Страница 125 из 141
В мои намерения не входит, после приведенных выше теоретических рассуждений, углубляться здесь еще и в историческое исследование языков на предмет письменных средств, которые они используют. Только для того, чтобы дать также и фактическое подтверждение в целом обоснованной выше взаимосвязи буквенного письма и языка, я позволю себе завершить эту работу некоторыми наблюдениями над американскими языками, касающимися этого вопроса.
Можно считать фактом, что нигде в Америке не найдено никаких следов буквенного письма, хотя иногда делаются утверждения или предположения о его наличии. Правда, среди мексиканских иероглифов зафиксирован разряд знаков, несколько напоминающий китайские знаки „гуа", который пока еще не получил надежного истолкования, да и вряд ли его получит, если учесть немногочисленность сохранившихся материалов; но если бы среди них содержалась хотя бы какая-нибудь разновидность звуковых знаков, то упоминания о них сохранились бы в сведениях об этой стране и ее истории, дошедших до нас. Здесь можно было бы возразить, что древние хроники ничего не сообщают нам также и о буквенных знаках, которые встречались среди египетских иероглифов. Однако здесь мы имеем совершенно другой случай. Сомнение в том, что Египет обладал буквенным письмом, возникло только в самое последнее время, когда и демотическое письмо стали объявлять понятийной письменностью; но имеется множество свидетельств, доказывающих буквенный характер древнеегипетского письма или позволяющих сделать такое предположение. Спорить, собственно, можно было лишь о том, какая из разновидностей египетского письма была алфавитной, или же приписывать алфавитный характер только упомянутому выше демотическому письму.
То, что в Америке когда-то существовала культура, пришедшая в упадок уже на заре известной нам истории, доказывает ряд памятников — частью здания, частью искусно обработанные участки земли, — распространенных от Великих Озер северной части материка вплоть до южной границы Перу. Перечень этих памятников (в других целях) я составил, основываясь частично на материалах поездок моего брата, точно установившего границы, основные пункты распространения этой цивилизации и ее общие очертания и давшего весьма удачную ее характеристику, а частично — на других источниках, в первую очередь на трудах первопроходцев.
Поэтому при исследовании американских языков мое внимание всегда было направлено также и на то, чтобы выяснить, не отражает ли их строение следов использования утерянных алфавитов. Однако я ни разу таких следов не обнаружил. Напротив, языки эти обладают как раз таким устройством, что, исходя из сделанных выше общих наблюдений над взаимосвязью языка с буквенным письмом, кажется вполне естественным, что они не могли прийти к изобретению алфавита, а если бы таковой был им предложен извне, они не могли бы быть особенно заинтересованы в его усвоении. Разумеется, восприятие привезенного в Америку европейского письма здесь ничего не доказывает. Ведь несчастные нации аборигенов подвергались такому подавлению, а их благороднейшие племена были большей частью искоренены в таких масштабах, что уже не могло быть и речи о национальной духовной деятельности. Но некоторые мексиканцы, действительно, переняли новое средство обозначения и оставили произведения на родном языке.
Все преимущества использования буквенного письма связаны, как было показано выше, главным образом с формой выражения, а через последнюю — с развитием понятий и разработкой идей. В этом заключается его функция, из этого вытекает потребность в нем. Но как раз по отношению к форме мысли строение американских языков (которые именно в этом отношении обнаруживают удивительную однородность, хотя далеко не такую, как это иногда утверждается) оказывается не особенно благоприятным, а часто и вовсе ею пренебрегает, и нужно сказать, что племена американских народов, как в момент их покорения, так и в период своего высочайшего расцвета, стояли не на той ступени развития, когда человеческая мысль подчиняет себе все.
Здесь я лишь мимоходом еще раз напомню о редкости, а иногда и полном отсутствии в этих языках таких грамматических обозначено
ний, которые можно было бы назвать настоящими грамматическими формами. Но мне кажется, что не будет ошибочным упомянуть здесь также о сильной и единообразной аналогии, распространенной в этих языках и нарушаемой лишь весьма редкими отклонениями, о нагромождении в них многочисленных дополнительных определений для одного понятия, даже в тех случаях, когда в них нет необходимости, о преобладающей тенденции к частному выражению вместо общего. По моему мнению, длительное использование алфавитного письма не только изменило и модифицировало бы все эти моменты, но ожившая национальная духовность смогла бы сбросить с себя все эти сдерживающие развитие путы, воплотить понятия в их общем виде, более энергично и соразмерно использовать расчлененность мысли и языка и почувствовать стремление к заботливому обеспечению сохранности языка в памяти посредством зрительных знаков, с тем, чтобы размышление могло спокойнее над ним властвовать, а мысль могла облекаться в более прочные, но в то же время более разнообразные и свободные формы. Ведь поскольку буквенное письмо отсутствовало в эпоху заселения Америки (если вообще предполагать, что она когда-то была заселена извне), то американские нации могли лишь изобретать его самостоятельно, а так как подобное изобретение связано с необычайными трудностями, то долгое отсутствие буквенного письма не могло не оказать значительного влияния на строение их языков. Это влияние могло определенным образом модифицироваться у некоторых американских народов, которые действительно обладали какими-то видами письменности, но эта письменность была не в состоянии оказать значительное воздействие на их язык и систему мышления.
Однако я касаюсь всего этого лишь мимоходом, так как для того, чтобы действительно основываться на упомянутых фактах, необходимо было бы сравнение языков Америки с языками народов других частей света, также не использующими письменных знаков, и с китайским языком, которому по меньшей мере чужды алфавитные знаки, но здесь для такого сравнения не место.
В противоположность этому к содержанию предлагаемых здесь наблюдений ближе тот самоочевидный факт, что долгое отсутствие письменности способствует регулярному единообразию языкового строения, которое ошибочно считают преимуществом. Отклонения с большим трудом сохраняются в памяти, особенно если языковое сознание не пробудилось еще в достаточной мере для того, чтобы раскрывать и оценивать их внутренние причины, или если дух исследования еще не в состоянии обнаружить для них причины исторические. Ведущая роль памяти приучает душу к максимально единообразному выражению мыслей, а внимательному исследователю языков известны случаи, когда само письмо обусловливает определенный порядок расположения букв, сокращения и модификации.
С этим нельзя смешивать то обстоятельство, что и само письмо придает формам большую прочность, а тем самым, в каком-то смысле, — большее единообразие. Эта его особенность направлена главным образом на предотвращение слишком активного диалектного дробления; и при длительном использовании письма большинство американских языков вряд ли сохранило бы специфические различия в выражении между мужчинами и женщинами, детьми и взрослыми, вышестоящими и нижестоящими. В прочих отношениях внутри одного и того же рода и одного и того же класса американские нации обнаруживают как раз достойную удивления устойчивость и сохранность форм. Это легко заметить, сравнивая записи миссионеров, сделанные в начале европейского заселения, с современной речью. Особенно удобно такое сравнение в случае с североамериканскими племенами, так как в Соединенных Штатах (и в настоящее время, к сожалению, только там) осуществляется достойная всяческого одобрения забота о языке и судьбе аборигенов. Между тем было бы весьма желательно обратить еще более пристальное внимание на сравнение тех же диалектов в различные периоды их существования. Таким образом, упрочивающее действие письма в основном проявляется в обобщении языка, приводящем постепенно к образованию отдельного диалекта, и весьма отличается от того распространения одного правила на множество сходных, но (если надлежащим образом учитывать значение и звучание) не вполне тождественных случаев, о котором мы говорили выше.