Лис и империя

Священник явно готов был разрыдаться.

Джерин же со своей стороны как раз и надеялся, что эти богатства (и выставленные во дворе святилища, и спрятанные под землей) заставят Свериласа забыть о нем на какое-то время. Поэтому он повторил:

— Кто говорит, что я должен спасти святилище? Это что, приказ, ниспосланный самим Байтоном свыше?

Он хорошо сознавал, что если ответ будет утвердительным, то его людям придется отстаивать храм, как бы это ни расходилось с его планами на ближайшее будущее.

Но священник покачал головой. При этом его толстые отвислые щеки заколыхались.

— Байтон молчит по этому поводу, — сказал он своим жиденьким тенорком. — Но вы, лорд король, хорошо известны тем, что всегда проявляли большое уважение к прозорливому богу.

— Если бы прозорливый бог приказал мне попытаться изгнать людей Элабонской империи из его храма, я бы за это взялся… во всяком случае, я бы приложил все старания, — ответил Джерин, в общем и целом говоря чистую правду. — Но поскольку он этого не приказывает, позволь мне задать тебе свой вопрос. Как ты думаешь, почему я отступил за святилище Сивиллы и обосновался здесь, в городке?

— Меня это озадачило, лорд король, — ответил священник. — Я думал, что вы, безусловно, останетесь нас защищать. Всей своей мощью.

— Всей своей мощью? — Джерин услышал в своих словах горечь. — Да если бы я обладал мощью, способной остановить имперское войско, зачем бы мне вообще отступать? Зачем соваться в вашу долину? Зачем пятиться все дальше и дальше, намереваясь тут же покинуть Айкос, если южане вновь ринутся на меня?

Священник в недоумении смотрел на него.

— Но вы самый лучший воин во всех северных землях. Как же возможно вас победить?

— С большей легкостью, чем мне бы хотелось, говоря по правде, — отвечал Джерин. — Например, когда против меня выставляют столько людей, что я не в состоянии им противиться, а именно это сейчас и делает империя Элабон. Ничего сложного. Но ты еще должен радоваться, что здесь нет Араджиса Лучника, который мог бы услышать, как ты называешь меня лучшим воином северных территорий. Он бы с тобой не согласился. А когда он с кем-то не соглашается, последнему приходится нелегко.

Он попусту сотрясал воздух. Священник не перебивал его, но и не слушал.

Когда он закончил, священник тут же завел свое:

— И прозорливый бог тоже любит вас больше других. Как может быть иначе, раз вы женаты на его бывшей Сивилле?

Тут евнух вздохнул. Возможно, завидуя близким отношениям Лиса с Байтоном, какие, по его мнению, тому обеспечивал брачный союз с Силэтр, а может, удрученный тем, что самому ему не дано познать радости брака.

В отличие от всего, что успел наговорить пребывавший в полной растерянности толстяк, эти слова заставили Джерина призадуматься. И вправду, быть может, близость с Силэтр накладывает на него особые обязательства? В прошлом ему как-то раз довелось извлечь из ее связи с Байтоном пользу. И немалую, а по счетам следовало платить. Но несмотря на это соображение, он отринул его и покачал головой.

— Если прозорливому богу что-нибудь от меня нужно, он может сказать мне о том сам. Тогда я сделаю, что смогу. Однако без божественных распоряжений я вовсе не собираюсь обрекать на гибель себя и свою армию. Надеюсь, это понятно?

Евнух уставился на него своими большими, темными и опечаленными глазами.

— Абсолютно понятно, лорд король, — ответит он. — Я передам ваши слова моим товарищам, пребывающим в храме Байтона, дабы они узнали, что уже ничто не сумеет вырвать их из хищных когтей империи Элабон.

Иногда дети Джерина, пытаясь его разжалобить, тоже плели что-то плаксивое. Но им это не помогало, как не помогло и священнику. Правда, отпрысков своих Лис в таких случаях обычно высмеивал, однако тут смех был бы плохой, поэтому он только вздохнул, после чего сочувственным тоном прибавил:

— Если Байтон не захочет, чтобы его храм разграбили, полагаю, он сможет защитить его сам.

— Я утешаю себя надеждой на то, что вы правы, — ответил священник, — но не вижу вокруг ничего, что могло бы меня в том убедить.

