Страница 33 из 48
– Можно, – важно согласился дьяк. Несмотря на постоянную ругань, упреки и угрозы в адрес милицейского управления, ему ужасно льстило, что вот он – в центре внимания, его расспрашивают, его мнением интересуются, он, возможно, даже жертва жестоких политических махинаций… Незаконно репрессированный, так сказать борец за веру. Кое в чем он темнил… Деньги с боярином они наверняка просто делили по договоренности. Предположить, что дьяк и шамахан успешно подменяли друг друга, так ни разу и не столкнувшись, тоже было весьма проблематично.
– А не было ли у вас в последнее время каких-нибудь странных снов, провалов в памяти, необычайных происшествий?
– Жизнь моя в последние годы печальна сверх всякой меры, – тут же поддержал благостную тему умасленный дьяк. – Тружусь на благо Отечества со страшной силой, аки лев рыкающий бросаюсь на дела служебные, ночи и дня не разделяючи… Встанешь, бывало, а не помнишь, чего вчера было. На службу прихожу, так младшие писцы все удивляются: «Чего ж вы, Филимон Митрофанович, о прошлых делах хлопочете, все уже давно решено усильями вашими безмерными!» А я так и не помню, что когда подписывал… Голова кругом вдет, одна мысль движет – полезным быть государю-батюшке.
– Ясно… Продолжайте, пожалуйста, – ободряюще предложил я, быстро переглянувшись с Ягой.
Бабка незаметно подмигнула, похоже, мы одновременно подумали об одном. Шамаханы, обхаживая дьяка в соответствии с украденной мной характеристикой, видимо, что-то ему подмешивали… Какой-то сильнодействующий наркотик, провоцирующий долгий сон и провалы в памяти. Бедняга мог спать весь день, а в это время шамахан в образе думного дьяка Филимона Груздева обделывал свои делишки. Только так разрозненные кусочки мозаики вставали на свои места. Только так шамаханы могли шантажировать боярина, устроить поддельных богомольцев на подворье Мышкиных, рыть подземный ход прямо из дьяковского подвала, ходить вместо него на службу, получая доступ к самым секретным документам, имея, таким образом, возможность осуществления заговора на самом высоком уровне. Цель? Организация мятежа, быстрая атака мобильными отрядами, дезориентация ополчения, военные смуты и беспорядки, а в результате – свободное взятие агонизирующего города. Если все это действительно спланировано в рабочем кабинете Кощея Бессмертного, то мы имеем дело с новым преступным гением. Так разработать сложнейшую операцию, с привлечением кадровых специалистов шпионажа, магией перевоплощения, учетом подмены должностных лиц, предвидением событий… Я начинал проникаться глубоким уважением к противнику. Нет, при первом же случае посажу как миленького! Он делает свое дело, я – свое, просто всегда приятно бороться не с заурядным воришкой, а с опытным представителем уголовного мира. Дьяк все нудел о своей недооцененной роли в жизни всего прогрессивного человечества. Пришлось вернуть его к действительности.
– Напомните мне, пожалуйста, как и за что вас задержали стрельцы.
– Как? Среди бела дня навалились на базаре ярыжки кабацкие и давай руки крутить. Уж я кричал, возмущался, грозил даже – ни в какую! Их ярыжное дело нехитрое, за столом сидеть, речи крамольные слушать да болтунам подливать… Дальше стрельцы указанных в оборот берут. Ну, а меня-то за что сцапали?!
– Записал. Вас задержали ярыжки, а дозорные стрельцы, приняв с рук на руки, отвели в царскую тюрьму?
– Истинно так… А по дороге оскорбляли всячески, в загривок напинали и слова обидные говорили, дескать, я – супостат переодетый! Ну, тут я опять же в крик – неправда, дескать! Не я это был, не меня видели, не мной грех совершен… Не слушали. Так в погреба каменные и запихали. Ну, да лично царь-батюшка с ними еще разберется…
– Царь Горох говорил, что спускался в подвалы, для того чтобы лично учинить допрос, но не смог. Вы были настолько пьяны… Он не сумел добиться от вас ни одного членораздельного предложения!
– Ну… тут такое дело… – замялся дьяк, – я и сам-то ничего не знаю… Ведь тверез был аки стеклышко! Капли хмельного в рот не брал. А как тока надежа государь двери-то распахнул, меня ровно как туманом накрыло… Все вижу, все понимаю, все рассказать хочу – ан нет! Язык не ворочается, руки не служат, ноги не держат, в голове такая бесовская музыка – хоть святых выноси… Вот и ушел спаситель мой несолоно хлебавши.
