Страница 7 из 22
— Джин, будь он неладен! К черту!
Зазвенело разбитое стекло. Послышался сдавленных смешок.
— Зеркало, кажись. На что теперь зеркала?
Хлопнула другая пробка.
— Опять проклятый джин, — обиженно сказал голос. — К черту джин!
На этот раз бутылка угодила во что-то мягкое, стукнулась об пол и покатилась, с бульканьем разливая содержимое.
— Эй! — позвал я. — Я бы хотел выпить.
Наступила тишина. Затем голос осторожно осведомился:
— Это кто там?
— Я из больницы. Я хотел бы выпить?
— Что-то не припоминаю вашего голоса. Вы зрячий?
— Да, — ответил я.
— Тогда лезьте через бар, доктор, ради бога, и найдите мне бутылку виски.
— В таких делах я доктор, это верно, — сказал я.
Я перелез через бар и вошел в заднюю комнату. Там стоял пузатый краснолицый человек с седыми моржовыми усами, одетый в брюки и сорочку без воротничка. Он был изрядно пьян. Кажется, он раздумывал, открывать ли бутылку, которую он держал в руке, или запустить ею мне в голову.
— А ежели вы не доктор, то кто вы? — спросил он подозрительно.
— Я был пациентом… но выпить я хочу, как любой доктор, — ответил я и добавил: — У вас опять джин.
— Опять! Вот сволочь, — сказал он и отшвырнул бутылку. Она с веселым звоном вылетела в окно.
Я взял с полки бутылку виски, откупорил ее и вручил ему вместе со стаканом. Себе я налил порцию крепкого бренди, долив немного содовой, затем еще одну порцию. После этого дрожь в руках несколько унялась.
Я взглянул на своего собутыльника. Он пил виски, не разбавляя, прямо из горлышка.
— Вы напьетесь, — сказал я.
Он остановился и повернул ко мне голову. Я мог бы поклясться, что его глаза видят меня.
— Напьюсь, сказали тоже! — произнес он презрительно. — Да я уже пьян, черт подери!
Он был настолько прав, что я не стал спорить. Секунду подумав, он объявил:
— Я должен стать еще пьянее. Гораздо пьянее. — Он придвинулся ко мне. — Знаете что? Я ослеп. Слепой, понимаете? Как летучая мышь. И все слепые, как летучие мыши. Кроме вас. Почему вы не слепой, как летучая мышь?
— Не знаю, — сказал я.
— Это все проклятая комета, разрази ее… Это она все наделала. Зеленые падучие звезды… и все теперь слепые, как мыши. Вы видели зеленые звезды?
— Нет, — признался я.
— В том-то и дело. Вы их не видели и потому не ослепли. Все другие их видели, — он выразительно помотал рукой, — и все ослепли, как мыши. Сволочная комета, вот что я скажу.
Я налил себе третью порцию бренди. Мне стало казаться, что в его словах что-то есть.
— Все ослепли? — повторил я.
— Ну да! Все. Наверно, все в мире. Кроме вас, — добавил он подумав.
— Почему вы знаете?
— Да очень просто. Вы вот прислушайтесь, — предложил он.
Мы стояли рядом, опершись на бар в темном кабачке, и слушали. Ничего не было слышно — ничего, кроме шороха грязной газеты, которую ветер гнал по пустой улице. И эта тишина включала в себя все, что было здесь забыто тысячу лет назад, а то и больше.
— Поняли? — сказал он — Это само собой ясно.
— Да, — сказал я медленно. — Да. Теперь я понимаю.
Я решил, что пора идти. Я не знал куда. Но мне нужно было узнать как можно больше о том, что происходит.
— Вы здесь хозяин? — спросил я.
— Ну и что из этого? — сказал он, словно оправдываясь.
— Да ничего, просто я должен уплатить за три двойных бренди.
— А, плюньте вы.
— Но послушайте…
— Плюньте, вам говорят. И знаете почему? Потому что, на кой дьявол мертвецу деньги? А я ведь мертвец… все равно, что мертвец. Вот только выпью немного еще.
Для своих лет он выглядел весьма крепким мужчиной, и я сказал ему об этом.
