой, которая сопровождала выход в свет его романа.
Однако, отвечая бонапартисту и документально подкрепляя свою точку зрения, он не упускает возможности изложить в очередном, весьма пространном письме свои взгляды на историю и пользуется случаем, чтобы в истинном свете представить Наполеона III, освободителя Италии. Письмо, о котором здесь идет речь, было напечатано в «Монитёр юниверсель» 9 или 10 января 1869 года с таким предисловием: «Мы адресуем настоящее письмо г-ну директору газеты "Ле Пэи" с просьбой опубликовать его».
«Господину директору газеты "Ле Пэи".
Сударь, существует два способа писать историю.
Первый — ad narratum, чтобы рассказать, — как это делает г-н Тьер.
Другой способ — ad probandum, чтобы доказать, — как это делает Мишле.»
Последний способ кажется нам наилучшим, и вот почему. Историк, прибегающий к первому способу, изучает официальные источники: «Монитёр», газеты, письма и документы, хранящиеся в архивах, — иными словами, описания событий, сделанные их участниками и, следовательно, ими искаженные, чтобы самим предстать в наиболее выгодном свете.
Так, Наполеон на острове Святой Елены заново переписал свою жизнь, отредактировав ее для будущих читателей. Г-н де Монтолон показывал мне подлинную записку, которая сообщала Гудсону Лоу о смерти Наполеона. В ней было три исправления, сделанных рукой самого Наполеона. Наполеон и умереть собирался по-наполеоновски.
Такая манера изложения исторических событий, по нашему мнению, противоречит истине и подтверждает изречение г-на де Талейрана о том, что «язык нам дан для того, чтобы скрывать свои мысли».
Другой способ писать историю совершенно отличен от первого. События, а точнее, неопровержимые факты, выстраиваются в хронологическом порядке, и затем историк ищет в мемуарах современников побудительные причины и следствия этих событий. И наконец, делает выводы, к которым не могут прийти те, кто пишет лишь затем, чтобы рассказать, — выводы, которые становятся заслуженной наградой тем, кто пишет, чтобы доказать.
Так, например, история, написанная ad narratum, скажет: объединение Италии стало возможно благодаря содействию, оказанному Наполеоном III.
История, написанная ad probandum, ответит: объединение Италии произошло вопреки воле Наполеона III, который принял как случившийся факт захват Сицилии, но пытался помешать Гарибальди пересечь Мессинский пролив. Великий герцог Тосканский, а вслед за ним и другие пали, несмотря на поддержку, которую им, по приказу г-на Валевски, оказывал наш консул в Ливорно. Консул не справился с порученным ему делом и был выслан в Америку.