Страница 28 из 113
Генерал Брюн стоял лагерем на той самой дороге из Ванна в Музийак, где на глазах Ролана произошла битва Ста, в которой был разбит генерал Харти.
Жорж явился к нему в сопровождении двух адъютантов, которые ради столь важной встречи сменили военные прозвища на свои подлинные имена — Соль де Гризоль и Пьер Гиймо.
Брюн протянул руку Кадудалю и проводил гостей на тыльную сторону траншеи, где все четверо и уселись.
В ту самую минуту, когда должны были начаться переговоры, явился Бранш-д'Ор с письмом такой важности, как ему сказали, что он счел своим долгом доставить его генералу, где бы тот ни находился. Синие пропустили его к командиру, который с разрешения Брюна взял письмо и прочитал его. Ни один мускул его лица не дрогнул, он сложил письмо, бросил в шляпу и повернулся к Брюну:
— Слушаю вас, генерал, — сказал тот.
Через десять минут переговоры были окончены. Шуаны, солдаты и офицеры, разойдясь по домам, ни в настоящем, ни в будущем не станут подвергаться преследованиям. Их вождь поклялся, что без его приказа они не прикоснутся к оружию.
Для себя Кадудаль просил разрешения продать некоторые земли, мельницу и дом, которые ему принадлежали, и отказывался от репарации. Он намеревался уехать в Англию и жить там на деньги, полученные за проданное имущество.
Что же до встречи с первым консулом, то Кадудаль заявил, что это приглашение считает большой честью и отправится в Париж, как только закончит с нотариусом Ванна дела по продаже имущества и получит охранную грамоту от генерала Брюна.
Для двух адъютантов, которых он хотел взять с собой в Париж, чтобы они присутствовали при беседе с Бонапартом, Кадудаль требовал того же, что и для других, — забвения прошлого, безопасности в будущем.
Брюн потребовал перо и чернил. Договор был написан на листе бумага, лежавшем на барабане. Кадудаль прочитал его, поставил свою подпись и велел подписаться адъютантам. Брюн подписал договор последним, обещая лично проследить, чтобы все пункты договора были неукоснительно соблюдены.
Пока с договора снимали копию, Кадудаль вынул из шляпы письмо и подал Брюну.
— Прочтите, генерал, — сказал он, — и вы увидите, что отнюдь не нужда заставила меня заключить с вами договор.
Действительно, в письме, полученном из Англии, сообщалось, что одному нантскому банкиру были переданы триста тысяч франков с указанием предоставить их в распоряжение Жоржа Кадудаля.
Взяв перо, Кадудаль написал на обороте письма:
«Сударь,
верните деньги в Лондон. Я только что заключил мир с генералом Брюном и, следовательно, не могу распоряжаться деньгами, направленными на продолжение войны,
Жорж Кадудаль»
Через три дня после подписания договора Бонапарт получил его копию, на полях которой Брюн изложил обстоятельства, с которыми мы только что познакомили читателя.
Спустя две недели Жорж продал свое имущество и получил шестьсот тысяч франков. Тринадцатого февраля он уведомил Брюна о своем отъезде в Париж, а восемнадцатого на странице «Монитёра», отведенной для официальных сообщений, было напечатано:
«Жорж едет в Париж, чтобы встретиться с правительством. Ему тридцать лет, он сын мельника, он любит войну и у него отличное образование. Генералу Брюну он рассказал, что вся его семья погибла на гильотине, что он желает перейти на сторону правительства, и ему было обещано, что его связь с англичанами будет предана забвению. К помощи Англии он прибегнул лишь для того, чтобы бороться с террором 93-го года и анархией, в которую погружалась Франция»[31].
Бонапарт совершенно справедливо заметил Бурьену, когда тот читал ему газеты:
— Не трудитесь, Бурьен, они пишут только то, что я позволяю.
Легко заметить, что статейка эта не только вышла из его кабинета, но и была составлена со свойственной ему ловкостью. Это была смесь проницательности и ненависти. Первый консул, предусмотрительно готовя реабилитацию Кадудаля, приписывал ему давнее желание служить правительству и, движимый ненавистью, заставлял Кадудаля обличать 93-й год.
Кадудаль выехал в назначенный день, в Париж он прибыл шестнадцатого февраля, семнадцатого прочитал «Монитёр» и заметку, где говорилось о нем. Оскорбленный тем, что было напечатано в газете, он хотел тут же уехать, не встретившись с Бонапартом. Но потом подумал, что лучше будет принять приглашение, лично изложить первому консулу свой «символ веры» и отправиться в Тюильри как на дуэль в сопровождении двух секундантов, офицеров де Гризоля и Пьера Гиймо[32].
