Император Крисп

– Я слышал, их заповеди запрещают есть мясо.

– Да, правильно. Часть они забили… – Автократор поморщился, уловив вонь, исходящую от раздувшихся туш за сломанной изгородью, – …а остальных угнали.

Теперь скот для нас потерян, сомнений нет.

– Скверно, скверно, – отозвался Саркис. Судя по тону, его больше заботило, как набить собственное брюхо, чем последствия налета для всей армии.

– Мы сможем переправить некоторое количество провизии кораблями в Наколею, – сказал Крисп. – Но это весьма растянет нашу линию снабжения, клянусь благим богом. Смогут твои люди обеспечить защиту фургонов, когда они направятся к армии?

– Некоторые доберутся, ваше величество. Скорее всего, доберутся почти все.

Однако, если еретики нападут, часть мы обязательно потеряем. К тому же для охраны фургонов потребуются солдаты, а это равносильно тому, что боевые части могут приравнять охранников к потерям, словно фанасиоты перерезали им глотки.

– Ты снова прав. Хотя жестоко мне про это напоминать.

Крисп знал численность своих войск, выступивших в поход против фанасиотов, а опыт предыдущих кампаний позволил достаточно точно оценить, сколько кавалеристов придется выделить Саркису для охраны линии снабжения. Зато он гораздо хуже представлял, столько солдат смогут выставить фанасиоты на поле боя.

Выступая из столицы он думал, что у него достаточно сил для быстрой победы. Теперь она казалась куда менее вероятной.

– Жаль, что войны не всегда бывают легкими, верно, ваше величество? спросил Саркис.

– Может, это и хорошо, – ответил Крисп. Когда Саркис удивленно приподнял кустистые седеющие брови, он пояснил: Если бы они были легкими, у меня появилось бы искушение воевать чаще. А кому это нужно?

– Да, что-то в этом есть, – согласился Саркис.

Крисп перевел взгляд на небо. Погоду он предсказывал с мастерством, приобретенным за годы деревенской жизни, когда выживание зимой зависело от того, правильно ли угадано время весеннего сева. И теперь Криспу не понравилось то, что ему подсказывало чутье. Ветер переменился и задул с северо-запада; в той же стороне на горизонте начали вспухать облака, густые и темные. Крисп указал на них Саркису:

– У нас осталось мало времени на неотложные дела. Кажется, в этом году дожди начнутся рано. – Крисп нахмурился. – Я наверняка не ошибусь.

– Ничто не происходит так легко, как нам хочется, верно, ваше величество?

– спросил Саркис. – Остается лишь стараться изо всех сил. Разбить их разок, и одной большой заботой станет меньше, хотя они еще годами будут нам досаждать по мелочам.

– Да, пожалуй. – Однако предложенное Саркисом решение, хотя и практичное, не удовлетворило Криспа. – Я не желаю вести эту войну бесконечно. Она принесет лишь горе и печаль мне и Фостию. – Крисп не желал признавать вслух, что его похищенный старший сын может и не унаследовать трон. – Если религиозной ссоре дать хоть малейший шанс, она будет тлеть вечно.

– Верно. Кому это знать лучше, чем одному из «принцев»? – спросил Саркис.

– Если бы вы, имперцы, оставили нашу теологию в покое…

– …то пришли бы макуранцы и попробовали силой обратить вас в культ Четырех Пророков, – оборвал его Крисп. – Они уже поступали так несколько раз в прошлом.

– И им повезло не больше, чем видессианам. Мы, васпуракане, народ упрямый, – возразил Саркис с улыбкой, которая заставила Криспа вспомнить ловкого и худощавого офицера, каким тот когда-то был. Саркис сохранил твердость и ясность ума, но худощавым ему уже никогда не быть. Что ж, Крисп за эти годы тоже не помолодел и хотя прибавил в весе поменьше командира своих кавалеристов, после проведенного в седле дня у него до сих пор ныли все кости.

– Если бы мне сейчас пришлось снова мчаться в столицу от самой кубратской границы, думаю, я помер бы на дороге, – сказал он, вспомнив, как в молодости они проделали этот путь с Саркисом.

