Приключение

«Чего тебе нужно?» — спросил его Хью.

«Скажите белому человеку, который тут с вами, что мы, фелла-матросы, собрались уезжать. Пускай поторопится, мы ждать не будем. Мы уедем!»

Хью отвесил ему такого тумака, что тот кубарем слетел с лестницы.

— Но ведь этот бесчеловечный поступок ничем нельзя оправдать! — возразила Джен. — Ведь вам бы и в голову не пришло спустить с лестницы белого человека.

— В том-то и дело, что он был не белый, а черный. Этот негодяй-негр поступал сознательно дерзко и оскорблял своим вызывающим поведением не только своего хозяина, но в его лице также и всех белых хозяев-плантаторов на Соломоновых островах. Он оскорбил меня. Он оскорбил Хью. Он нанес оскорбление всей Беранде.

— С вашей точки зрения только; не упускайте этого из вида, с точки зрения права сильного…

— Да, — прервал ее Шелдон. — А Пакарт уступал праву слабого. И к чему же это привело? Я вот живу еще до сих пор, а Пакарт давно убрался со света. Он остался верен себе до конца; он в высшей степени деликатно обходился со слугами, а они выжидали только, пока его свалит с ног лихорадка. Теперь голова его украшает витрину национального музея на острове Малаите. Они унаследовали после него два вельбота, доверху нагруженных добычей. Был тут еще некий капитан Мэкензи с «Миноты». Он тоже был сторонником гуманного обращения. Он считал, что взаимное доверие несовместимо с употреблением оружия. Набирая рабочих на Малаите, он при вторичной поездке завернул в Бину, которая расположена неподалеку от Ланга-Ланга. Команда его была безоружна. Он держал винтовки под замком у себя в каюте. Отправляясь к берегу на вельботе с целью произвести набор, он разгуливал по палубе, не имея при себе даже револьвера. Его убили томагавком. Голова его осталась на Малаите. Можно сказать, что он покончил самоубийством. И Пакарта я тоже причисляю к самоубийцам.

— Я не спорю, что приходится соблюдать известную осторожность при сношениях с дикарями, — согласилась Джен, — но я убеждена, что следует обращаться с ними по-человечески — кротко и снисходительно.

— Готов подписаться обеими руками. Но взвесьте, пожалуйста, следующее: Беранда, безусловно, — самая скверная плантация на Соломоновых островах с точки зрения рабочей силы. Причина этого явления лучше всего доказывает справедливость вашего принципа. Прежние владельцы Беранды не отличались особенной деликатностью. Их было двое. Оба они были, можно сказать, грубые животные. Один из них был янки родом из Южной Америки: другой — пьяница-немец. Они торговали рабами. Начать с того, что они скупили рабочих у Джонни Битого, известного вербовщика Соломоновых островов. В настоящее время Джонни отбывает десятилетнюю каторгу на островах Фиджи, за ничем не вызванное убийство чернокожего. За последнее время его пребывания в здешних местах он до того вооружил против себя всех местных жителей своими подвигами, что туземцы его возненавидели, и чернокожие на Малаите наотрез отказывались от всяких сношений с ним. Единственный способ, каким он мог с тех пор закабалять рабочих, состоял в том, что, прослышав об убийстве или о целом ряде убийств, он являлся на место действия и забирал преступников, укрывавшихся от преследования. Последние, избегая наказания, добровольно отдавались ему. Этих беглых убийц называют здесь «головорезами». На побережье затевается свалка; какой-нибудь несчастный негр бежит к морю, не чуя под собой земли, а вдогонку ему летит куча стрел и копий. Вельбот Джонни Битого стоит наготове и принимает к себе беглеца. За последнее время ему оставалось промышлять исключительно вышеуказанным способом.

