Страница 6 из 34
Адмирал повернулся вместе с креслом, набрал команду на замке сейфа, просунул в него руку и схватился за бутылку самогона, как утопающий за спасательный круг.
* * *
Отвергая духовное наследие предков, как не оправдавшее себя и чуть было не погубившее Землю, человечество тем не менее не хоронило старые добрые технические идеи. Поэтому «Тушканчик» был сконструирован по принципу русской матрешки и мог позволить себе такую роскошь, как искусственная гравитация, за счет раскрутки одной из оболочек. Безусловно, инженеры предпочли бы менее замысловатое решение проблемы. Все–таки чем проще судно, тем выше его живучесть. Гравигенератор, легкий и компактный, вписался бы в схему круизера серии 100 как нельзя лучше. Но, к сожалению, на момент закладки «Пола Атридеса» таких генераторов в природе не существовало. И ходил корабль на традиционной ядерной тяге, и команды из боевой рубки шли не к каким–нибудь заковыристым искривителям пространства, а к нормальным импульсным лазерам. Так что единственным революционным новшеством, отличавшим «Тушканчик» от прочих судов группы F, был фаллический рисунок на дне рекреационного бассейна.
Вращающаяся оболочка корабля в просторечии именовалась «рабочей зоной». Она делилась поперек на так называемые палубы, на которых и проходила вся жизнь экипажа. В распоряжении астронавтов всегда имелся чуть заметно вогнутый пол и более явственно выгнутый потолок. Хочешь прыгай, хочешь падай, если очень хочешь – лезь на стенку. А вот кувыркаться в невесомости тебе незачем. Чинить силовые коммуникации и пушки, смонтированные в «разгруженной» зоне, ты все равно не умеешь. На это имеются техники, вот им и положено уметь летать. У них даже заболевание есть профессиональное – «синдром летчика».
Разумеется, все испытывали кратковременную невесомость по пути от причальных шлюзов до рабочей зоны, но ее сводили на нет электромагниты, присасывающие к полу стальные вкладыши в подошвах форменных ботинок. Кроме того, магнитный пол исправно подбирал из воздуха бесхозные железяки. Полная невесомость считалась чересчур коварной штукой, чтобы позволить ей резвиться на военном корабле. В качестве примера Рашен частенько вспоминал байку о том, как лет пятьсот назад русские астронавты искали на своей крохотной станции гаечный ключ, чтобы закрыть крышку переходного отсека и улететь–таки вниз. Ключ, разумеется, был на привязи и деться никуда не мог, но вот взял и испарился. Примерно через сутки астронавты заметили какую–то веревку, потянули за нее и вытащили ключ из–за заглушки на щите электропитания, поставленной специально, чтобы за нее случайно не залетел металлический предмет.
Еще Рашен вспоминал, как по молодости лет решил учинить на «Фон Рее» тренировку на невесомость. Конечно, у него хватило ума не тормозить рабочую зону – вероятно, он предчувствовал результат. Рашен просто вывел людей полетать в центральный ствол. Вернулись астронавты назад все заблеванные, а центральный ствол еще долго продували сжатым воздухом с дезинфицирующей эмульсией.
Короче говоря, жизнь на «Тушканчике» шла в полном согласии с земной физикой. Именно поэтому на пятый день пребывания в экипаже флагмана лейтенант Вернер умудрился буквально, без всяких обиняков, свалиться на голову капитан–лейтенанту Кендалл.
По корабельному времени был уже поздний вечер, Ива только что вышла из душевой и направлялась к себе в каюту – розовый халатик на голое тело, голова обмотана полотенцем, взгляд блуждающий, настроение самое что ни на есть благодушное, все рефлексы на нуле. Вдруг над головой у нее что–то натужно заскрипело, и, пока Ива соображала, что бы это могло значить, с потолка градом посыпались болты. Затем по голове несильно ударило легкое и пластмассовое. Тут Ива подняла глаза, и в этот момент на нее с неразборчивым французским проклятьем рухнуло восемьдесят кило живого веса.
– Тысяча извинений, капитан, – пробормотал Эндрю, отползая задом на четвереньках. – Даже не знаю, что и сказать. Вы как? Я вас не очень… того?
Ива села, прислонилась к стене и подобрала слетевшее с головы полотенце.
– Отвернись! – приказала она, заново сооружая из полотенца чалму.
