Император Крисп

– Будет исполнено, – пообещал Барсим. – Э-э… что-либо еще?

– Больше ничего, почитаемый господин, спасибо.

После смерти Дары в его постели побывало несколько дворцовых женщин.

Последняя из любовниц почему-то решила, что он сделает всех ее родственников богачами и наделит властью независимо от их достоинств, оказавшихся весьма скромными. Ей пришлось собрать вещички.

Ныне… мужские желания подогревали его гораздо слабее, чем в молодости.

«И понемногу, – иногда размышлял Крисп, – я начинаю приближаться к статусу Барсима». Правда, вслух он этого не говорил и никогда не скажет, равно опасаясь как затронуть чувства евнуха, так и стать объектом его сарказма.

Выждав несколько минут, Крисп перешел в кабинет. Уже у двери его приветствовало теплое сияние свечей – Барсим был безупречным слугой. Стопка документов на столе порадовала его гораздо меньше. Крисп сравнил ее с вражеским городом, который предстоит осадить и взять приступом. Но город достаточно захватить лишь раз, а от документов ему, увы, никогда не избавиться.

Когда-то Анфим на глазах у Криспа пренебрегал правлением ради удовольствий. Крисп же – не исключено, что из противоречия – пренебрегал удовольствиями ради правления. Иногда, когда стопка пергаментов была особенно высока – как, например, сегодня, – он начинал задумываться, не был ли Анфим в конечном счете прав. Уж он-то, несомненно, получал от жизни куда больше удовольствий, чем получает сейчас Крисп. Но столь же несомненно и то, что империя сейчас управляется куда лучше, чем во времена его правления.

Вдоль левого края стола аккуратно выстроились, словно полки, готовые выступить на битву с неумолимым врагом, тростниковые перья, чернильница с красными чернилами, которыми имел право пользоваться только Автократор, стиль, вощеные деревянные таблички и небесно-голубой воск для печатей. Понимая, что поступает глуповато, Крисп тем не менее отдал им честь, прижав кулак правой руки к сердцу, потом уселся и принялся за работу.

На самом верху стопки лежал налоговый отчет из пограничной провинции Кубрат, расположенной между Заистрийскими горами и рекой Истр на северо-востоке от столицы. Когда правление Криспа только начиналось, эта провинция была независимым Кубратским хаганатом, чьи варвары-всадники столетиями совершали набеги на империю. Ныне ее стада, нивы и шахты приносили ей золото, а не ужас.

Несомненный прогресс, подумал он и подписал пергамент, давая понять, что прочел кадастр и одобрил указанную в нем сумму налоговых поступлений.

Второй документ тоже оказался из Кубрата. Прелат города Плискавоса сообщал, что, хотя после присоединения к империи прошло целое поколение, в провинции процветают ересь и откровенное язычество. Многие кочевники так и не отказались от поклонения древним духам ради Фоса, благого бога империи. А жители видесского происхождения, столетиями страдавшие от степных кочевников и будучи столь долго отрезаны от официальной религиозной доктрины Видесса, также склоняются к странным и ошибочным ритуалам.

Крисп макнул перо в чернильницу, достал чистый лист пергамента.

«От Автократора Криспа святому отцу Баланею привет, – написал он и задумался, потом перо снова зашуршало по листу:

– Любыми средствами продолжайте свои труды по приведению Кубрата и его жителей к истинной вере. Да поможет вам пример наших новых колонистов, чья вера истинно ортодоксальна. Принуждение используйте только в крайнем случае, но при необходимости не поддавайтесь колебаниям: империя у нас одна, и вера в ней тоже должна быть только одна. Да озарит Фос труды ваши».

Он высушил чернила, посыпав их песком, нагрел палочку воска в пламени свечи и капнул несколько капель на лист, затем прижал кольцо к еще мягкому воску. Завтра курьер повезет письмо на север, к Баланею оно попадет раньше, чем через неделю. Крисп был доволен и самим прелатом, и его деятельностью.

Собственный стиль ему тоже понравился; ему мало доводилось писать, пока он не стал императором, но с тех пор он научился излагать свои мысли письменно.

