Страница 6 из 70
– Мое царствование могло бы быть длинным и счастливым.
– Разве это не так? Боги тебе покровительствуют, и сама природа тебе благоприятствует.
– Война неизбежна.
– Знаю, сын мой. Твое решение правильно.
– Мне нужно было получить твое согласие.
– Нет, Рамзес; так как Нефертари разделяет твои мысли, царская чета в состоянии действовать самостоятельно.
– Отец не захотел сражаться с хеттами.
– Он считал, что хетты отказались от намерения завоевать Египет. Если бы они нарушили перемирие, Сети без промедления атаковал бы их.
– Воины не готовы к этому.
– Они боятся, не так ли?
– Кто их осудит?
– Ты.
– Ветераны распространяют устрашающие слухи о хеттах.
– Неужели они могут напугать Фараона?
– Настало время развеять эти мифы…
– Они рассеются только на поле боя, когда смелость спасет земли Верхнего и Нижнего Египта.
Меба, бывший верховный сановник, ненавидел Рамзеса.
Уверенный в том, что тот незаслуженно сместил его с должности, он только и ждал случая отыграться. Как многие чиновники, он делал ставку на поражение молодого Фараона, удачно правившего четыре года и теперь подвергающегося суровому испытанию.
В обществе нескольких именитых граждан Меба, богач и светский лев, с важным видом давал по какому-то незначительному поводу обед для высшего света Пи-Рамзеса. Блюда были прекрасны, женщины – великолепны. Ожидая прихода к власти Шенара, надо было приятно проводить время.
Один из слуг прошептал несколько слов на ухо Меба. Дипломат тут же встал.
– Друзья мои, прибыл Фараон, он оказывает нам честь своим присутствием.
Руки Меба дрожали. Рамзес не имел обыкновения появляться на таких неофициальных приемах.
Все склонились в почтительном поклоне.
– Слишком много чести, Ваше Величество! Желаете присесть?
– Нет. Я пришел объявить о войне.
– Война!
– Среди своих забав вы, должно быть, слышали разговоры о появлении врагов у границ Египта?
– Это наша главная забота, – подтвердил Меба.
– Воины боятся, что конфликт окажется неизбежным, – отозвался некий опытный писец. – Они знают, что им, тяжело нагруженным, придется идти под солнцем по трудным дорогам. Невозможно будет напиться вволю, так как количество воды ограничено. Даже если ноги ослабеют, нужно будет продолжать путь, забыв о ноющей спине и пустом желудке. Отдых в лагере? Пустая надежда, так как перед тем, как лечь на циновку, надо будет выполнить много тяжелой работы. В случае тревоги они поднимутся в спешке с глазами, опухшими ото сна. Еда? Посредственная. Забота о здоровье? Незначительна. Что говорить о стрелах и дротиках противника, о постоянной опасности, о смерти, подстерегающей на каждом шагу!
– Ты показываешь хорошую начитанность, – отметил Рамзес. – Я тоже знаю этот текст наизусть, но сегодня речь идет не о литературе.
– Мы уверены в мощи нашей армии, Ваше Величество, – заявил Меба, – и знаем, что она победит, какие бы страдания ни пришлось преодолеть.
– Волнующие речи, но мне их недостаточно. Я знаю твою храбрость и храбрость присутствующих здесь почтенных людей. И я горд принять в эту минуту ваши добровольные заявления о вступлении в армию.
– Ваше Величество… Разве для выполнения задачи недостаточно нашей действующей армии?
– Ей нужны опытные люди, умеющие командовать молодыми новобранцами. Именно богатые и благородные должны подать пример. Прошу всех прибыть завтра утром в главную казарму.
Город бирюзы, преобразованный в военный лагери, пункт управления конницей, место сбора пехотных отрядов и военного флота, находился в состоянии крайнего возбуждения. Он был с рассвета до заката местом проведения учений и тренировок. Поручив управление внутренними делами страны Нефертари, Туйе и Амени, Рамзес целыми днями находился в мастерских по производству оружия и в казармах.
