Страница 39 из 108
– Как только мы разгромим в сражении их армию, – уверенно начал Эврип, то обдерем эти места, словно шкурку с апельсина.
Потом выясним главных предателей и подвергнем их такому наказанию, что остальные навсегда запомнят, как дорого обходится бунт против императора. – И он погрозил кулаком пустым домам, словно именно из-за них он сейчас мокнул в седле под дождем.
– Может дойти и до этого, – проговорил Крисп, медленно кивнув. Ответ Эврипа оказался по-солдатски прямым и наверняка мало отличался бы от решения, выскажи его Саркис. Парень мог ответить и хуже, подумалось Криспу.
По-юношески уверенный в том, что он дал не просто ответ, а самый правильный из возможных, Эврип вызывающе спросил:
– Разве ты поступил бы иначе, отец?
– Если мы сможем вернуть людей к истинной вере убеждением, а не страхом, то избавимся от риска через поколение начать новую войну, – ответил Крисп.
Эврип лишь фыркнул; он измерял время неделями и месяцами, но не поколениями.
Тут и Криспу пришлось позабыть о поколениях и даже неделях: разбрызгивая грязь, в их сторону скакал разведчик из авангарда, громко выкрикивая:
– Эти сволочи решили попытаться перекрыть нам проход между холмами впереди!
«Наконец-то открытая схватка, хвала Фосу», – подумал Крисп.
Саркис уже выкрикивал команды, музыканты сыграли команду развернуться к бою. Двигаясь на марше вытянутой колонной, армия сражаться не могла, и теперь начала перестраиваться в боевую линию.
Выехав вперед, чтобы осмотреть поле будущего боя, Крисп увидел, что широкой эта линия быть не сможет. Фанасиоты выбрали свою позицию хитроумно: боковые склоны прохода оказались слишком круты для кавалерии, особенно в дождь, а в самом его узком месте враги возвели баррикаду из бревен и камней. Атакующих она не остановит, но сильно замедлит продвижение… к тому же по ту сторону барьера во многих местах виднелись покрытые полотном навесы, напоминающие приземистые поганки.
Крисп указал на них подъехавшему Саркису:
– Если я правильно понял, они укрыли под навесами лучников.
Баррикада остановит наших солдат, и лучники примутся за дело.
– Похоже, вы правы, ваше величество, – угрюмо согласился генерал. Ливаний все же профессионал, прах его побери.
– В таком случае вышлем два отряда пехоты в обход баррикады.
Надо проверить, не удастся ли выбить их оттуда с тыла, – решил Крисп. Это был единственный маневр, доступный в такой ситуации, но особенно полагаться на его успех не приходилось.
Отряды пехотинцев были самой слабой силой в его армии, как по боевым качествам, так и буквально: в них набирали крестьян, которые не могли сами или с помощью односельчан обеспечить себя лошадью и кавалерийским снаряжением.
Будучи всадником с детства, Саркис разделял и даже более чем разделял недоверие Автократора к пехоте. Но он кивнул, потому что лучшего плана предложить не мог. К музыкантам поскакал посыльный. Прозвучал сигнал, и пехота двинулась вперед, охватывая с флангов фанасиотов, которые размахивали копьями и выкрикивали из-за баррикады угрозы.
– Если вы не возражаете, ваше величество, то сразу пошлем в атаку и кавалерию, – предложил Саркис. Крисп кивнул. Атака не даст противнику бездельничать, но до победы будет еще очень далеко.
Выкрикивая «С нами Фос!» и «Крисп!», имперцы двинулись в атаку. Как и предполагали Крисп и Саркис, лучники, укрытые от дождя под навесами, принялись обстреливать солдат, которые не могли отвечать им тем же. Тут и там в линии наступающих солдаты начали падать из седел. Ржали раненые лошади, отказываясь повиноваться всадникам.
И тут навесы фанасиотов словно встряхнуло резким порывом ветра. Некоторые из них рухнули, накрыв фанасиотских лучников полотнищами мокрой липкой ткани.
Поток стрел сразу ослабел.
Испустив радостный клич, солдаты Криспа вновь двинулись вперед. Автократор повернул голову, отыскивая Заида.
Волшебника он не увидел, но не сомневался, что с навесами поработал именно он. Против людей боевая магия малоэффективна, но предметы – совсем другое дело.
