Око за око

Однако Ране не хотел снимать всю роту. Если Ларссена здесь нет, то путь на восток будет открыт.

— Ларссен! — крикнул Ауэрбах. — Выходи с поднятыми руками, и никто не пострадает. Не создавай себе проблем. — «И не создавай проблем для нас».

Ларссен не вышел. Впрочем, Ауэрбах не слишком на это рассчитывал. Он сделал еще несколько шагов в ту сторону, где Рэйчел и Смитти видели какое-то движение. Мимо его уха просвистела пуля. Через мгновение он услышал звук выстрела, но уже успел броситься на землю.

— Ложись! — крикнул он из-под куста и огляделся, но густой кустарник помешал ему оценить ситуацию. — Обойдите его справа и слева.

Теперь они знали, где находится Ларссен. Взять его будет совсем непросто, но эту работу его люди делать умели, дальше все пойдет автоматически.

Ларссен выстрелил еще раз, но теперь он целился не в Ауэрбаха.

— Вы все против меня! — завопил Ларссен. — С двоими я уже рассчитался. И прикончу еще много мерзавцев, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.

С обоих флангов кавалеристы Ауэрбаха начали стрелять в Ларссена, но не для того, чтобы попасть, — они прикрывали своих товарищей, которые старались подобраться к нему поближе. Неподалеку от Ауэрбаха Рэйчел Хайнс выстрелила дважды подряд. Ране тут же вскочил на ноги, пробежал несколько шагов вперед и упал на землю за следующим кустом. Затем Ауэрбах трижды выстрелил и услышал, как Рэйчел и двое других солдат побежали вперед справа и слева от него.

Если тебя атакуют с фронта и с двух флангов, как это происходило с Ларссеном, есть два выхода — и оба не самые лучшие. Можно оставаться на прежнем месте — и тогда тебя точно прикончат — или можно попытаться убежать. И тогда тебя пристрелят почти наверняка.

Ларссен остался на месте. Слева от Ауэрбаха кто-то вскрикнул — очевидно, Ларссен попал. Ауэрбах прикусил губу. Потери неизбежны, все это прекрасно понимали. Когда ты отправляешься в рейд против ящеров, трудно рассчитывать, что все солдаты вернутся на базу целыми и невредимыми. Оставалось надеяться, что противник понесет больший урон. Но когда гоняешься за своими, терять людей особенно трудно.

Сейчас он находился примерно в сотне ярдов от Ларссена и слышал, как физик разговаривает сам с собой. Он что-то повторял о своей жене и бейсболисте — Ауэрбах не мог разобрать толком. Он выстрелил снова. Мимо пробежала Рэйчел Хайнс. Ларссен приподнялся, выстрелил и снова упал на землю. Рэйчел коротко вскрикнула.

Ларссен вскочил на ноги.

— Барбара? — закричал он. — Дорогая?

Ауэрбах выстрелил в него. Одновременно раздалось еще несколько выстрелов. Ларссена отбросило назад, и он рухнул на землю. Винтовка отлетела в сторону. Теперь он никуда не денется. Ауэрбах подбежал к Рэйчел Хайнс. Она уже перевязывала руку.

— Отстрелил мне две фаланги безымянного пальца, — спокойно сообщила она Ауэрбаху. — Просто не знаю, что я буду делать, когда придет время выходить замуж.

— Ты что-нибудь придумаешь. — Ауэрбах наклонился к ней и поцеловал в щеку. Он еще никогда не поступал так с ранеными сержантами. Убедившись, что она пострадала не слишком серьезно, он добавил: — Я займусь мерзавцем. Похоже, твой крик заставил его вскочить на ноги.

— Ну, я не специально, — сказала она в спину уходящему Ауэрбаху.

Йенс Ларссен был еще жив, когда Ауэрбах подошел к нему, но было очевидно, что санитар ему не понадобится. Одна пуля попала в грудь, вторая в живот, третья вошла в щеку. Он выглядел отвратительно и был мертв, только его тело об этом еще не знало. Когда Ауэрбах склонился над ним, Ларссен простонал в последний раз и перестал дышать.

— Ну, вот и все, — сказал Ауэрбах, наклоняясь, чтобы поднять винтовку Спрингфилда — зачем пропадать хорошему оружию. — Теперь мы можем заняться более серьезным делом — воевать с ящерами.

«Наксос» медленно приближался к Риму. Над его мачтой развевался красно-бело-синий флаг, который приказал поднять капитан Маврокордато.

— Я хочу, чтобы самолеты ящеров принимали нас за французов, — объяснил он Мойше. — У нас есть друзья в Риме, которым известно, что мы привозим замечательные вещи, но летчики — кто знает, предупреждены ли они? Поскольку ящеры контролируют юг Франции, они не станут в нас стрелять.

— А что будет, когда мы покинем Рим и поплывем в Афины, Тарсус и Хайфу? — спросил Мойше. — Там не обрадуются кораблю, который побывал в оккупированных ящерами странах.

Маврокордато пожал плечами.

— У нас полно разных флагов. Когда придет время, мы поднимем тот флаг, который больше подходит по ситуации.

— Верно, — кивнул Русецки. — Почему бы и нет? — Ему еще не приходилось видеть таких беспечных сумасбродов.

Маврокордато доставлял контрабанду ящерам, и не приходилось сомневаться, что от них он также получал контрабандный товар. Сейчас он перевозил Мойше и его семью прямо перед чешуйчатыми мордами ящеров. При этом греческий капитан вел себя так, словно все Средиземное море было его владениями. Его немного беспокоили лишь истребители ящеров.

— А что будет, если возникнут какие-нибудь проблемы? — спросил Мойше, когда они продвинулись на несколько сотен километров на запад.

Самого Мойше постоянно мучили сомнения — впрочем, если учесть все, что с ним произошло за последние годы, у него были на то все основания.

Но Маврокордато вновь пожал плечами.

— Если возникнут проблемы, я их решу, — заявил он, разом ответив на все вопросы.

Мойше пришлось замолчать, поскольку ему было нечего добавить. Сам бы он составил по плану на все возможные (и невозможные) случаи.

Другой вопрос, какая от этого польза. Учитывая прошлое, ответ не столь уж очевиден. Но он не мог обойтись без планов.

— Сколько еще до Рима? — спросил Мойше, когда итальянский берег медленно проплывал мимо правого борта.

— Тридцать пять километров, может быть, немного меньше, — ответил Маврокордато. — Мы будем в порту через пару часов — как раз к ужину. — Он рассмеялся.

Живот Мойше жалобно заурчал. Впрочем, на британском грузовом корабле, доставившем их к берегам Испании, и на «Морской нимфе» кормили значительно хуже по сравнению с тем, что имелось на «Наксосе». Команде Маврокордато не помешало бы побриться, помыться и сменить грязную одежду, но они жили много лучше, чем английские моряки. Возможно, подумал Русецки, у английских моряков есть правила, запрещающие им получать удовольствие от жизни. Или у них не умеют готовить.

— Я бы предпочел, чтобы в Италии сидели немцы, — сказал Мойше. — Для ящеров это прекрасная база для наступления на север или восток.

— В прошлом году они попытались пробиться на восток через Хорватию, но там им крепко всыпали, — ответил Маврокордато. — Однако вы правы. Достаточно взглянуть на карту, чтобы в этом убедиться. Италия обеспечивает контроль над всем Средиземноморьем.

— Муссолини это не принесло успеха, — заметил Мойше, — но мы не можем рассчитывать, что ящеры окажутся столь же некомпетентными.

Капитан Маврокордато стукнул его по спине, так что Мойше едва не выпал за борт, и произнес несколько предложений на греческом, пока не вспомнил, что Русецки не понимает его родного языка. Он вновь перешел на немецкий:

— Мы вышвырнули итальянцев из своей страны, когда они попытались нас захватить. Да, нацистам удалось нас победить, но этим клоунам — никогда.

Различие между итальянцами и немцами определялось разницей между неумелым тираном и тираном эффективным. Неумелые тираны вызывают презрение. Однако никто не может презирать немцев, русских или ящеров. Их можно ненавидеть, но приходится еще и бояться.

— Как мне кажется, имбирь — самая большая слабость ящеров, — заметил Мойше. — Ящер, который попробовал имбирь…

Он замолчал, его отвлекла вспышка света на севере. «Что бы это могло быть?» — удивился он — вспышка была яркой, как солнце. Нет, не просто вспышка, цвет менялся от белого к оранжевому и красному. Огненный шар стремительно рос у них на глазах.