Соучастие в убийстве

«Не так уж спокоен», — подумал Браммел. Выходя из кабинета, он оглянулся. Филдс сидел, подперев руками голову, на его хмуром красном лице отражалась тревога. Браммел понимал, что дела идут не так хорошо, как ожидал Филдс. Старшему инспектору все-таки придется принять его точку зрения, если только он не собирается сознательно попрать правосудие.

Нет, до этого Филдс не дойдет. И все-таки теперь Браммел уже не был так уверен в Филдсе, как прежде, до тайсоновского дела. Но он еще колебался и не мог, а может быть, и не хотел сделать окончательный вывод.

Браммел прошел к себе в кабинет, прочитал газеты, выкурил сигарету, потом пододвинул пишущую машинку и занялся обычной утренней работой. Когда подошло время второго завтрака, он поднялся из-за стола, надел свою серую шляпу и вышел из кабинета. У него еще хватит времени позавтракать и заглянуть к мистеру Тайсону старшему, перед тем как отправиться на похороны. Но, пройдя несколько шагов по коридору, Браммел вдруг повернул обратно к своему кабинету. Войдя, он поднял трубку и набрал номер Юнис Грэхем.

— Уж не тот ли это вечно занятый полицейский? — спросила она.

— Вот именно, — сказал он. — Мне надо вас повидать…

— Вы могли прийти ко мне вчера вечером.

— Не мог.

— Не могли?

— Нет.

— Ну, так приходите сегодня вечером.

— Я придумал кое-что получше.

— Чарли не нагрянет, — сказала она.

— Откуда вы знаете?

— Знаю.

— Вы знаете слишком много, — сказал он. — Послушайте, Юнис, давайте и о деле поговорим и немножко повеселимся. Буду вас встречать ровно в семь у конечной остановки автобуса на набережной. Пообедаем в городе.

— А если я не хочу идти?

— Тогда мне придется заехать за вами.

— Ладно, — сказала она. — Наверно, нам все-таки надо повидаться.

Браммел был в восторге от самого себя. Он подошел к висевшему на стене зеркалу и поправил черный галстук, который надел для похорон. Он долго разглядывал себя в зеркало и думал, какой он красивый и умный. Потом он понимающе улыбнулся своему отражению, словно очень близкому другу, и вышел.

Вместо того чтобы спуститься на лифте, Браммел направился к лестнице: ему захотелось пробежаться вниз по ступенькам — так было радостно на душе. Но дисциплина и самоконтроль все-таки взяли верх, и он сошел вниз быстрым, деловым шагом.

26

Браммел пересек улицу и сел в маленькую полицейскую машину. За рулем сидел сыщик Хэм. Сначала они заехали в кафе позавтракать, потом Хэм подвез Браммела к дому Джона Тайсона старшего, удалившегося на покой биржевого маклера и директора компании.

О своей покойной невестке Тайсон говорил очень неохотно. Она опозорила их семью, доставила столько страданий его сыну.

— Это была распутная женщина, — сказал он.

Браммел начал осторожно расспрашивать его о ее поклонниках.

— Не хочется ворошить прошлое, — сказал он, — но мне очень важно узнать, с кем она общалась.

В следствии по делу об убийстве, объяснял Браммел, каждая нить должна быть распутана до конца. Мистер Тайсон понял, что его призывают исполнить гражданский долг.

— Я сделаю все, чтобы помочь вам, — сказал он.

Что касается поклонников его бывшей невестки, фамилии которых не фигурировали в бракоразводном процессе, он ничем помочь не может. Он их не знает. Сын не поверял ему свои дела. Но людей, которые принадлежали к тому же кругу, что и его сын, и были в дружеских отношениях с миссис Тайсон, он знает.

Браммел достал из бумажника две записки — образцы почерков «Папочки» и «Малыша».

— Может быть, вам знакомы эти почерка? — спросил Браммел.

Обе записки были совершенно безобидные.

Мистер Тайсон стал их внимательно разглядывать.

— Кажется, вот этот почерк я знаю, — сказал он, указывая на записку «Папочки». — Да, я думаю, это его почерк.

— Ваш знакомый? — спросил Браммел.

— Впрочем, нет, я не уверен, — сказал Тайсон. — Пожалуй, это не он.

