Страница 3 из 64
Томашевский попрежнему улыбался.
– Ты спокойней, не напрягайся так сильно. Уже Подольск пролетели!
Но мне было не до Подольска. Я и не заметил, как мы его пролетели. Машина шла, как пьяная. Я брал штурвал то на себя, то от себя. Пот лил с меня градом, но я никак не мог поставить машину в строго горизонтальное положение. Наконец, Аполлинарий Иванович положил ноги на педали, взял второй штурвал и буквально одним движением исправил мои ошибки.
– Вот так держи!-крикнул он и опять передал мне управление.
Теперь машина шла ровнее.
– Так, так!-слышал я голос летчика. -Правильно! Молодец!
Эти слова подбадривали и помогали. Я начал управлять увереннее и довел самолет до Серпухова.
Как я был благодарен этому замечательному человеку и прекрасному летчику! У него хватило терпения в течение сорока минут испытывать невероятную качку.
Над Серпуховом Томашевский взял управление. Почувствовав твердую руку, машина пошла спокойнее.
Через час мы летели обратно. Как только самолет оторвался от земли и набрал высоту, Аполлинарий Иванович, к великой моей радости, снова передал мне управление.
Теперь нервы мои успокоились, и машина шла значительно ровнее. Я вел ее до самой Москвы. Когда мы вышли из кабины, Аполлинарий Иванович крепко пожал мне руку и сказал:
– Тебе обязательно надо учиться!
И с этого момента меня еще упорнее стала преследовать мысль: надо научиться летать, стать летчиком!
В 1925 году я выдержал экзамен на бортмеханика. «Теперь, – думал я, – до летчика остался один шаг».
В эту весну Народный комиссариат земледелия отправлял на Северный Кавказ первый авиационный отряд по борьбе с саранчой. Я был зачислен в этот отряд бортмехаником.
Весной 1927 года мы получили задание выехать в город Кзыл-Орду. Полчища саранчи наступали на поля Казахстана.
Самолеты были перевезены поездом. В Кзыл-Орде надо было собрать их, испробовать в воздухе, а затем лететь на место работы.
Выбрали место для площадки. Посреди этой площадки оказалась яма. Наняли рабочих, достали подводы и засыпали эту яму, но не утрамбовали. Потом разгрузили самолеты и начали их собирать.
Свой самолет «Конек-Горбунок» – опознавательный знак № 13-я собрал первым. Доложил об этом летчику. До вечера было еще далеко, и мы решили испробовать машину.
Летчик отдал распоряжение заводить мотор. Потом он вырулил на старт, дал полный газ и пошел на взлет.
Ветра не было. Перед нами простиралась длинная ровная площадка. Самолет уже набирал скорость и вот-вот должен был оторваться. Но в это время он бежал по месту, где раньше была яма. Вдруг колеса зарылись в мягкую землю, хвост поднялся и винт стал задевать за землю. Мы почувствовали сильный толчок и услышали резкий треск. Радиатор отлетел в сторону, мотор повернулся вниз цилиндрами и загорелся.
Перескочив яму, самолет остановился. Мы быстро выскочили из машины. Я схватил бортовой огнетушитель и открыл его. Сначала струя ударила мне в лицо, потом обдала летчика… Сгоряча я не сообразил, как нужно действовать огнетушителем.
Мотор был в огне, бензин лился из магистрали, уже горели колеса. Дойдет до крыльев, - тогда пропала машина! Летчик подскочил ко мне, тащит сзади за ремень:
– Отойди, сейчас взорвется бензиновый бак!
– Не взорвется, - говорю, - до баков еще далеко. Ты лучше закрой краник…
Летчик бросился к горящему самолету и закрыл бензин. Тут подбежали товарищи с огнетушителями, оттащили самолет назад. Пожар удалось ликвидировать. Сгорела только резина на колесах и слегка обгорел мотор.
Мне страшно хотелось пить. Около самолетов стояло ведро с водой; тут же лежала большая кружка. Я схватил ее и стал пить большими глотками. Вода приятно холодила горло, но когда кружка оказалась пустой, мне показалось, что она пахнет бензином.
– Что такое?-обращаюсь к товарищам.-Этой кружкой бензин наливали, что ли?
– Нет, - говорят, - в ведре чистый бензин.
– Как бензин? Здесь была вода!
