Бигфут — клиент Гарри

— Что ещё за трагедия?

— Когда они впервые питаются, то совершенно не знают, что при этом произойдёт. У них отсутствует контроль над собой, пропадают все ограничения — в результате тот, на ком они питаются, умирает.

— То есть, это она была угрозой из сна бигфута?

— Доберёмся и до этого.

Ирвин нахмурился в негодовании почти в точности, как Река в Плечах, и встал.

Конни недовольно посмотрела на меня, потому что неожиданно оказалась переставленной.

— Не знаю чт… о-о, Паундер!

— Хватит, — сказал мне Ирвин. В его голосе не слышалось угрозы, но я чувствовал, как он сдерживает свой гнев на поводке и как потрескивает воздух.

— Рад был повидаться снова с тобой, Гарри. Передай моему папе, пусть позвонит. Или напишет. Пусть хоть как-то проявится, если хочет учить меня, как жить.

Конни удивлённо уставилась на него.

— Постой,… постой, что происходит?

Ирвин оставил несколько двадцаток на столе и сказал:

— Нам пора.

— Что? Что произошло?

— Мы уходим, — сказал Ирвин. В этот раз голос казался немного сердитым.

Недоумённый вид Конни внезапно преобразился в возмущённый. Она прищурила прекрасные глазки и отрезала:

— Я тебе не ручная собачка, Паундер.

— Я не пытаюсь… — Ирвин сделал медленный глубокий вздох и продолжил более спокойно:

— Я сорвался. Мне нужно немного покоя. Я всё объясню, когда успокоюсь. Но нам нужно уйти.

Она сложила руки на груди и заявила:

— Тогда иди, успокаивайся. А я не собираюсь хамить нашему гостю.

Ирвин посмотрел на меня и спросил:

— У нас не будет неприятностей?

Вот это да. Парнишка многое узнал о мире с нашей прошлой встречи. Он осознал, что я не шаловливый щенок. Понял, раз меня послали защищать его, то, если я решу, что Конни является угрозой, могу предпринять какие-то меры. Он просто сказал, что, если я решу что-то сделать, будет сопротивляться. Изо всех сил. Не протестовал и не угрожал, просто сообщил, мол, понимает, что к чему и готов к ответным действиям, если я стану вынуждать его. Парни, настроенные на серьёзные поступки, именно так и разговаривают.

— Никаких неприятностей, — успокоил его я и пообещал:

— Если я надумаю что-то предпринять, то сначала обсужу с тобой.

Он расслабился и кивнул мне. Затем развернулся и последовал к выходу. Люди осторожно косились в его сторону, пока он шёл.

Конни медленно покачала головой и спросила:

— О чём вы говорили?

— Гм, — сказал я. — Мне кажется, он считает, что его отец вторгается в его жизнь.

— Вот тебе на, — она покачала головой. — Это не твоя вина. Обычно он такой спокойный. С чего он такой дёрганый?

— Проблемы, — ответил я, пожимая плечами. — У всех бывают проблемы с кем-то из родителей, а то и с обоими.

— И всё же недостойно вести себя таким образом, — она покачала головой. — Иногда так хочется влепить ему пощёчину. Но для этого мне пришлось бы влезть на стул.

— Я не принимаю это на свой счёт, — заверил я её. — Не волнуйся.

— Речь шла обо мне, — тихо произнесла она. — Не так ли? О чём-то, чего я не знаю.

Я замялся.

Вполне возможно, что я совершил ошибку, решив вмешаться в отношения Реки и его сына. Я не вправе сотрясать устоявшиеся основы жизни Ирвина. И Конни, если на то пошло. Ей нелегко придётся, когда она узнает о своей сверхъестественной наследственности. Совсем ни к чему узнавать такие печальные известия от незнакомого ей человека. Можно подумать, что я, старый профессионал, не научен горьким опытом, что нужно было просто взять деньги у Реки, спасти его парня и свалить.

— Может, пойдём? — ушёл я от ответа.

— Пожалуй.

