Соучастие в убийстве

Но пока Филдс набирался храбрости, чтобы спросить об этом Браммела, тот вдруг сказал:

— Я узнал, кто были любовники миссис Тайсон.

Филдс не сразу понял, о чем Браммел говорит. Потом до него дошло, и на лице его мелькнуло испуганное выражение.

— Очень интересно, Стюарт, — с наигранным спокойствием сказал он. — Кто же они?

— «Малыш» — это молодой человек по имени Уоллес Ли, а «Папочкой» оказался Томас Хобсон, партнер Джона Тайсона. Неплохо, а? Томми — ужасный бабник. Как известно, он еще и друг сэра Фредерика Джемисона, — добавил Браммел, громко смеясь.

Филдс молчал, с беспокойством глядя на Браммела.

— Вы совершенно уверены, Стюарт? — спросил он наконец.

Браммел дал полный отчет о своих поисках, которые привели его к этим двум мужчинам. Он подчеркнул, что хорошо осведомлен о них.

— Хобсона я должен был заподозрить с самого начала, — продолжал Браммел. — Из того, что я знал о нем, даже из того, что слышал от репортеров, я должен был понять, что для него нет ничего проще, как завести интрижку с женой своего компаньона. Видимо, до развода ничего серьезного между ними не было. Но нас этот период не интересует. Во всяком случае, были у них какие-то отношения до развода или они начались только после развода, они вынуждены были хранить их в тайне. Тайсон был дьявольски ревнив. Говорят, он очень любил ее…

— Что же вы предпримете теперь? — спросил Филдс.

— Хочу побеседовать с обоими, — ответил Браммел.

— Будьте осторожны, Стюарт, — сказал Филдс. — Один неверный шаг…

— Будет стоить мне головы, да, Фрэнк? — договорил за него Браммел.

— Я вовсе не хочу вас останавливать, Стюарт, — сказал Филдс. — Знаю, вы должны сами убедиться в своей ошибке, прежде чем признать ее. Продолжайте ваше расследование. Но не забывайте, что играете с огнем.

Интересы правосудия будут полностью соблюдены, если он позволит Браммелу допросить этих двоих, решил Филдс. Это, кстати, и в его интересах тоже. В случае если Браммел окажется прав, никто не сможет обвинить Филдса в том, что он препятствовал расследованию. Конечно, это глупая, бесполезная погоня, пустая трата времени. Браммел не хочет признать свою ошибку и старается доказать невозможное.

И словно для того, чтобы дать это понять Браммелу, Филдс начал рассказывать ему о недавнем совещании с генеральным прокурором, королевским адвокатом Энтони Коутсом. Прокурор остался чрезвычайно доволен заключением полиции и выразил желание лично вести это дело в Верховном суде на будущей неделе. Это будет громкий процесс. Кроме того, дело бесспорное, а генеральный прокурор, по словам репортеров, как раз такие и любит — запутанные дела он предоставляет своим помощникам.

— Даже Мур не сможет его сбить, — заключил Филдс.

Он имел в виду Патрика Мура, известного адвоката по уголовным делам, который взял на себя защиту Сима.

— Посмотрим, — сказал Браммел. — Однако не забывайте, Фрэнк, многие присяжные отказывались верить подписанному признанию.

Покинув кабинет шефа, Браммел не мог отделаться от ощущения подавленности. Стоит ли продолжать поиски? Азарт охотника побуждал его идти дальше. Но заставить Филдса переменить мнение очень трудно. Для этого надо предъявить ему подписанное признание настоящего убийцы, да и самого убийцу собственной персоной. Задача не из легких, справится ли он? Но если сидеть сложа руки, вместо настоящего убийцы повесят Сима…

Пока Браммел шел к машине, он снова стал думать о Юнис. Как бы он хотел ее повидать. Интересно, что она скажет, если он вдруг явится. Сейчас их ссора казалась ему нелепой, детской. Они взрослые люди, можно сказать, прошли огонь, и воду, и медные трубы. Пора бы уж вести себя, как подобает в их возрасте, а не как ревнивым юнцам…

Браммел миновал дом Юнис, даже не замедлив хода. Он решил ехать в отель «Океаник»: сыщик и охотник победили влюбленного.

