Джаз-Банда

Пузцо, все еще находящийся под впечатлением от самого себя после предыдущего разговора, не дожидаясь, выхватил телефон у паренька в красном вельветовом костюме и бодро заговорил:

— Что, Марат, опять ты? Ты чего, все радио в Москве крышуешь, братан? Да, мы тут слегка твоим парням бока намяли. Извини. Что ты говоришь? Песняк тот же. Да это потому, что ты, Маратка, чудачина, вялым келдышем по пьянке деланный, куда от тебя деться? Куда ни плюнь в столице моей Родины, в дупло твое семь на восемь с буркалами попадешь…. Ну что ты молчишь? Понравилось? Еще? Могу. Но потом. У тебя еще много станций? Ну ладно, телефончик оставь. Записал. И тебя, и тебя.

Пузцо, довольный, протянул телефон мокрому от волнения директору и подмигнул братве. Поговорив с Маратом, Красный Костюм молча присел в свое коричневое кожаное кресло и промямлил что-то несуразное.

— Да брось ты, добрый молодец, — запел, присев на стол, Пастух. — Джаз тебе не по формату? Да у тебя же радио танцевальное, вот и пусть все танцуют под наши дудки.

— Да-да, — присоединился счастливый Пузцо, — бери в ротацию, но только не подавись.

— Ну ладно, поедем мы, некогда нам тут с тобой танцевать, еще десять станций нужно посетить. А ты не грусти. Слушай джаз, танцор.

Пастух по-отечески похлопал очередного побежденного радиобосса по плечу и двинулся к выходу.

Полные уверенности, что и в третий раз наткнутся на подопечных Марата, бандиты поднялись в офис следующего в их списке радио «Попсятинка», но натолкнулись на стену непонимания. Перед ними стояли восемь дуроломов, размером с альпийские горы, которые не имели никакого отношения ни к Марату, ни к предыдущим радиостанциям. Но к налету на собственный офис они явно были готовы, потому как весть о сумасшедших приморских джазменах разлетелась по всей Москве в считаные минуты. Впрочем, Пастух и компания были только рады, что наконец-то можно как следует поработать кулаками и размяться после трехдневного застоя. Двухметровые квадратные охранники, сразу же опознав своих недоброжелателей, без лишних слов потянули свои кулаки размером с глобус к бригадникам, на что те, довольные и счастливые от подвернувшейся заварухи, принялись за любимое кулачное дело. Завязалась кровавая битва. Южноморцы лихо разбросали по разным сторонам столичных амбалов и прямиком, без всяких хохм с секретаршами, протопали в кабинет программного директората.

За широким столом из красного дерева сидел немолодой крашеный блондин в бежевом пиджаке. Его лицо пошло загорелого цвета изображало удовольствие и какое-то скрытое извращение. Когда в его кабинет ворвались «злодеи» во главе с Пастухом, мужичок выронил на пол мужской журнал, который тут же открылся на странице с голой девицей, измазанной голубой глиной. Увидев нависших над ним суровых парней, блондин громко сглотнул несуществующую в сухой глотке слюну и шепотом проскулил:

— Мне надо позвонить.

— На! Звони! — заорал Саныч, доставая из своего кармана колокольчик беленджикского быка.

Директор в ужасе бросил звонкий колокольчик на пол, а «Веселая бригада», разозленная столь нерадушнным приемом, начала громить кабинет. Блондин, взвизгнув от неожиданности, забрался под стол и просидел там до того момента, пока стол над ним не раскололся на две части и не сложился как карточный домик.

— Ну, что же вы устроили, гады? — посмотрел он на диск, который ему гордо протягивал Пастух, и продолжил шептать от ужаса и, вероятно, ангины. — Я бы дулинскую песню и так поставил, из уважения…

— И в ротацию бы взял? — съехидничал Пузцо, радуясь новому слову в своем лексиконе. — Ну, извини, брат. Ошибочка, получается, вышла. Слушай джаз!

Бандиты вышли из кабинета, громко хлопнув дверью, а блондин, посидев несколько минут в полной тишине, расплакался от нервов и страха.