Мы вышли и отправились бродить по улицам в центре Нормана. Город жил и рос, как множество других студенческих городков. Здесь было много старых зданий, несколько железнодорожных путей, огромное количество трещин в асфальте и на тротуарах. Магазины и рестораны выглядели сделанными наспех, как в деловых районах, переживших своё первоначальное предназначение, и в которых последующие поколения предпринимателей сменяют старых хозяев участков.

Мы несколько минут шли молча, пока Конни, наконец, не сказала:

— Он не вспыльчивый. Обычно бывает спокоен. Но когда что-то окончательно достаёт его…

— Для него это непросто, — сказал я. — Он огромен, очень силен и осознаёт это. Если он потеряет над собой контроль, кто-то может сильно пострадать. Подобный исход ему неприятен. Поэтому и напрягается, когда чувствует, что начинает злиться. Расстраивается. Его больше выводит из равновесия тот факт, что он чувствует себя разозлённым, чем то, что я сказал или сделал.

Конни пристально посмотрела на меня и сказала:

— Большинство не догадываются об этом.

Я пожал плечами.

— О чём я не знаю? — спросила она.

Я покачал головой.

— Не уверен, что должен тебе рассказывать.

— Но это связано со мной.

— Да.

Она слабо улыбнулась.

— Тогда может, это я должна решать?

Я ненадолго призадумался.

— Конни… ты, как всегда, права. Но… кое о чём, как кто-то сказал, лучше умолчать. Позволь, я сам это решу.

Она ничего не ответила.

Повисла неудобная пауза. Я попытался перевести разговор на другую тему.

— Как ты познакомилась с Ирвином?

Вопрос, а может быть суть вопроса, похоже, позволил ей слегка расслабиться.

— В туалете на вечеринке. Кто-то дубасил в дверь. Ни один из нас никогда раньше не был пьян, и… — Её щёки слегка порозовели. — И он просто чертовски сексуальный.

— Многие люди так не считают, — заметил я.

Она махнула рукой.

— Знаю, он не красавчик. Речь не об этом. В нём есть… энергия. Это химия. Уверенность. Сила. Не только мышечная — его характера. — Её щёки снова порозовели. — Я не думаю, что это была действительно любовь с первого взгляда. Но только похмелье прошло, а это нет.

— Ты его любишь? — спросил я.

Её улыбка стала шире, а глаза сияли так, как и должны у молодой женщины. Она ответила со спокойной, искренней уверенностью:

— Он мой единственный.

У меня в голове крутилось, по меньшей мере, двадцать возможных вариантов ответа. Я собирался сказать, что она слишком молода, чтобы принимать такое решение. Я думал о том, что она не строила долгих планов, и понятия не имела, к чему могут привести её отношения с Ирвином. Я собирался сказать ей, что только время покажет, подходят ли она и Ирвин друг другу и готовы ли быть вместе, поэтому нельзя спешить. Я мог бы сказать что-то о том, что она должна остановиться и подумать, а не делать поспешных заявлений о будущем, поддавшись эмоциям.

И тут я понял: всё, что я могу сказать, могло относиться только к молодой любящей женщине, а не вампиру. Но не только это, я заметил что-то в её интонациях или в выражении лица, что-то, что подсказывало мне, я не прав, несмотря на весь свой многолетний опыт. Мои инстинкты говорили мне то, что не понимало моё рациональное сознание.

У ребят было что-то реальное. Я имею в виду, может быть, это не было самыми чистыми и добродетельными отношениями, но в них не было ничего смертельно опасного. То, как они связаны друг с другом сейчас? Бывают и такие связи. Вы можете попробовать произнести их имена, как единое целое, и это получится: Коннирвин. Может быть, их отношения ещё только развиваются, но они настоящие.

Не то чтобы это имело значение. Влюбленность не меняет сути дела. Во-первых, Конни был вампиром. Во-вторых, вампиры должны кормиться. В-третьих, они кормятся на своих любовниках.

— Подождите, — сказал Дин. — Вы кое-что упустили.

— Что?

— Девушка — вампир, правильно?

— Да.

— Итак, — продолжил Дин, — она познакомилась с парнем в туалете на вечеринке. Они уже занимались сексом, причём она делала это впервые.

— Да, — нахмурился я.

— Тогда почему сынок бигфута не умер?

— Совершенно верно. Меня это тоже озадачило, — закивал я головой.