Другой налоговый отчет поступил из одной равнинной приморской провинции, расположенной западнее пролива Бычий Брод. Одна равнинная провинция давала дохода в четыре раза больше, чем весь Кубрат. Климат и почвы позволяли там снимать два урожая в год, а враги не вторгались туда столь давно, что у многих городов даже не было стен. В полуварварском Кубрате такое было невообразимо и могло приравниваться к самоубийству.

Следующий отчет оказался запечатан; его доставили из видесского посольства в Машизе, столице Макурана. Крисп знал, что этим депешам следует уделять самое пристальное внимание: Цари царей Макурана были опаснейшими соперниками видесских Автократоров, и единственными правителями, которых видессиане воспринимали как равных.

Сломав печать и увидев элегантный почерк, знакомый столь же хорошо, как и собственный, Крисп улыбнулся.

«От Яковизия Автократору Криспу привет, – прочитал он, по привычке слегка шевеля губами. – Полагаю, в приморском городе вам сейчас прохладно и уютно.

Если бы Скотос решил наполнить свой ад огнем, а не вечным льдом, то Машиз предоставил бы темному богу прекрасный пример того, что ему требуется».

Улыбка Криспа стала шире. Яковизия он впервые встретил в девятилетнем возрасте, когда видесский вельможа выкупал его семью и других крестьян из кубратского плена. За последующие сорок лет он очень редко слышал от пухлого коротышки доброе слово о ком-либо или о чем-либо.

Разогревшись на этой теме (если подобная фраза была здесь уместна), Яковизий продолжил: «Царь царей Рабиаб куда-то уезжал и устроил какую-то пакость. Я еще не выяснил, в чем она заключается, но кончики его навощенных усов подрагивают всякий раз, когда он удостаивает меня аудиенции, поэтому я предположил, что в его намерения не входило одарить ваше величество крепким и безмятежным сном. Я не пожалел нескольких золотых – как вам известно, у макуранцев в ходу только серебряные монеты, и золота они жаждут не меньше, чем я – красивых мальчиков, – но пока безуспешно. Надежду я все же не оставил».

С лица Криспа исчезла улыбка. Яковизия он послал в Макуран именно потому, что тот столь умело выуживал информацию в самых неожиданных местах. Он стал читать дальше:

«Если не считать усов, то Рабиаб проявил склонность к разумному сотрудничеству. Полагаю, мне удастся уговорить его вывести свои войска из той крепости в пустыне, которую они захватили во время нашей последней небольшой стычки. Он также, по-моему, согласится снизить пошлины, которыми облагает караваны за право войти в Видесс через его земли. А это, в свою очередь, может позволить проклятым ворюгам снизить для нас цены, хотя я в этом сомневаюсь».

– Хорошо, – произнес Крисп вслух. Долгие годы, еще с той поры, когда в Машизе правил Нахорган, отец Рабиаба, он просил макуранцев снизить эти пошлины.

И если Царь царей наконец решил уступить его просьбам, а к тому же и освободить крепость Сармирзегутусу, то Яковизию, возможно, слишком многое почудилось за вздрагивающими кончиками царских усов.

Под письмом Яковизия из Макурана лежал очередной кадастр. Крисп задумался – уж не специально ли Барсим сложил документы именно так, чтобы голова у императора не отупела от чтения нескольких налоговых отчетов подряд? Вестиарий служил во дворце уже множество лет, но его представления о безупречной службе с каждым годом становились все шире.

Написав внизу налогового документа: «Я это прочел», Крисп взял следующий пергамент. Как и послание Баланея, этот документ тоже был от духовного лица ему писал жрец из Питиоса, города на южном побережье Видессианского моря, что через реку Рамн, если смотреть из Васпуракана.

«От ничтожного священника Таронития Автократору Криспу привет.

Да возрадуется ваше величество, но я с сожалением должен сообщить о новой и зловещей ереси, распространившейся среди крестьян и пастухов этой Фосом забытой провинции».

Крисп фыркнул. Почему предполагалось, что от подобных новостей он должен возрадоваться, всегда оставалось выше его понимания.