Присутствие правителя вносило уверенность и возбуждение. Он проверял качество копий, мечей и щитов, устраивал смотр новобранцев, находил общий язык как с военачальниками, так и с простыми воинами, обещая тем и другим денежное вознаграждение, пропорциональное их доблести. Наемникам было обещано солидное вознаграждение, если Египет одержит победу.
Фараон уделял много внимания содержанию лошадей, ведь от их хорошей физической формы в значительной степени будет зависеть исход битвы. Пол каждой конюшни был посыпан мелкой галькой, были проделаны каналы для стока, а в центре находился резервуар с водой, служивший одновременно для водопоя животных и для поддержания чистоты. Каждый день Рамзес обходил стойла, осматривал лошадей и строго наказывал за небрежность.
Армия, стянутая в Пи-Рамзес, начинала существовать подобно гигантскому организму, управляемому центром, решающим в любых условиях все проблемы. Вездесущий, выполняющий все с необыкновенной быстротой, Фараон не допускал никакой неясности и разрешал все споры на месте. Установилась непоколебимая уверенность в победе. Каждый воин чувствовал, что приказы отдавались с достаточным на то основанием, сознательно и что войска представляли собой хорошо отлаженный и четко работающий механизм.
Видеть Фараона так близко, иметь возможность иногда говорить с ним было даром, ошеломляющим как простых воинов, так и военачальников. Многие придворные хотели бы этого. Такое отношение заряжало людей необыкновенной энергией, наполняло новыми силами. Однако Рамзес оставался далеким и недоступным. Он по-прежнему был Фараоном, единственным в своем роде, живущим другой жизнью.
Когда правитель увидел Амени, входящим в казарму, где когда-то еще юношей Рамзес вырвал его из рук мучителей, он был удивлен. Его верный писец испытывал отвращение к такого рода местам.
– Ты пришел поупражняться с мечом или копьем?
– Наш поэт прибыл в Пи-Рамзес и желает тебя видеть.
– Ты хорошо его устроил?
– В доме, похожем на его жилище в Мемфисе.
Сидевший под своим любимым лимонным деревом Гомер наслаждался ароматным крепким вином, настоянном на анисе и кориандре, курил трубку в виде толстой раковины улитки, набитую листьями шалфея. Кожа его была смазана оливковым маслом. Поэт поприветствовал царя ворчливым голосом.
– Не вставай, Гомер.
– Я еще способен поклониться правителю Двух Земель.
Рамзес уселся на складной стул рядом с греческим поэтом. Гектор, его черно-белый кот, прыгнул Фараону на колени и, как только он начал его гладить, замурлыкал.
– Вам нравится мое вино, Ваше Величество?
– Оно немного терпкое, но запах соблазнительный. Как вы себя чувствуете?
– Кости мои болят, а зрение все ухудшается, но климат успокаивает боли.
– Это жилище вас устраивает?
– Оно прекрасно. Меня сопровождают повар, служанка и садовник. Это милые люди, умеющие ухаживать за мной, не докучая. Как и мне, им хотелось увидеть вашу новую столицу.
– Но не было бы вам спокойнее в Мемфисе?
– Но в Мемфисе ничего не происходит! Судьба мира решается здесь. Кто лучше, чем поэт, сможет почувствовать это? Послушайте:
«… Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца
В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.» [4]
– Стихи из вашей «Илиады»?
– Да, но действительно ли они говорят о прошлом? Этот город бирюзы, город садов и фонтанов превращается в военный лагерь.
– У меня нет выбора, Гомер.
– Война – это позор человечества, доказательство того, что оно представляет собой выродившийся народ, управляемый невидимыми силами. Каждый стих «Илиады» – это заклинание злых духов, призванное искоренить насилие из людских сердец. Но мое искусство иногда кажется мне смехотворным.