– Однако мы ухитрились это сделать, когда были совсем сопляками, – сказал васпураканин и взглянул на свой внушительный живот. – Я бы, пожалуй, и сейчас доскакал, да только угробил бы несколько лошадей, а не себя. Я растолстел, как старик Маммиан, а ведь я куда моложе его.

– Да, время идет. – Крисп вновь взглянул на северо-запад. Да, тучи собираются все гуще. Его лицо исказилось; уж больно зловещей оказалась эта мысль. – И его становится все меньше и у нас, и у армии. Так что если мы не хотим утопить ее в грязи, нам нужно быстро двигаться вперед. Тут ты прав.

Он вновь задумался, не лучше ли было начать кампанию против фанасиотов весной? Проиграть битву еретикам… скверно, но куда опаснее будет отступать в грязи и унижении.

Сделав над собой усилие, он заставил мысли свернуть с опасной тропы.

Теперь слишком поздно мучить себя, мысленно представляя другие варианты. Выбор сделан, остается примириться с его последствиями и сделать все возможное, чтобы придать этим последствиям желаемую форму.

Он повернулся к Саркису:

– Раз склады полностью разграблены, не вижу смысла разбивать здесь лагерь.

Кстати, если солдаты проведут ночь рядом с этом разгромом, это не поднимет им дух. Так что лучше двинуться дальше по запланированному маршруту.

– Есть, ваше величество. Нам нужно добраться до Рогмора послезавтра. Или завтра вечером, если поднажмем. – Саркис на секунду смолк. – Правда, склады в Рогморе тоже сожжены.

– Знаю. Но в Аптосе, насколько мне известно, нет. И если мы станем двигаться быстро, то успеем добраться до складов в Аптосе раньше, чем у нас закончатся взятые в Наколее припасы.

– Хорошо бы, – согласился Саркис. – А если нет, то у нас появится чудесный выбор – или голодать, или реквизировать продовольствие у крестьян.

– Если мы начнем грабить собственных крестьян, то следующим утром в лагере фанасиотов прибавится десять тысяч человек, – возразил Крисп, поморщившись. Уж я лучше отступлю; тогда меня назовут осторожным, но только не злодеем.

– Как скажете, ваше величество. – Саркис склонил голову. Будем надеяться на быстрое и триумфальное наступление, тогда нам не придется тревожиться из-за этого неприятного выбора.

– Надежда – штука прекрасная, – заметил Крисп, – но не помешает также и составить планы на будущее, чтобы несчастье, если оно нас настигнет, не застало нас врасплох только потому, что мы дрыхли, а не шевелили мозгами.

– Разумно, – усмехнулся Саркис. – Кажется, я много раз говорил вам это за прошедшие годы… впрочем, вы всегда были разумны.

– Вот как? Я слышал немало льстивых слов, но любая лесть доставляла мне меньше удовольствия, чем сказанное тобой. Крисп мысленно повторил слова Саркиса: «Он был разумен». Я скорее соглашусь, чтобы на моей мемориальной стеле выбили эти слова, чем ту брехню, что любят высекать каменотесы.

Саркис сложил два пальца в жест, отклоняющий даже случайное упоминание о смерти:

– Желаю вам пережить еще одно поколение каменотесов, ваше величество.

– И ковылять по столичным улицам сгорбленным восьмидесятилетним старикашкой, ты это хотел сказать? Что ж, может быть, твои слова и сбудутся, хотя владыке благому и премудрому известно, что большинству людей не везет настолько. – Крисп посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Эврипа или Катаколона, и добавил, все равно понизив голос:

– Если меня и в самом деле постигнет такая судьба, то вряд ли мои сыновья будут в восторге.

– Вы сумеете с ними справиться, – уверенно произнес Саркис. Пока что вы справлялись со всем, что благой бог подбрасывал вам на жизненном пути.

– Но это не гарантия, что я и в следующий раз стану победителем, возразил Крисп. – Но, думаю, пока я про это помню, у меня все будет хорошо.

Ладно, довольно чесать языками; чем скорее мы доберемся до Аптоса, тем счастливее я буду.

Прослужив Криспу всю свою жизнь, Саркис научился понимать, когда именно император подразумевает больше, чем произносит.

Он пришпорил своего коня – несмотря на возраст и солидный живот, он не разучился прекрасно держаться в седле и наслаждался ездой на резвом скакуне – и пустил его галопом.