Он повернулся и двинулся вперевалку на юг, обратно к храму.

— Спасибо, Маева, — сказал Джерин, глядя ему вслед. — Ты правильно поступила, доставив его ко мне, хотя мы и не можем ему сейчас помочь.

— Мне очень жаль, — сказала Маева.

— Мне тоже, — согласился Джерин. — Но если бы мы могли разбить армию Свериласа в любое подходящее для нас время, неужели ты думаешь, что мы бы этого уже не сделали? Возвращайся назад и приглядывай за южанами. Они, как я и надеялся, застопорились возле храма, но рано или поздно все равно пойдут дальше.

— Хорошо, лорд король.

Маева отсалютовала и поехала вслед за священником.

В тот день южане не двинулись с места. Джерин надеялся, что в храме их поразит гром, но ничего не произошло. Однако передышка сама по себе тоже чего-то стоила, а потому вечером он завернулся поплотней в одеяло и заснул. Очень крепко, но сон ему все-таки снился.

Это был, наверное, самый странный сон, который он когда-либо видел. Все в нем казалось размытым и словно бы удаленным, поэтому он ничего не мог отчетливо различить. В то же время его охватило невероятно сильное ощущение некой безотлагательной важности происходящего. А еще ему вдруг почудилось, что он озирает самый краешек какого-то очень важного сновидения, предназначенного для кого-то другого.

Он все тщился подобраться поближе к центру чужого сна, чтобы понять, почему тот кажется ему таким важным. Но все его попытки были напрасными. И он от бессилия скрежетал зубами. Он словно бы находился на дне очень глубокого колодца с гладкими стенами, откуда выбраться невозможно. А ему нужно было выбраться, несмотря ни на что.

Проснувшись, он обнаружил, что стоит на коленях, вскинув молитвенно руки. Лис смущенно огляделся по сторонам. Все было тихо, но и сам Айкос, и все ночлежки его, и домишки, и бивачные костры, вокруг которых спали воины, на мгновение показались ему гораздо менее реальными, чем то, что он видел до того, как очнулся.

Лис закусил губу. Он упустил что-то важное. Он это знал. Он терпеть не мог упускать из виду важные вещи. Учитывая сложившееся положение, ему сейчас нельзя было упускать даже мелочей. Но и поделать сейчас ничего тоже было нельзя.

Может, если лечь и снова уснуть, сон вернется. Иногда такое случается. Возможно даже, он окажется ближе к сути. Лис стиснул зубы. «Возможно» его не устраивало. Но, не имея другого выбора, он снова лег. В конце концов он уснул. И, насколько мог потом вспомнить, больше в ту ночь не видел никаких снов.

Утром обнаружилось, что Дагреф и Фердулф куда-то девались. О последнем Джерин не очень тревожился. Во-первых, Фердулф мог распрекрасно о себе позаботиться. Во-вторых, в лагере без него стало тише.

Но Дагреф… Джерин не мог себе и представить, чтобы сыну вдруг вздумалось самовольно куда-нибудь отлучиться. Но потом он сообразил, что все вполне естественно. У Дагрефа имелся прекрасный повод улизнуть из лагеря, и звали этот повод Маевой. Ну а то, что он не явился к утру, было уже совсем другим вопросом, который придется со всей строгостью с ним обсудить.

Нет, Лис не дал воли своему раздражению, во всяком случае в той мере, в какой обыкновенно выпускал лишний пар. Причина была проста: ему не хотелось привлекать внимание Вэна к тому, что его так взвело. Однако чужеземец все же увидел, что друг его чем-то обеспокоен, и, не до конца понимая чем, сказал:

— Горсть мне в пяти чистилищах, если я одобряю, что Дагреф с Фердулфом что-то затеяли. Кто может предположить, какой каверзой это пахнет?

Эти слова породили в Джерине новый шквал беспокойства. Он так зациклился на Дагрефе и Маеве, что совсем упустил из виду комбинацию Дагреф — Фердулф. Непростительная оплошность!

— Ты ведь не думаешь, что эта парочка решила без нас разгромить южан, а?

Лис вовсе не ожидал, что Вэн всерьез воспримет его слова. Но тот без тени улыбки ответил: