Страница 50 из 69
Особенно это бросалось в глаза по сравнению с третьим спутником. Вот тот постоянно держался настороже, вертел головой и явно не мог понять, как здесь вообще можно ориентироваться? Все деревья с виду одинаковы, и даже солнце не в силах пробиться сквозь густой шатер листвы.
Сильно досаждали насекомые. Приходилось прикрывать лица, чтобы какая-то мелочь не набивалась в рот и нос. Потом сельва чуть изменилась, насекомых заметно поубавилось, и даже дышать стало легче.
Ехали молча. Не потому, что лес не любит пустых разговоров. Просто большей частью путь приходилось проделывать гуськом, а кричать в спину или оглядываться тяжело.
Крупных зверей не встречалось. Наверно, к счастью. Мужчины двигались в глубь сельвы отнюдь не для охоты.
Путь казался бесконечным и довольно однообразным. Еще хорошо, не приходилось спешиваться, ведя коней под уздцы.
Наконец головной мужчина спрыгнул на землю, обернулся к спутникам и выдохнул магическое слово:
– Привал.
Небольшая в общем-то поляна давала достаточно места и людям, и лошадям. Даже странно, откуда посреди росших едва не сплошняком деревьев вдруг возникло свободное пространство. Можно хоть немного размять ноги, затем присесть, хоть немного перекусить и прийти в себя от непрерывного движения.
– Хоть правильно едем? – спросил Пуляковский, жуя холодное мясо.
– Правильно, – кивнул Хуан. Тот самый, что ехал во главе крохотного отряда. – Ближе к вечеру доберемся до первого поста.
Пуляковский едва не поперхнулся.
Он примерно представлял себе трудности пути, но действительность оказалась гораздо хуже.
Врагам Фернандеса в жизни его не одолеть. Как и друзьям до него не добраться. Можно скрываться в сельве хоть до второго пришествия, а то и после него.
Но и самим действовать отсюда трудно. Путь ведь не становится короче, если проделывать его с другой стороны. Палка всегда о двух концах.
– Как вы здесь живете? – вздохнул Пуляковский.
Ему часто приходилось путешествовать по делам, и сам себе он казался привычным ко всему. Но сельва нагоняла на него тревогу и тоску. Случись что с проводниками, и самому отсюда не выбраться никогда. Мрачноватый зеленый мир без конца, края и сторон света.
– Нормально, – коротко ответил Хуан.
Не слишком молодое его лицо с седоватой щетиной на щеках было спокойно. Наверно, иного существования повстанец себе уже не представлял. Ведь привыкают другие к жизни в горах, а кто-то, как слышал Пуляковский, вообще постоянно обитает в пустыне. Людские представления о счастье относительны. Кому-то требуется блестящее положение в обществе, богатство, почет, возможность влиять на события в стране или в мире, а кому-то достаточно крыши над головой да относительного покоя вокруг.
Исхудавшим Хуан не выглядел. Не толстый, нет, нормальный мужчина средних лет. Точно такой же, как Родригес, который в сельве не жил и выполнял роль связного между скрывающимися повстанцами и их тайными сторонниками в городах.
Ну, сопровождает иногда человек богатых господ на охоту или по каким-то их делам. Что тут такого? Каждый зарабатывает на жизнь, чем может.
После обеда оба мексиканца еще закурили по пахитоске. Пуляковский был свободен от подобных привычек. Вот выпить он был не прочь, но кроме вина у провожатых ничего не было, а хотелось бы чего покрепче.
На деле все оказалось получше, чем показалось посланцу. Фернандес получил извещение о его прибытии и перебрался из главного поселка в ближний, специально устроенный для всяких встреч и сосредоточения сил перед различными повстанческими делами. Насколько понял Пуляковский, главное убежище было расположено в такой глубине, что без знания пути туда и не добраться. И то, не за один день, и не за два.
Пуляковский был весьма опытным человеком, только тут признавал: не смотря на весь опыт и умения, сам бы он отсюда не вышел. И уж тем более ничего и никого в сельве бы не нашел.