— Зачем жить, если ты слепой, как мышь? — злобно отозвался он. — Моя жена так мне и сказала. И она была права… только она храбрее, чем я. Когда она узнала, что детишки тоже ослепли, она что сделала? Легла с ними с постель и открыла газ. Понятно? Только у меня духу не хватило с ними остаться. Жена у меня была храбрая, не то что я. Ничего, я тоже стану смелее. Я скоро вернусь к ним — вот только напьюсь как следует.
Что я мог ему сказать? Все, что я говорил, только злило его. В конце концов он ощупью нашел лестницу и скрылся наверху с бутылкой в руке. Я не пытался ни остановить его, ни следовать за ним. Я стоял и смотрел, как он уходит. Я вышел на безмолвную улицу.
Глава 2
Появление триффидов
Это рассказ о событиях моей личной жизни. В нем упоминается огромное количество вещей, исчезнувших навсегда, и я не могу вести его иначе, чем употребляя слова, которыми мы имели обыкновение обозначать эти исчезнувшие вещи, так что они должны остаться в рассказе. А чтобы была понятна общая обстановка, мне придется вернуться к более давним временам, чем день, с которого я начал.
Когда я был ребенком, наша семья — отец, мать и я — жила в южном пригороде Лондона. У нас был маленький дом, который отец содержал ежедневным добросовестным высиживанием за конторкой в департаменте государственных сборов, и маленький сад, где отец работал еще более добросовестно каждое лето. Мало что отличало нас от десяти или двенадцати миллионов других людей, населявших тогда Лондон и его окрестности.
Отец был одним из тех виртуозов, которые способны в один миг получить сумму целой колонки чисел — даже в тогдашних нелепых денежных единицах, и потому, вполне естественно, по его мнению, меня ждала карьера бухгалтера. В результате моя неспособность дважды получить одинаковую сумму одних и тех же слагаемых представлялась отцу явлением загадочным и досадным. И мои преподаватели, пытавшиеся доказать мне, что ответы в математике получаются логически, а не путем некоего мистического вдохновения, один за другим отступались от меня в уверенности, что я не способен к вычислениям. Отец, читая мои школьные табели, мрачнел, хотя во всех других отношениях, кроме математики, табели выглядели вполне прилично. Думаю, его мысль следовала таким путем: нет способности к числам — нет понятия в финансах — нет денег.
— Право, не знаю, что с тобой будет. Что бы ты сам хотел делать? — спрашивал он.
И лет до тринадцати или четырнадцати я, сознавая полную свою никчемность, уныло качал головой и признавался, что не знаю.
Тогда отец тоже качал головой.
Для него мир резко делился на людей за конторками, занимавшихся умственной работой, и людей без конторок, умственной работой не занимавшихся и потому неумытых. Как он ухитрился сохранить такие воззрения, которые успели устареть за целый век до него, я не знаю, но они насквозь пропитали годы моего детства, и я только много позже осознал, что неумение обращаться с числами совсем не обязательно обрекает меня на жизнь дворника или судомойки. Мне в голову не приходило, что карьеру мне может обеспечить предмет, который интересовал меня больше всего, а отец тоже либо не замечал, либо не обращал внимания на то, что мои отметки по биологии всегда были хорошими.
По-настоящему эта проблема была решена для нас появлением триффидов. Но триффиды сделали для меня гораздо больше. Они обеспечили меня профессией и дали возможность жить в достатке. Правда, несколько раз они едва не отняли у меня жизнь. С другой стороны, надо признаться, что они и сохранили ее, ибо именно ожог триффидом уложил меня на больничную койку, где я провел трагический “вечер кометных осколков”.
В книгах содержится множество досужих рассуждений относительно внезапного появления триффидов. Большинство этих рассуждений — сплошной бред. Разумеется, триффиды не возникли самопроизвольно, как полагают некоторые простые души. Вряд ли справедлива и гипотеза, рассматривающая появление триффидов как некую разновидность пришествия — этакое знамение, предупреждающее о том, что грядет нечто худшее, если буйный мир не исправится и не станет вести себя прилично. И не из космоса попали к нам их семена в качестве образцов ужасающих форм жизни, населяющей иные, менее благополучные планеты. Я, во всяком случае, отлично знаю, что это не так.