Браммел не стал настаивать.

— Я еще загляну к вам, — сказал он.

Перед тем как уйти, он попросил Тайсона никому не рассказывать о его визите.

— Я буду очень признателен, если вы сохраните это в тайне, — сказал Браммел.

— Не беспокойтесь, — сказал Тайсон.

На пути к похоронному бюро Браммел думал об убитой женщине, стараясь восстановить картину ее жизни.

Еще до замужества Элизабет Тайсон знала много мужчин: из одних она выкачивала деньги, с другими просто развлекалась; часто она натравливала их друг на друга. Именно этот образ жизни привел ее к смерти, а не случайная встреча с грабителем. Кто-то обнаружил, что она дурачит его, и убил ее. Оскорбленное тщеславие было движущей пружиной этого убийства…

Браммел горько усмехнулся. Он не мог не вспомнить о Юнис Грэхем, с которой должен был встретиться вечером. Как и Элизабет Тайсон, Юнис знала очень много мужчин в своей жизни. Но почему-то ему не хотелось об этом думать. Смутная ревность и странная злоба пробуждались в нем; ревность ко всему тому, чего он не знал, и отчетливая неприязнь к Руни. Эта неприязнь еще усиливалась при мысли о том, что Юнис скорее всего предварительно договорилась с Руни и явится к нему на свидание, вооруженная инструкциями своего покровителя. «Да я просто ревную!» — неожиданно сказал себе Браммел. Как глупо! Он попытался подавить в себе это чувство, взглянуть на самого себя с холодной беспристрастностью. «Ну и что же? — спрашивал он себя. — Какое это имеет значение, если она сговорилась с Руни? Ничего они не добьются… Однако следи за собой, дорогуша! Похоже, что у тебя наступает вторая молодость. Следи за собой. Не забывай, что ты охотишься за ними, а не они за тобой». И он поклялся, что его никто не поймает.

Браммел коротко проинструктировал Хэма, что ему делать, когда они приедут в похоронное бюро. Хэм сдержанно кивнул. Это был тяжеловатый, неуклюжий молодой парень, который говорил сугубо официальным тоном и не понимал никаких тонкостей в отношениях с людьми. Браммел выбрал его потому, что на него можно было положиться — этот парень ничего лишнего не скажет.

Машина остановилась у главного подъезда похоронного бюро. Это было внушительное трехэтажное сооружение с башенками и куполами — нечто среднее между псевдовизантийским стилем и псевдоготикой. Высокие окна были забраны черными решетками в испанском стиле.

Браммел с привычной быстротой огляделся вокруг. Возле дома стоял пустой катафалк и две траурные машины. На ступеньках у входа тихо переговаривались несколько пожилых женщин.

По дорожке, обсаженной розами, сыщики направились к входу. Кусты роз были усыпаны белыми и желтыми цветами, в воздухе плыл тонкий аромат.

Браммел толкнул дверь и вежливо пропустил вперед Хэма. Они очутились в полутемном холле. Из матового шара под потолком струился неяркий свет. Пол был застлан толстым ковром, по углам стояли вазы с цветами.

Браммел огляделся. В комнате направо собралось довольно много людей, они, видимо, ожидали, когда их пригласят в часовню. Несколько мужчин и женщин горько плакали.

В комнате налево людей было гораздо меньше, все молчали. В стороне от других стояли две женщины. Обе были хороши собой, одна — зрелая красавица, лет за тридцать, другая — совсем молоденькая, не старше двадцати. Они были в роскошных черных туалетах, словно манекенщицы, демонстрирующие траурные платья перед богатыми дамами.

— Приметьте этих двоих, Хэм, — сказал Браммел своему спутнику. — Держу пари, они пришли на похороны миссис Тайсон.

К сыщикам подошла распорядительница. Она была в черной мантии, словно выпускница университета. Пожилая, толстенькая, с красным носиком, она часто-часто моргала хитренькими глазками, которые никак не вязались с профессионально-скорбным выражением ее лица. Казалось, она, словно клоун, с огромным трудом удерживает это скорбное выражение и вот-вот безудержно захохочет.

— К которому из усопших?.. — тактично начала она тихим почтительным голосом, а глазки ее тем временем так и бегали по сторонам.