Крохотный поселок, не дома, хижины, возник сразу за деревьями. Только что тянулась обычная чаща, и вдруг трое всадников уткнулись в подобие плетеного забора, за которым был кусок относительно расчищенной территории.
Во всяком случае, несколько хижин было видно с одной точки. Кажется, еще сколько-то скрывались за разными преградами. Потому определить истинные размеры было делом заведомо безнадежным. Поселок мог обрываться сразу же, за ближайшим кустарником, а мог тянуться глубже в сельву на целую милю. Не равнина, тут вся видимость порою – на десяток ярдов, а то и много меньше. И что за этими пределами – воистину неведомо.
Зато сражаться здесь страшновато. Пока не наткнешься на неприятеля вплотную, можешь не подозревать о его существовании. И удар в спину получить настолько же легко, как в грудь.
Зато обжившимся здесь повстанцам было намного легче. У них даже имелись какие-то наблюдатели, хотя Пуляковский не очень представлял, каким образом тут вообще можно наблюдать. Но посланца сразу встретили, явно ожидая с минуты на минуту. Не сам Фернандес, бригадный генерал и вождь ждал согласно положению под навесом у одной из хижин, его доверенные люди.
Поселок, лагерь, как ни назови, был составлен таким образом, что даже понять, много ли здесь людей, не представлялось возможным. Раздавались голоса, не только мужские, женские тоже, следовательно, лагерь был не только военным, но и семейным тоже.
Когда скрываешься в лесу много лет, поневоле будешь таскать жену с собой.
Фернандес даже в подобных условиях старался выглядеть человеком из высшего общества. Никаких усов, бороды, лишь баки по европейской моде. Вместо простого костюма, все-таки сельва, на повстанце был мундир с красными лацканами и золотым генеральским шитьем. Пуляковский невольно усмехнулся про себя. Все же подчеркивать звание несуществующей армии со стороны бывшего наполеоновского офицера казалось несколько помпезно и нелепо. Толку в том, когда за спиной нет войск! Вряд ли в сельве укрывается полная бригада, не говоря уже о дивизии. И полк – тоже едва ли. Хотя Фернандес и сообщает о своих огромных силах, но то так, для устрашения врагов и появления новых друзей.
– Я привез вам обещанное, – после взаимных приветствий произнес посланник.
– Пройдемте внутрь. – Фернандес покосился по сторонам.
Внутри хижины нашлось место и для стола, и для самодельных стульев, и даже для кровати в дальнем уголке.
– Вот. – Пуляковский протянул сумку. – Здесь двадцать тысяч североамериканских долларов.
Сумма не столь маленькая, пусть и не великая. Но так и боевых действий повстанческая армия на данный момент не ведет.
Генерал едва заметно скривился. Ему хотелось бы побольше денег.
– Не очень щедро, – не удержался Фернандес, написав расписку. – С такой суммой армию не увеличить. Людям надо платить содержание. Я уже не говорю про амуницию, оружие, порох, пропитание…
Пуляковский, как и люди, стоявшие над ним, сильно сомневался, будто засевшая в сельве армия вдруг ни с того ни с сего резко прибавит в численности. Сколько денег ни давай, но популярность любого революционного движения зависит главным образом от недовольства существующей политикой и от побед повстанцев.
Недовольство пытались создавать разные люди и организации. В данный момент – без особого успеха. Простому человеку безразлична власть над ним. Был бы покой да возможность нормально жить. Что до побед – откуда им взяться, когда максимум, что делали войска Фернандеса, короткие вылазки против мирных асиенд с последующим немедленным отходом в леса?
Одно дело – двигаться вперед, приобретая при том кое-какие блага, и совсем иное – сидеть в глубине сельвы.
– Порох и оружие вам доставят отдельно. Примерно через месяц к условному месту подойдет шхуна, – порадовал генерала Пуляковский. – Вам лишь надо будет встретить ее, разгрузить и скрытно переправить полученное сюда. Или в другое место по вашему выбору.
– Оружие? – встрепенулся Фернандес. – Нам бы десятка два пушек. С соответствующим запасом пороха, картечи и ядер.