Но все же фанасиоты не пали духом. Вражеские солдаты вышли из-за баррикады, преграждая путь пехотинцам Криспа, стремящимся обойти заслон с флангов. Император впервые услышал боевой клич еретиков: «Путь! Светлый путь!»
Их ярость и упорство тоже оказались для него неприятным сюрпризом. Они сражались так, словно гибель была им безразлична до тех пор, пока врагу наносится урон. Их безрассудная атака остановила пехотинцев Криспа. Часть из них продолжала сражаться, но многие выбирались из схватки и бежали назад, оскальзываясь и падая в грязь.
– В лед этих засранцев! – выругался Крисп. – Благой бог свидетель, что я не ждал от них многого, но такого… – Он поперхнулся от ярости.
– Быть может, бунтовщики совершат ошибку, – предположил Саркис, решив хоть чем-то успокоить императора. – Если они бросятся преследовать наших бедных парней, то кавалерия сможет зайти им с тыла и подрезать поджилки.
Но фанасиоты удовлетворились тем, что отогнали имперских солдат. В этой их сдержанности Крисп вновь распознал волю профессионального воина: неопытные новобранцы, воодушевленные успехом, и в самом деле могли броситься вперед и подставить себя под контрудар. Сегодня на такое рассчитывать не приходилось.
Имперские кавалеристы попытались пробиться через возведенную мятежниками баррикаду. В ясный день они засыпали бы своих почти не имеющих доспехов противников градом стрел и заставили бы их отступить. Под дождем такой прием оказался невозможен.
Приходилось сражаться лицом к лицу, пытаясь саблями и легкими пиками достать противника, вооруженного тем же. Фанасиоты, хотя и не сидели в седлах, использовали вместо кольчуг баррикаду.
– А упорства в них больше, чем мне думалось, – поморщившись, признался Саркис. – Или они поставили оборонять центр настоящих солдат, или…
Саркис не договорил, но Крисп без труда завершил его мысль: «или мы влипли сильнее, чем предполагали».
Не в пример пехотинцам, имперские кавалеристы не отступили и продолжали сражаться, но и им никак не удавалось выбить из-за баррикады упрямых еретиков.
Сквозь звон стали и шорох дождя доносились отчаянные проклятия, крики раненых и ржание лошадей. Целители бросились спасать пострадавших больше всего, но вскоре выбились из сил и повалились в грязь.
Казалось, время остановилось. Серая завеса облаков была такой плотной, что у Криспа не оказалось лучшего способа определения времени, кроме урчания в желудке. Если тот не лгал, полдень уже давно миновал.
И тут Крисп услышал неподалеку крики – сперва со стороны отряда халогаев, затем из-за баррикады. К беспорядочному шуму сражения добавился новый боевой клич: «Ко мне! За империю!»
– О благой бог! – ахнул Крисп. – Это же Эврип!
Сыну Автократора, возглавившему группу из двух дюжин всадников, удалось со своим отрядом пробить брешь в баррикаде.
Оказавшись среди еретиков, он отчаянно заработал саблей, возмещая недостаток умения яростью. Следом за ним сквозь брешь просочилась и половина халогаев – равно чтобы защитить Эврипа и воспользоваться открывшимся преимуществом.
Результат оказался достаточно удовлетворительным. Отброшенные наконец от баррикады, еретики стали более уязвимы для дисциплинированных имперских солдат, и их уверенные крики внезапно сменились возгласами отчаяния.
– Давите их! – закричал Крисп. – Если мы разобьем их здесь, то откроется дорога на Питиос!
«Как сможет восстание продолжаться, если мы захватим главный город мятежников?» – подумал Крисп.
Но фанасиоты продолжали упорно сражаться даже перед лицом явного поражения. Крисп вспомнил пленника, которого приказал пытать, и презрение, высказанное юношей к материальному миру.
Теперь он понял, что оно не было бахвальством. Солдаты в арьергарде отступавших фанасиотов сражались куда упорнее, чем он мог представить, и бились насмерть, прикрывая отход своих товарищей. И даже некоторые из тех, кому непосредственная опасность уже не грозила, сами возвращались и бросались на имперских солдат, ища на остриях их сабель и пик вечного избавления от земного существования, которое фанасиоты называли ловушкой Скотоса.