Страница 16 из 17
— Вы забываете славян, — возразил Корлис.
— Славян! — Лицо ее омрачилось. — Да, правда, славян. Единственная юная раса в этом мире молодых людей и седобородых старцев. Но она вся еще в будущем, и будущему принадлежит решение. Пока же мы подготовляемся. Быть может, нам удастся уйти вперед настолько, чтобы помешать росту этой юной расы. Ведь раздавили же испанцы ацтеков только потому, что они были сильнее их в химии и умели делать порох. Неужели же мы, имея в своем распоряжении весь мир с его неистощимыми ресурсами, вместив в себя все его знания, не сумеем придушить славян, прежде чем они попробуют помериться с нами силами?
Вэнс Корлис неодобрительно покачал головой и рассмеялся.
— О, я знаю, что наговорила глупостей и чересчур разгорячилась, — воскликнула она. — Но в конце концов мы уже потому можем считать себя солью земли, что имеем мужество заявлять об этом.
— Ваш пыл безусловно заражает, — ответил он. — Знаете, я и сам, кажется, начинаю загораться. Все мы, и англы, и саксы, и норманны, и викинги, — несомненно избранный народ, избранный не Богом, а природой, и земля — наше наследие. Так поднимемся же и двинемся вперед.
— Ну, теперь вы насмехаетесь надо мной! А разве мы и так уже не шагнули основательно вперед? Для чего вы отправились на Север? Чтобы завладеть наследием своей расы.
Услышав приближающиеся шаги, Фрона обернулась и крикнула вместо приветствия:
— Поддержите меня, капитан Александр! Я призываю вас в свидетели.
Капитан конной стражи улыбнулся и пожал руки Фроне и Корлису.
— В свидетели? — спросил он. — Ну что ж!
Фрона, взволнованная спором, в тот же момент сжала обе руки капитана в своих. Увидев это, Корлис почувствовал, как что-то дрогнуло в его груди. Ему не нравилось, что она так расточительно дарит прикосновения своих теплых, сильных рук. Неужели она так щедро вознаграждает всех, кому удастся привести ее в восторг словом или делом?
Он не испытывал ничего, кроме удовольствия, когда пальцы Фроны прикасались к его руке, но терзался всякий раз, когда эта ласка доставалась другому. Пока он размышлял над этим, Фрона успела объяснить капитану, о чем идет спор, и тот выступил в ее поддержку.
— Я не много знаю о славянах и других народах, кроме того, что они хорошие работники и сильные люди. Но зато мне хорошо известно, что белый человек выше всех и лучше всех в мире. Возьмите, например, индейцев. Является белый человек и сразу оттесняет его на второе место во всех отношениях. Он оказывается трудолюбивее, выносливее, превосходит его и в рыбной ловле и в охоте. Аляскинские индейцы с незапамятных времен занимаются переноской грузов. Но золотоискатели, раскусив, в чем заключается фокус этого ремесла, тотчас же научились переносить еще большие тяжести и на более длинные расстояния, победив индейцев и на этом поприще. В мае прошлого года, в день рождения королевы, на реке были устроены состязания в гребле. И мы в пух и в прах разбили индейцев в гонках пирог с одним, двумя, тремя, четырьмя и пятью гребцами. А между тем, они чуть ли не рождаются в пирогах, тогда как мы только знакомимся с ними, будучи уже взрослыми.
— Но чем же это объяснить? — спросил Корлис.
— Не берусь вам ответить. Я только констатирую факт. Ведь я здесь всего лишь свидетель. Итак, в качестве свидетеля, я заявляю, что они не могут сделать того, что делаем мы, а все, что делают они, мы делаем лучше.
Фрона с торжеством кивнула Корлису.
— Признайте же себя побежденным и пойдем обедать. Ну, хоть временно побежденным. Конкретные примеры с веслами и ремнями для переноски тяжестей сводят на нет всю вашу догматику. А! Я так и думала. Вы еще не сдаетесь? Ну, что же, спорьте. Только пойдемте в столовую. Посмотрим, какого мнения на этот счет мой отец… и вино! Нас ждет пир в честь верховенства англосаксов.
Мороз и вялость — две вещи несовместимые. Север, в противоположность теплому климату, горячит кровь и заставляет ее быстрее пробегать по жилам. Поэтому вполне естественно, что дружба, возникшая между Корлисом и Фроной, быстро окрепла. Они часто встречались под кровом ее отца и нередко гуляли вместе. Молодых людей влекло друг к другу, и разница во взглядах не могла омрачить удовольствия, которое они находили во взаимном общении.
