Киреевы

— Здравствуй, Тася! — Виктор сделал шаг по направлению к девушке.

«Он наверняка не один, — молнией мелькнуло в Тасиной голове. — Надо скорее предупредить наших… надо стрелять…»

Дрожащей рукой она старалась вытащить из кобуры браунинг.

Подоспевший Кузьмич встал между ними.

— А ты, товарищ командир, еще хотел один идти, враз бы тебя тогда прикончили. Как видишь, с партизанами отряда Елены Цветаевой шутки плохи!

И, добродушно усмехаясь, добавил, обращаясь к Тасе:

— Знакомься с командиром!

Недоумение, растерянность и счастье, которому так хотелось верить, появились в больших Тасиных глазах.

Она продолжала крепко сжимать револьвер. На ее узкой полудетской руке Виктор увидел еще незаживший шрам. Нежность и жалость охватили его. Не будь тут Кузьмича, он бросился бы к Тасе, сказал, как любит ее.

— Я рад, Тася, что теперь мне уже можно не играть роль подлеца.

Девушка рванулась к Виктору…

— Здравствуй, Тася, мое солнышко! — он крепко обнял ее. — Я тебе все, все расскажу потом… — Он с трудом оторвал взгляд от залитого краской волнения девичьего лица и быстро ушел вслед за Кузьмичом.

…В свежевырытой землянке, несмотря на жаркие летние дни, стоял запах сырости.

Молодой, румяный, как девушка, партизан принес большую охапку еловых веток и аккуратно разложил их на земляном полу.

В землянку заглянул Егоров.

— Не жалей веток! В лесу их много. Дух лучше!

— Сейчас еще наломаю! — охотно откликнулся паренек.

— Поторопись! Командира с минуты на минуту ждем, — крикнул ему вдогонку Егоров.

Еще раз он придирчивым взглядом оглядел землянку и вышел наружу. Вокруг, под раскидистыми соснами и в тени густых кустов, сидели и стояли партизаны.

Все их внимание, и тех, кто отдыхал, и тех, кто был занят работой, было поглощено предстоящей первой встречей с командиром.

Рано утром комиссар собрал партизан и сообщил: сегодня к ним прибудет командир отряда.

Когда Кузьмич назвал настоящее имя командира, а потом коротко рассказал о деятельности Виктора Киреева в городе, воодушевлению партизан не было предела.

— Виктор Киреев, — рассказывал Кузьмич, — выполнял ответственные задания в самом логове врага. Данные, которые Киреев передавал нам, помогали пускать под откос вражеские поезда, взрывать фашистские склады с оружием. С помощью Киреева немало советских людей было спасено от фашистских застенков. Из-под самого носа гитлеровцев мы увезли наших больных вместе с доктором и сестрой…

— С таким командиром куда хочешь, в огонь и воду не страшно идти! — громко заявил молодой плечистый боец с открытым лицом. Его слова потонули в гуле одобрения.

— А у меня руки чесались его убить! — признался тот самый паренек, который сейчас так старательно заботился об уюте командирской землянки.

В этот день в отряде Елены Цветаевой был настоящий праздник.

После того как Кузьмич официально представил Виктора Киреева, партизаны плотной стеной окружили своего командира. Сторицей был вознагражден он за мучительно тяжелые часы, проведенные в роли лейтенанта гитлеровской армии. Но тем острее почувствовал огромную ответственность и за этих, с таким доверием смотревших на него людей, и за успех крупной боевой операции, которую им предстояло совершить.

Он получил общие указания, а детали должен был разработать сам, вместе со своими ближайшими помощниками.

…Виктор, Кузьмич и Егоров остались одни в землянке. Перед ними лежала подробная карта района.

— В первую очередь мы должны спасти аэродромы от разрушения и захватить самолеты, — говорил Киреев. — Фашистское командование, — продолжал он, — издало секретный приказ: в случае отступления немецких войск из района нашего города привести в негодность аэродромы, взорвать все их сооружения. Такая же судьба должна постигнуть склады с оружием, продовольствием, завод, крупные предприятия и лучшие здания города. Работа по минированию идет полным ходом. Это мне хорошо известно. Все провода подведены к общему рубильнику. На разминирование придется послать лучших людей нашего отряда, мы несем полную ответственность за сохранность ценных объектов. Сто — сто двадцать человек переоденем в форму немецких солдат и офицеров. Они займут аэродромы. Пропуска у меня с собой. В город я больше не вернусь. Пусть фашисты остаются в уверенности, что обезображенное тело, найденное в моей спальне, — мой труп.