Итак, через Военное министерство[33] он уведомил Тюильри о своем приезде, и девятнадцатого февраля, на следующий же день после того, как подал прошение об аудиенции, получил приглашение во дворец.
Именно на эту встречу с таким нетерпением и любопытством отправлялся первый консул Бонапарт.
VIII
ВСТРЕЧА
Три роялиста ожидали в большом салоне, который по-прежнему официально назывался салон Людовика XIV, а в обычных разговорах — салон Кокарды. Все трое были в форме командиров роялистской армии, Кадудаль заранее обсудил это условие.
Униформа состояла из мягкой фетровой шляпы с белой кокардой, серого мундира и зеленого короткого плаща. Куртка Кадудаля была обшита золотым галуном, у младших офицеров — серебряным. Костюм их дополняли широкие бретонские штаны, серые гетры и белые пикейные жилеты.
У каждого из офицеров на боку была сабля.
Увидев их, Дюрок коснулся руки Бонапарта, который остановился и взглянул на своего адъютанта.
— В чем дело? — спросил Бонапарт.
— У них сабли, — заметил Дюрок.
— Ну так что же, — ответил Бонапарт, — ведь они не пленники. Что еще?..
— Ничего, — сказал Дюрок, — я оставлю дверь открытой.
— О нет, не вздумайте! Это враги, но враги достойные. Разве вы не помните, что нам говорил о них наш несчастный друг Ролан?
С этими словами он стремительно и без колебаний вошел в салон, где ждали шуаны, знаком приказав выйти Раппу и двум другим офицерам, которые, вероятно, по особому распоряжению, находились там.
— А, вот и вы наконец! — сказал Бонапарт, по описанию узнав Кадудаля в одном из трех офицеров. — Один наш общий друг, которого мы имели несчастье потерять в битве при Маренго, полковник Роланде Монтревель, говорил мне о вас много хорошего.
— Это меня нисколько не удивляет, — отвечал Кадудаль. — За то недолгое время, что я имел честь провести в обществе господина Ролана де Монтревеля, я смог составить представление о его благородстве. Генерал, вы узнали меня, а теперь я должен представить вам двух человек, которые сопровождают меня и также удостоены вашей аудиенции.
Бонапарт слегка поклонился, показывая, что готов слушать.
Кадудаль положил руку на плечо старшего офицера.
— Господин Соль де Гризоль еще юношей был увезен в колонии и пересек несколько морей, чтобы вернуться во Францию. Во время этого путешествия он потерпел кораблекрушение. Его нашли посреди океана, без сознания, на доске, волны вот-вот должны были поглотить его. Когда началась Революция, он был арестован, прорыл ход в тюремной стене и бежал. На следующий день он уже сражался в наших рядах. Ваши солдаты поклялись любой ценой поймать его. Во время переговоров о заключении мира они окружили дом, где он скрывался. Он в одиночку сражался против пятидесяти, но вскоре у него кончились патроны, и ему оставалось только сдаться или броситься в окно, расположенное на высоте двадцати футов. Не колеблясь, он выпрыгнул в окно, приземлился в толпу республиканцев, кубарем скатился по их спинам, вскочил на ноги, двоих убил, троих ранил и бросился бежать, вслед ему свистели пули, но ни одна не попала в цель.
Другой мой товарищ, — Жорж указал на Пьера Гиймо, — несколько дней назад был окружен на одной ферме, где он собирался насладиться несколькими часами отдыха. Ваши солдаты ворвались к нему в комнату прежде, чем он успел схватить саблю или карабин. Тогда он схватил топор и проломил голову первому, кто бросился на него. Республиканцы отшатнулись, Гиймо, размахивая топором, расчистил путь к двери, отбил удар штыка, который лишь оцарапал его, и бросился бежать через поля. Путь ему преградил забор, который охранял часовой. Он убил часового и перепрыгнул через забор. Более проворный Синий почти настиг его и собирался схватить, Гиймо обернулся, рассек ему грудь топором и, окончательно отвоевав свободу, вернулся ко мне и другим шуанам.
31
Ни в «Национальной газете», ни в «Монитёре» 18 февраля 1801 г. (в официальной части) не было напечатано ничего подобного. Кадудаль 4 марта 1800 г. прибыл в Париж и был в конце месяца принят первым консулом. «Монитёр универссль», № 163 от 13 вантоза VIII года (4 марта 1800 г.), с. 165, пишет: «Шатийон, Бурмон, д'Отшан, Бернье в Париже. Вскоре должен прибыть Жорж».
32
Хотя А. Дюма не сообщает нам военные прозвища, под которыми скрывались Соль де Гризоль и Пьер Гиймо, один из них, несомненно, Бранш-д'Ор, другой — начальник штаба армии шуанов.
33
В то время Военным министром был Бертье, назначенный на эту должность 8 октября 1800 г.