34

Поездка была чудесная, но Браммел не замечал ни зеленых зарослей слева, ни спокойного моря, раскинувшегося справа, ни ласковой прохлады вечера. Он раздумывал об Уоллесе Ли — владельце гоночной машины, о «Малыше», который так сетовал на свою участь. Из писем Ли и рассказа его матери Браммел составил себе довольно ясное представление об этом человеке…

Морской курорт находился примерно в двух часах езды от города. Здешний пляж славился на весь штат. Кроме того, это местечко было достаточно далеко от города, чтобы там околачивались всякие подонки, хотя в последнее время они все-таки стали проникать и туда. Все же курорт считался весьма фешенебельным. Во всех трех отелях обслуживание было отличное: кухня — европейская, официанты — итальянцы и англичане. Номера, столовые, Синий, Мексиканский и Голливудский залы, салоны, носящие названия нью-йоркских улиц, открытые пивные павильоны с яркими зонтами над столиками — все было заполнено светской публикой, богатыми скотоводами, промышленниками, торговцами и праздными юнцами, которые подражали богатым американцам, развлекающимся во Флориде или на Гавайях, и черпали свои симпатии и антипатии из фильмов и иллюстрированных журналов.

«Океаник», у которого остановился Браммел, был самым новым и, очевидно, самым дорогим из трех отелей. Браммел прошел по холлу мимо журнального киоска и остановился у конторки дежурной.

— Мистер Ли у себя?

— У него гости. Как доложить о вас?

— Не звоните ему сейчас, — подумав, сказал Браммел. — Я зайду попозже.

Пусть гости как следует разгуляются, и тогда он зайдет к Ли. «Такие, как он, должны много пить», — пренебрежительно подумал Браммел.

Он прошел в салон, набитый курортниками. Стены салона были расписаны сюжетами из австралийской истории и жизни: джентльмены в мундирах двадцатых годов прошлого века подсаживают дам в экипажи; волы тянут повозки с тюками шерсти; овцы пасутся среди эвкалиптов.

Найдя свободный стул, Браммел уселся за столиком возле бара. Отсюда он мог наблюдать за публикой. Потягивая пиво, он развлекался тем, что старался представить себе, какую жизнь ведут окружающие его люди. Некоторых он узнал по фотографии в газетах; редко случалось, чтобы он забыл лицо, которое видел хоть однажды. Неподалеку от него сидел известный промышленный магнат, директор компании. Он громко и важно втолковывал что-то группе мужчин — своей личной свите, секретарям и управляющим, как решил Браммел. Двое из них особенно забавляли Браммела. Один весь обратился в слух, второй увивался вокруг хозяина мелким бесом: то зажигал ему сигарету, то подзывал официанта. Казалось, он сам готов был превратиться и в спичку, и в официанта, и в кого угодно. К тому же он, видимо, служил мишенью для острот своего хозяина.

Браммел перевел взгляд на хорошо одетого мужчину средних лет, который сидел с молодой привлекательной женщиной и каким-то странного вида парнем, с трудом подавлявшим зевоту. Браммел решил, что молодая женщина вовсе не жена пожилого господина, а скорее его любовница. «А парня они таскают с собой, чтобы законная жена ничего не заподозрила», — подумал Браммел. Таких подставных молодчиков, прикрывающих грешки женатых людей, в Америке зовут «бородками». Браммел улыбнулся: меткое прозвище.

Он продолжал разглядывать публику и прислушиваться к разговорам. Несколько супружеских пар позади него говорили о своих крошках — они воспитывали их для таких вот развлечений.

Браммел начал скучать. Около десяти часов он поднялся и снова подошел к дежурной.

— Где мистер Ли принимает своих гостей?

— Позвонить ему?

— Нет, спасибо. Я поднимусь.

Ли веселился на третьем этаже. Браммел вошел в лифт и заговорил с лифтером, хитрым парнем, который привык обделывать для гостей всякие делишки и помалкивать. За это он получал комиссионные.

— Мистера Ли знаете? — спросил его Браммел.

Лифтер подмигнул.

— Вот оно что! — сказал Браммел.

— Все у него первый сорт.

— Как это он умудряется?

— А я почем знаю.

— Он в последнее время не был в трауре? — спросил Браммел.