– Воды было очень мало, - сказал бортмеханик Волков, - я воду вылил и наливал этим ведром бензин в самолет. Увидев, что загорелась ваша машина, я поставил ведро и побежал с огнетушителем. А кто кружку рядом положил, - я уж не знаю…
Скоро приехал доктор и спросил меня, не жжет ли внутри.
– Чувствую себя хорошо, - отвечаю, - нигде не жжет.
Все кончилось благополучно. Только два дня я боялся курить. Думал: «еще взорвусь, как бомба!..»
На другой день осмотрели самолет. Я заявил начальнику отряда, что берусь за неделю отремонтировать машину. Работал день и ночь.
Через десять дней «Конек-Горбунок» № 13 перелетел к месту работы. Договор с Наркомземом мы выполнили. Начальник отряда премировал меня денежной суммой.
Мысль стать летчиком меня не покидала. И вот однажды, во время пребывания отряда в Москве, к нам прислали несколько учебных самолетов.
Тут я решил попытать счастье. Прихожу к начальнику и говорю:
– У нас есть новый учебный самолет. Разрешите мне снять с него аэропыл[1], поставить второе управление и учиться летать. После этого я берусь сам поставить аэропыл на место. В будущем году, когда потребуется машина, она будет в полном порядке.
Начальник, в виде исключения, разрешил, и я горячо принялся за переоборудование самолета.
Как-то подходят ко мне бортмеханики Осипов и Камышев. Они были опытными «воздушными волками»: ходили в дальний перелет Москва – Пекин. Оба заинтересовались, зачем это я снимаю аэропыл. Я рассказал им и посоветовал:
– Идите к командованию и просите, чтобы и вам разрешили учиться летать. Мы втроем скорее подготовим машину.
Товарищи получили разрешение, и мы дружно принялись за работу. Когда самолет был готов, один из летчиков провел испытание машины в воздухе. Все было в порядке, и мы приступили к учебе.
Через три месяца все трое выучились летать.
Затем специальная комиссия принимала у нас экзамен. Теорию мы сдали на «удовлетворительно», а практику собирались сдать на «отлично». И вот тут-то я чуть было не «засыпался».
По заданию председателя комиссии мы должны были набрать тысячу метров высоты, сделать крутую спираль и снизиться на двести метров с таким расчетом, чтобы посадочный знак оказался впереди; посадку необходимо было произвести точно у знака.
Когда очередь дошла до меня, я завернул такую спираль, что сорвался в штопор. Выйти из него удалось, когда машина была всего в ста метрах от земли. К счастью, я увидел впереди посадочный знак. Убрал газ и сел точно в назначенное место.
Вышел я из машины с неприятным чувством: ожидал нагоняя, а главное – плохой отметки.
Но получилось не совсем так. Председатель комиссии говорит мне:
– Вы, товарищ Водопьянов, еще не летчик, а уже занялись высшим пилотажем. Совершили вы полет блестяще, но проделывать такие фигуры вам еще рано. На первый раз прощаю, но больше не повторяйте!
«Вот так штука, - соображаю я.-Значит, с земли не поняли, что я попал в штопор случайно»…
Подумал и говорю председателю:
– Прошу прощения, но я высшим пилотажем не занимался. Должен сознаться, что в штопор я сорвался нечаянно.
В комиссии оценили мое прямодушие и решили так: поскольку я честно рассказал, как было дело, проявил в полете находчивость и, сорвавшись в штопор, хорошо вывел машину, посадив ее согласно требованиям комиссии, – экзамен принять.
К вечеру мы все получили пилотские свидетельства. Пока я ехал домой, раз двадцать вынимал свидетельство из кармана: любовался красивой обложкой, своей фотокарточкой. А в трамвае держал книжку так, чтобы пассажиры видели, что с ними едет пилот третьего класса.
Десять лет шел я к этой минуте, - и вот она наступила. Страшно хотелось много летать, совершить необыкновенный подвиг. «Какое-то мне дадут первое задание? – гадал я.-Пусть самое трудное. Жизнь положу, а выполню!».
Первое назначение показалось мне чересчур простым: я должен был командовать отрядом по борьбе с саранчой.
1
Аэропыл – прибор для распыления с воздуха отравляющих веществ над местами скопления насекомых-вредителей.