Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 63

   -- Ты меня больше не любишь? - ели слышно спросил он.

   -- Люблю! Очень люблю! И не может быть иначе, -- решила хоть в этом ему не лгать.

   -- Тогда я не понимаю! До этого все было нормально! Ну, не все...но закончилось же хорошо! - восклицал он.

   Его голос дрожал, то, срываясь на крик, то, понижаясь до шепота. Было ощущение, что он сам с собой борется. Я решила надавить на его больное место, иначе это мучение затянется надолго.

   -- Я не хочу жить в постоянном страхе, что на нас могут напасть или мы сами случайно встретим не тех. Я не хочу всю жизнь бегать. Не хочу через десять лет ощущать себя извращенкой, а еще через десять твоей матерью. Я хочу нормальную семью, работу...ребенка!!!

   Мне самой стало плохо от сказанного. Я знала, как сильно эти слова ударят его. Мне было больно произносить их, а уж понимать какую боль они причиняют моему любимому, было вообще не выносимо. Я почти физически ощущала этот удар.

   Молчание затянулось. Воздух был наэлектризован от напряжения, возникшего между нами.

   -- Понятно! Это очень разумное решение! - проговорил он каким-то странным тоном. Здесь я не выдержала и повернулась. В его глазах было столько боли и отчаяния. Я никогда не видела его таким. Его черные глаза стали коричневыми, почти черными. Но я знала, что еще полчаса назад они были янтарного цвета. Этот цвет был ударом наотмашь в самое сердце.

   -- Так надо! - только и смогла выдавить я. Кто бы знал, какой сволочью я сейчас себя чувствовала!!! Это было похоже на избиение невинного ребенка.

   Он закрыл глаза и просто кивнул. Мы еще какое-то время стояли друг напротив друга. Я плакала. Я осторожно привстала на цыпочки и слегка коснулась своими губами его губ. Он открыл глаза. В них читались шок и не понимание моих действий. Мне даже показалось, что я вижу слезы на его глазах.

   Мне срочно надо было взять себя в руки. Мои слова не соответствуют моим действиям. Но контролировать себя так тяжело. Мне так хотелось обнять его, приласкать, поцеловать и убедить, что я никогда и никуда от него не денусь. Сердце разрывалось.

   -- Прости меня, если сможешь! Прости! Но так будет лучше!

   Он снова закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и кивнул. Ему было настолько тяжело, что он даже говорить не мог. У меня закружилась голова, но я продолжала стоять.

   -- У тебя была еще просьба, -- тихо напомнил он. После такого разговора мне совершенно перехотелось его о чем-либо просить.

   -- Да. Две просьбы, -- я не решалась, а он молчал. Тогда я продолжила, -- Я знаю, как сильно ты меня любишь и поэтому прошу... Точнее требую, чтоб ты жил дальше несмотря ни на что. Даже после моей смерти!

   -- Что ты такое говоришь? Какая смерть? - удивился он. Моя просьба застала его врасплох.

   -- Габриель, -- мое сердце взорвалось от его имени, -- я все равно когда-нибудь умру! И мы оба это знаем. Так вот я хочу, чтоб ты жил дальше. Если сможешь забыть - забудь! Ты можешь мне это пообещать?

   -- Обещаю жить, но забыть не проси никогда! Ты единственная моя любовь и я буду помнить тебя всегда! - он протянул ко мне руки и крепко обнял. По всему моему телу прошла приятная и болезненная дрожь. По телу разливалось благоговейное тепло, несмотря на то, что его тело ледяное. Было не выносимо осознавать, что, скорее всего, это наше последнее прикосновение друг к другу. Мне хотелось растянуть этот момент.

   -- Вторая просьба! - уже более твердым голосом проговорил он мне в волосы. А вот второй просьбы, точнее его реакции на нее, я боялась, чуть ли не сильнее всего предыдущего.

   -- Ну... тебе может показаться очень странной и не логичной моя просьба, но мне очень хотелось бы кое-что сделать.

   -- У тебя вся жизнь впереди! Ты все успеешь сделать. Что же ты хотела от меня? - он отстранился и сделал шаг назад, заглядывая мне в глаза. У меня ком в горле встал от его взгляда.

   -- Я хотела узнать каково это...ну... -- я подошла к нему и трясущейся рукой провела по его шее, рубашке и вниз по брюкам. Он понял мои действия и схватил мою руку. На его лице очень энергично двигались жевалки. В глазах шок. Мне было больно, но я это заслужила. Я даже не пискнула, хотя синяк мне обеспечен.