Офис «Национального радио» охранял усиленный милицейский наряд. Машины с мигалками, сирены, переговоры по рациям — все это несколько затормозило наших героев, и они, проторчав несколько минут в полном замешательстве, решили позвонить своему новому другу и товарищу — Марату. Пузцо набрал «коллегу», и через несколько минут перед ЗИМами, покрывшимися пылью не одной сотни километров, предстала дорогущая спортивная иномарка ядерно-красного цвета. Из нее вышел Марат: невысокого роста смуглый живчик в ярко-голубых джинсах и короткой кожаной куртке коричневого цвета. Его волосы были убраны назад огромным количеством геля и всяческих косметических препаратов, а на руках блестело огромное золотое кольцо с камнем в цвет автомобиля. Под расстегнутой наполовину цветастой рубахой красовалась увесистая цепочка толщиной с несколько дождевых червей, а на ней кулон с фотографией грудастой блондинки. Блондинка мило улыбалась и словно смотрела, куда идет ее обладатель. Ее длинные волосы были аккуратно убраны в густой хвост, а над ухом с сережкой из серебра или белого золота романтично выглядывала полевая ромашка. Рядом с веселым Маратом воинственно шагали его верные помощники, на вид не огромные, но с выражениями лиц как у злых бультерьеров.

— Ну, кто из вас Пузцо? — громко чавкая жвачкой, поинтересовался Марат и, не дожидаясь ответа, направился прямо к Пузцу, приветливо похлопав его по плечу. — Вижу, красавец! Слушай, загни еще разок, а то парни мои не верят.

— Эх, Маратка, я б тебе загнул, но мы ж с тобой, раскудрит твою маковку, вдоль-поперек совковой лопатой в душу в мать советскую милицию, культурные люди, в рот тебе мой канакатый капондустер! — Последние слова Пузцо договаривал, едва сдерживая смех, зато его товарищи уже давно демонстрировали истерический хохот, держась за животы.

— Ну, ладно, — успокоился Марат, вытирая слезы с глаз. — Что у вас там с ментами? Бабло спасет музло? Ну, давай бабки, я с ними разберусь.

Через десять минут, задушевно поговорив с капитаном милиции, Марат возвратился.

— Нормал. Это мои знакомые, через десять минут свалят на полчаса. Хватит вам полчаса? Только это — без погромов. Вежливо отдайте песню. Вы и так уже там всех зашугали. Ну-ка, Пузцо, выдай-ка еще чего-нибудь.

На следующей радиостанции веселую бригаду встречали стоя и с аплодисментами. Работники студии радостно подпевали песне Дулиной, а генеральный директор, глаз которого предательски подергивался, только успевал наливать парням виски. С таким же успехом бандиты пропутешествовали по всей оставшейся радиомоскве, и теперь везде их уже поджидали с накрытым столом и громко звучащей дулинской композицией.

— Откуда, блин? — недоумевал Пастух.

— Волшебная сила Интернета, — похлопал его по плечу Саныч, усаживаясь за руль. — Качают наш хит вражьи радиостанции.

ГЛАВА 22

Как принять приз за победу

Кремлевский оркестр с трудом разместился на огромной дулинской кухне. Все балаганили, пили, ели, стучали по своим инструментам, трубили, дергали струны, братались с Алисой и бандитами и периодически переключали приемник музыкального центра с одной радиостанции на другую. Везде играла одна и та же песня — творение Дулиной и «Веселой бригады». Песня звучала абсолютно на всех волнах, и каждый раз, как они ее снова слышали, музыканты победно чокались, разбивая при этом пару очередных бокалов, и выпивали.

Пастух, радостный и одухотворенный, в черных шелковых трусах и котелке, сидел в своей комнате на втором этаже, наигрывая на гитаре новые песни. Он на ходу сочинял слова и, победно хохоча, тут же записывал их на листок бумаги, который и без того был вдоль и поперек исписан разными сочинениями на тему.

На улице царила тихая ночь, нарушаемая только радостными возгласами на кухне и звоном бокалов. Со стены на веселого Пастуха бодро смотрела Дулина-старшая. Фотография была сделана несколько лет назад в каком-то южном городке Испании, о чем свидетельствовала надпись внизу портрета. Дулина улыбалась и как будто делила с Пастухом нынешнее торжество. Костя отвлекся от сочинительства и несколько минут смотрел на Алису, улыбаясь ей в ответ. Он что-то проговаривал про себя и обещал диве, и в этот момент он был уверен на тысячу процентов, что страстная сладкая ночь была проведена именно с ней. И когда Пастух уже был готов одеться и пойти к своей старшей избраннице, в комнату без стука вошла красивая, молодая и свежая Жаннет, настроенная романтично и отчасти пафосно.