– Я не нарочно, – объяснил Эндрю, глядя вверх. – Панель выпала. Какой–то умник очень хорошо ее закрепил. Ползу себе, никого не трогаю… Я вас правда не ушиб?
– Ты–то живой? – поинтересовалась Ива.
– Вроде бы. – Эндрю поднялся на ноги и нагнулся к Иве. Он был в легкой рабочей куртке с закатанными до локтей рукавами, и Ива увидела на его левом предплечье извилистый белый шрам. Руки у Вернера были не по–мужски изящные, с тонкой кистью и длинными красивыми пальцами. Но поднял он Иву с пола легко, как пушинку.
– Где это тебя угораздило? – спросила она, показывая глазами на шрам. – На «Фон Рее»?
– Да. Только ничего героического. Производственная травма. Ползал по магистрали, вот как сейчас, и зацепился.
– Что ж ты его не зарастил?
– Не знаю… Все–таки память. И девочкам нравится.
– Ага, – кивнула Ива, посмотрела Эндрю в глаза и отвела, опустила взгляд. Вернер не был особенно крупным мужчиной, но сейчас он казался Иве просто огромным. Сильным и надежным. Он окружал ее собой, защищал и все еще мягко придерживал за плечи. Видно было, что ему нравится так стоять. Вплотную. А глазами он Иву просто ел.
– Я вас правда не ушиб? – в очередной раз спросил Эндрю.
– Правда, – еле слышно сказала Ива, мучаясь вопросом – он ее сейчас поцелует или все–таки постесняется и отложит это на потом. Никогда раньше ей не хотелось, чтобы ее поцеловал мужчина, с которым она разговаривает второй раз в жизни. Во время отдыха внизу ей случалось по пьяни отдаваться совершенно незнакомым людям, но это все были астронавты, свои парни, чистые душой и телом, как пол на «Тушканчике», разве что не стерильные. А Вернер, хоть и тоже астронавт, «своим» не был. За его спиной притаилась тайна, и его отделял от Ивы невидимый барьер. Перед этим человеком не хотелось обольстительно изогнуться. А хотелось скромно потупить глаза, уронить безвольно руки и надеяться, что ты достаточно хороша для того, чтобы он лишил тебя невинности. Разумеется, не сейчас. Много после. Но вот хотя бы поцеловать…
Ива встряхнулась, не без труда пришла в себя и снова посмотрела Вернеру в глаза, на этот раз прямо и смело.
– Кто ты? – спросила она.
Эндрю отпустил ее и непроизвольно сложил руки на груди.
– Меня зовут Эндрю Вернер, – сказал он с легкой усмешкой на губах. – Возраст тридцать шесть, рост сто восемьдесят, вес семьдесят девять. Имею правительственные награды. Очень хороший техник. Очень скромный и застенчивый человек. Даже чересчур застенчивый…
– Это заметно, – подтвердила Ива. – А все–таки, кто ты? Что ты здесь делаешь?
– Падаю на голову красивым женщинам.
– Не валяй дурака… Энди.
– Но вы действительно очень красивая женщина, капитан. Во всяком случае, на мой вкус.
– Особенно сейчас, – заметила Ива, машинально поправляя на голове полотенце. – Значит, не хочешь отвечать?
– Сожалею, но мне нечего ответить, – сказал Эндрю очень мягко, почти ласково. – Вы меня за кого–то принимаете… За героя какого–то. Из женского романа. А я просто свалился вам на голову. Сначала испугался, а теперь вот… Даже не знаю. Рад, наверное. Я ведь скучал по вас…
– Если не можешь обращаться ко мне на «ты», давай перейдем на английский, – предложила Ива. – Или у вас, у русских, положено сначала выпить на брудершафт?
Вернер откровенно смутился. Получалось у него это обворожительно.
– Я не знаю, что на этот счет положено у русских, – сказал он. – Но выпить я с вами… с тобой готов в любое время.
– Тебя что, тормозит, что я старше по званию? – не унималась Ива.
– Тьфу! – Вернер провернулся на каблуках, и когда лицо его снова оказалось у Ивы перед глазами, было оно уже совсем не смущенным, а заразительно улыбающимся. – Да ничего меня не тормозит! Я просто с тех пор, как тебя увидел, только о тебе и думаю!
– Молодец! – похвалила Ива, крепко хлопнула Эндрю по плечу и, повернувшись к нему спиной, царственно поплыла по коридору.