   -- Ты права! Я не понимаю! Ты только что объявила, что бросаешь меня, а теперь хочешь секса? - кричал Габриель. Чего и следовало ожидать. Вполне адекватная реакция на подобную просьбу!

   -- Выслушай меня! Прошу! - он по-прежнему сжимал мою руку и смотрел в глаза, -- Я очень тебя люблю! Ты это знаешь, -- он хотел что-то сказать, но я остановила его, прикрыв его рот своей свободной рукой, -- Вряд ли я еще когда-нибудь смогу полюбить, а уж так сильно, точно никогда! Так неужели я не могу просить насладиться этим чувством в полной мере, во всех его красках, узнать всю палитру ощущений? - я немного помолчала, всматриваясь в миллионы эмоций, пробегающих в его глазах. Он стал сомневаться, тогда я продолжила, -- Я хочу, чтоб именно ты стал моим первым мужчиной! У нас есть еще несколько дней. И сейчас мне уже ничего не страшно. Можешь даже не заикаться о травмах! - тут я взглянула на свою уже посиневшую руку. Душевные переживания были настолько сильны, что они затмили физическую боль. В этот момент в руке что-то хрустнуло, и я вскрикнула.

   Габриель мгновенно отпустил мою руку и отошел на несколько шагов. Эти его действия меня шокировали, а еще через мгновенье он вообще исчез. Я всхлипнула, сделала пару шагов до кровати и разрыдалась, прижимая руки к лицу, но не от боли в руке, ее я почти не замечала, а от боли душевной. Я такую травму нанесла любимому! Какая же я стерва!!!

   Вдруг я почувствовала лед на руке. Я подняла глаза и встретилась со взглядом его испуганных глаз. Я поддалась своему душевному порыву и бросилась к нему на шею, касаясь губами его ключицы.

   Какая же я слабая, жалкая и жестокая!!! И бросить его нормально не могу, и остаться мне нельзя! А он меня еще и гладил по спине, успокаивая.

   -- Так сильно болит? Может, Питеру покажешься? - заботливо спросил он. От этого становилось только тяжелее на душе.

   -- Нет! Все нормально, -- проговорила я ему в шею.

   -- Видишь насколько ты хрупкая? - говорил он, нежно гладя мои волосы.

   -- Нет! Не надо начинать сначала! Я знаю все, что ты мне скажешь! Но это все лишь рука и она скоро заживет. Я уже говорила, что у меня все очень быстро заживает. И я не хочу больше ничего слышать о своей хрупкости, -- возмутилась я, отстраняясь.

   -- Это сейчас только рука, а после... может быть и шея! - настаивал Габриель.

   -- Хватит! Я поняла твой ответ! Моего решения это не изменит, -- я встала и подошла к окну. Как раз приехал с работы отец. Он выходил из машины.

   -- Папа пришел, -- сказала я, разворачиваясь. Но комната была пуста. Габриель ушел, и правильно сделал! Не чего его больше мучить!

   Я ценой нечеловеческих усилий уняла вновь прорывающиеся слезы и спустилась на кухню. Я механически положила ужин в тарелки и подала на стол. Папа долго наблюдал за мной, а потом все же решился спросить.

   -- Дочка, что-то случилось? Вы с Габриелем поссорились?

   -- С чего ты взял?

   -- На тебе лица нет!

   -- Да, немного! - я оставила себе еще маленький кусочек надежды, что он еще придет в эти дни и возможно, даже проводит меня! Хотя это очень не честно с моей стороны. Ведь это доставит ему еще большую боль.

   Больше папа ни о чем не спрашивал. Видимо у действительно все было на лице написано! После ужина, помыв посуду, я поднялась в свою комнату и еще долго плакала. Я даже не знаю, когда именно я уснула.

   В эту ночь мне приснился самый страшный из моих снов. Я бегу в полной темноте и пытаюсь что-то найти, но не могу. Я кричу, зову Габриеля, а он не отзывается или его просто там нет. Я всеми силами пыталась найти хоть единый просвет, но не могла. Я никак не могла сбежать от этой всепоглощающей темноты.

   Утром я проснулась в холодном поту. Ненавижу такие сны! Я быстро по-привычке оглядела комнату. Конечно же, Габриеля здесь не было. Я снова повернулась на живот и уткнулась в подушку. Слезы с новой силой вырывались наружу. Вместо души осталась зияющая пустота и ее никак и ни чем не заполнить. Боль проходила импульсами по всему телу от макушки до самых пяток. Каждый этот болезненный ток напоминал о его прикосновениях.