– Странно… Мы еще вернемся к этому вопросу, а зачем же вы бежали из тюрьмы?
– Я бежал?! Да сразу назавтра заявился парень ваш милицейский, ни слова не говоря – хлоп меня в лоб! Я человек хрупкий, работой измученный, питанием не избалованный, мне много ли надо? Как брякнулся, так ничего и не помню. В себя пришел у вас на дворе, за овином. Вона, посмотри, шишка какая! А Митька твой, христопродавец, тотчас хватает за шиворот да орет, что поймал. Ну, думаю, опять бить будет…
Царские стрельцы заявились через полчаса. Мы передали им задержанного гражданина Груздева, пояснив, что он уже дал необходимые показания как ценный свидетель и нуждается в усиленной охране.
– Ужо сохраним, – пообещал мне старший, – не сомневайся, сыскной воевода, вдругорядь не сбежит. В самое глубокое подземелье засадим, цепями прикуем да стражи бдительной в три раза против прежнего поставим.
– Именно это я и хотел услышать… Да, а не захватите ли заодно боярина Мышкина? Мы все собирались сдать в тюрьму и его, но как-то все руки не доходят.
– С превеликой охотой, участковый, ежели мы вместо одного ослушника двоих притащим, начальство в огорчении не будет. Эй, ребята, берем всех!
– Митька, проводи стрельцов к порубу.
Дальше пошло веселее… Едва увидев дьяка, конвоируемого царской стражей, боярин Афанасий Федорович сдуру решил, что истинный преступник найден, а он, невинная овечка, полностью оправдан. Ошалев, таким образом, от радости, Мышкин бодро бросился вперед и, ухватив под длинную бороденку Филимона Митрофановича, начал трепать ее немилосердно:
– Попался, вражий сын! Да меня из-за тебя, кобеля пестрого, в холодном порубе гноили, обвинениям бесчестным предавали, перед людьми позорили, пытками истязали бесчеловечно! Сей же час перед государем всю правду расскажешь, или я тебе, пескарю сушеному, все волосья-то повыдергиваю!…
Дьяк взвыл дурным голосом. Стрельцы настолько удивились боярской прыти, что даже отступили. Подозреваемый Мышкин вовсю тузил подозреваемого Груздева, а тот, не имея боевого опыта рукопашных схваток, старался плюнуть ему в лицо, прилюдно обзывая боярина боровом и недопеском. Драка была недолгой, но результативной. Митька растаскивал хулиганов, как двух сцепившихся мартовских котов. У долговязого служащего думного приказа был подбит глаз и не хватало полбороды. Дородный начальник охраны оказался весь исплеван, а рукав рубахи висел на одной ниточке, почти оторванный зубами мстительного дьяка. Стрельцы, качая головами, разделились надвое и, связав драчунам руки, повели обоих к царю. Я велел Митяю отложить уборку двора, поздновато уже, вечер на носу.
– Никитушка, ты бы рассказал мне, старой, что удумал. По лицу твоему вижу – на опасное дело в ночь собрался. Уж не погнушайся моим мудрым разумением, поделись бедой, глядишь, и советом помогу…
– Да вот мучает меня один вопрос: если не боярин и не дьяк помогли шамаханам проникнуть в город, то кто? Кто стоит в самом начале этой заварухи?
– Дык известное дело кто, – не сразу уловила бабка. – Кощей же Бессмертный и есть. Он мог в Лукошкино под чужой личиной заглядывать, шпионов своих здесь оставить, заговоры состроить…
– Все так… Но меня не покидает ощущение, что во всей этой грязи прячется кто-то еще. Там, во дворце Кощея, я обнаружил интересные документы: подробнейший план города и исчерпывающие характеристики на трех небезызвестных вам лиц. Один умер (сам или с чьей-то помощью, пока несущественно), двое отправились в тюрьму, а перстень с хризопразом так и не найден.
– Дался тебе этот перстень…
– Он был главной уликой против пребывающих в Лукошкине шамаханов, поэтому его украли в первую очередь. Но если камень действительно как-то проявляет себя в присутствии темных сил, то его мог стащить только обычный человек. Шамахан бы себя выдал. Значит, был некто неизвестный, который вхож в высшие помещения царских палат, имеет доступ лично к государю и готовность за солидную компенсацию предать собственный город.