— Виктор Николаевич! А не послать ли нам двадцать пять — тридцать человек в село Лыськово. Там народ проверенный, крепко за нас стоит. Если кое-кому дать оружие, они нашим помогут с тыла гитлеровцам жару дать. Пусть фашисты думают: в окружение попали, — предложил Кузьмич.

— Хорошо, — согласился Виктор. — Только надо проверить наличие оружия, чтобы хватило на всех людей.

— Хватит, — широко улыбаясь, заявил Егоров. — Вчера самолетом еще прислали. Спасибо командующему фронтом, не поскупился.

Виктор поднялся:

— Ну, а теперь за дело! Завтра к нам приедет секретарь подпольного обкома партии товарищ Доронин.

До позднего вечера молодой командир проверял боеспособность своего отряда. Он разговаривал с людьми и чувствовал: спокойная, уверенная сила, как свежая кровь, струится по жилам.

Усталый, но довольный, полный ярких впечатлений, возвращался Виктор в свою землянку. Его тревожило и радовало ожидание встречи с Тасей. И Виктор нисколько не удивился, когда легкая тень скользнула ему навстречу.

— Я ждала тебя, — просто сказала Тася. — Ждала и все время думала: какое же счастье бывает на свете, конца и края ему нет, в душу не вместишь. И горько мне, Витенька: Наташа ведь не знает… Она сейчас уже в Москве. Как бы ей весточку послать. Сколько она за тебя пережила, бедная!

— Не мог я, Тася, — дрогнувшим голосом сказал Виктор.

— Да разве я тебя в чем-нибудь виню! — с необычной для нее страстностью прервала Тася. — Все поняла. За это и не такую муку можно вытерпеть.

Несколько минут они стояли молча. И вдруг Тася, скромная, застенчивая Тася шагнула к Виктору, обвила его шею руками…

— Люблю тебя, Тася! — торжественно, тихо, как клятву, произнес Виктор вслух те слова, которые мысленно повторял уже тысячу раз.

Ему казалось: нет в мире тяжести, которой не выдержали бы теперь его молодые плечи. Завтра в бой за родной город!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Гигантский самолет-амфибия покачивался на якорях. Он готовился оторваться от зеркальной поверхности Московского моря. Семнадцать автомашин доставили на берег мешки с песком. К самолету их подвозили на катерах и по трапу поднимали на борт. На погрузку ушло немало времени.

— Прямо океанский пароход грузим! — засмеялся один из грузчиков.

После того как последний мешок с песком очутился на борту, подошел катер-цистерна. Специальным краном моторист катера подал бортмеханику конец широкого шланга. Заработал насос, защелкал счетчик, и очищенный керосин, на котором работают дизели, полился в объемистые баки самолета…

Утро было ясное и совсем тихое. Взлет предстояло совершить при полном безветрии. В огромном водяном зеркале отражались редкие кучевые облака, медленно скользившие в бездонном небе.

Солнце уже стояло высоко, когда подняли якоря.

Раздался звук сирены, трапы втянулись в машину. Морозов передал осторожно приблизившемуся буксирному катеру конец троса. Другой его конец был подан пилотом Мартьяновым через носовое отверстие.

Катер медленно забуксировал воздушный корабль.

Стоявшие на берегу люди наблюдали, как крошечный, по сравнению с огромным самолетом, катер с натугой тянул его.

— Ну, точь-в-точь — слон и моська, — сострил кто-то.

В кабине самолета у большого окна, сделанного из чистого, словно хрусталь, прозрачного плексигласса, стояли Киреев, Родченко, Соколов, Мартьянов, Морозов.

Катер не спеша поворачивался в сторону, повертывая одновременно и самолет. Вот уже нос амфибии направлен на запад. Именно в эту сторону простирается длинная ось акватория.