Прежние владельцы Беранды, мои предшественники, как раз скупили у него партию этих самых «головорезов», закабаливших себя на пять лет. Понимаете, какую выгоду извлекает вербовщик, спекулируя на таком товаре? Он легко мог бы закабалить любого «головореза» даже на целый десяток лет, если бы только закон не противился этому. Так вот видите, с какими отчаянными людьми нам приходится иметь дело. Правда, многие из них вымерли, одних поубивали, некоторые из них отбывают тюремное заключение в Тулаги. Первые владельцы плантации мало занимались расчисткой почвы и насаждениями. У них убили управляющего. Одному из хозяев чуть не отсекли всю руку ударом ножа. Другого дважды ранили копьем. Оба они были буйного нрава и в то же время порядочные трусы, и в конце концов им пришлось убраться отсюда. Их выгнали в буквальном смысле слова, выгнали их же собственные негры. На смену им пришли ваш покорнейший слуга и бедняга Хью — два малоопытных новичка, которым и пришлось кое-как ладить с этими отчаянными людьми. Мы не отдавали себе надлежащего отчета в положении вещей, когда приобретали плантацию. И что же нам оставалось делать, как не выкручиваться и приспособляться по мере сил.

Первым нашим промахом следует считать неблагоразумно-снисходительное отношение к этим черным «сорви-головам». На первых порах мы старались воздействовать на них разумным убеждением, мягкостью. Негры вывели отсюда такое заключение, что мы их боимся. Мне стыдно вспомнить, до чего мы глупо вели себя в первое время. Они зазнавались, дерзко угрожали нам и даже оскорбляли; а мы упорно продолжали вести свою линию в надежде на то, что наша порядочность подействует на них благотворно. Но мы обманулись в наших расчетах; дела с каждым днем шли все хуже и хуже. Дошло, наконец, до того, что, когда бедному Хью случилось как-то выручать одного из прислужников, он чуть за это не поплатился жизнью. К счастью, мне удалось в тот раз поспеть к нему на выручку вовремя.

С тех пор мы переменили свою политику и ввели режим крепкого кулака. Нам оставалось только два выхода: или прибегнуть к силе, или бросить все и уйти.

Но мы вложили в это предприятие все свои деньги. И ликвидировать его, — это значило окончательно разориться. Помимо того, тут замешался вопрос самолюбия. Мы решили добиться успеха во что бы то ни стало. Предстояло выдержать жестокую схватку. Тем более, что Беранда была и осталась до сих пор самой худшей из всех плантаций Соломоновых островов в отношении качества рабочих рук. Изволите видеть: никто из белых не решался поступить к нам на службу. Напрасно мы соблазняли их выгодными предложениями. Шестерым мы предлагали занять место управляющего. Не скажу, чтобы они боялись; нет, они ничего не боялись, но, по-видимому, они считали наше предприятие малонадежным. По крайней мере, последний из приглашенных и отказавшихся от места управляющего мотивировал свой отказ именно таким образом. Так что нам вместе с Хью пришлось кое-как самим управляться, без всякой посторонней помощи.

— И когда его не стало, то вы решили продолжать двигать дело один как есть? — воскликнула Джен, и при этом у нее загорелись глаза.

— Я думаю, что справлюсь, что пробьюсь как-нибудь. Будьте же снисходительны ко мне, мисс Лэкленд, памятуя, что мое положение представляет столь исключительные особенности, и не упрекайте меня так беспощадно в жестокости. В нашем распоряжении толпа очень плохих работников, и нам приходится заставлять их работать. Вы сами видели, как обстоят дела на нашей плантации. Что касается саженцев на нашей плантации, которым уже года по три, по четыре, то смею вас уверить, что лучших вы не найдете на всем протяжении Соломоновых островов. Мы упорно добивались привести плантацию в самый цветущий вид. Мы постоянно пополняли состав наших служащих. С этой целью мы приобрели шхуну «Джесси». Мы решили заняться вербовкой рабочих рук сами. В будущем году потребуется удвоить число рабочих. Срок найма завербованных в первый срок истекает вскоре. Эти последние, конечно, портили до некоторой степени вновь прибывших; но надо полагать, что зло излечимо и что Беранда рано или поздно займет свое место в ряду наиболее благоустроенных местных плантаций.

Джен молча кивнула головой в знак согласия. Она погрузилась в созерцание картины, которая яркими штрихами рисовалась в ее воображении. Она видела на этой картине одинокого белого человека, разбитого лихорадкой, как параличом, беспомощно раскинувшегося в креслах. А в груди его бьется сердце, которое, подчиняясь закону какой-то непонятной расовой алхимии, до последнего своего удара не утрачивает стремления к власти.