Фроне нравилось в нем прежде всего то, что он настоящий мужчина. В самых бурных взлетах фантазии она никогда не представляла себе близости с человеком, который не обладал бы физической мужественностью, как бы высоко он ни стоял в духовном отношении. Она всегда охотно любовалась сильными мужчинами своей расы, их красивыми телами и мощными мускулами, говорившими о славных подвигах и упорном труде. Для нее мужчина был главным образом борцом. Она твердо верила в естественный отбор и была убеждена, что способности и навыки, приобретенные человеком таким образом, полезны для него и служат ему во благо. Точно так же относилась она к инстинктам. Чувствуя влечение к кому-нибудь или чему-нибудь, она не боролась с ним, а считала его хорошим и полезным для себя. Если вид красиво сложенного тела и крепких мускулов доставляет ей удовольствие, зачем же лишать себя этой радости? Почему нельзя любить тело? Почему стыдиться этого? История ее расы да и всех других рас подтверждала правильность ее взглядов. Во все времена слабые и изнеженные самцы исчезали с мировой сцены. Только сильные наследуют землю. Фрона родилась от сильных и искала своего избранника среди сильных.
Однако она не менее горячо и быстро откликалась на все исходившее из мира духовного, хотя и от духа человеческого требовала силы и мужества. Слабость, нерешительность, робкое ожидание, бесполезное нытье всегда отталкивали ее. Мозг и душа должны быть так же быстры в решениях, уверены в себе и энергичны, как и тело. Дух создан не только для бесплодных мечтаний. Нет, подобно плоти, он должен бороться и трудиться. У него должны быть свои рабочие дни и свои праздники. Она могла понять и слабое существо, оценить его прелесть и благородство, могла даже полюбить его за эти качества; но любовь ее была бы полнее, будь оно сильно телом. Она считала, что поступает справедливо, отдавая должное телу и духу. У Фроны был свой идеал. Она стремилась найти гармонию духа и тела. Пророческий дар и дурное пищеварение не казались ей удачной комбинацией. Великолепный дикарь и рахитичный поэт! Она могла восхищаться мышцами первого и песнями второго, но предпочитала, чтобы то и другое было слито в одном лице.
Что же касается Вэнса Корлиса, то между ними, помимо всего прочего, несомненно, существовало физическое влечение, благодаря которому прикосновение его руки всегда доставляло ей удовольствие. Пусть души сливаются воедино, но если люди физически неприятны друг другу, все счастье их основано на песке, и здание его всегда будет шатким и ненадежным. Корлис обладал физической силой и обликом героя, однако без всякого намека на животную грубость. Его мускулы были скорее развиты в качественном отношении, чем в количественном, а только такое развитие и обеспечивает красоту форм. Великан не всегда отличается гармонией форм, а массивные мускулы — симметрией.
И наконец, хотя это отнюдь не менее существенно, Вэнса Корлиса в духовном отношении нельзя было назвать ни застывшим, ни вырождающимся человеком. Он производил на нее впечатление свежего, здорового и сильного мужчины, который умел возвышаться над землей, не проникаясь к ней презрением. Конечно, все эти впечатления возникли в ней бессознательно. Она не рассуждала, а чувствовала.
Они много спорили и чаще расходились, чем сходились во взглядах, но, несмотря на это, в основе их отношений лежала неизменная гармония духа. Ей нравились в нем и трезвость мысли, и юмор (ведь серьезность и шутка могут прекрасно уживаться друг с другом); нравилось его врожденное рыцарство, широта, с которой он предложил ей в Счастливом лагере проводника-индейца и денег на проезд в Соединенные Штаты, — дело у него не расходилось со словом. Нравились Фроне его благоразумие и великодушие, в которое она твердо верила, хотя он был скорее скуп на слова; его ум, правда, несколько академичный и затронутый схоластикой новейшего времени, но все же позволявший причислить его к «интеллигенции». Он умел отделять чувства и эмоции от разума. Выводы его были всегда безупречны, как только он принимал в расчет все обстоятельства. Но именно тут-то и сказывалось, по мнению Фроны, его слабое место — узость взглядов, часто мешавшая ему разглядеть некоторые факты и проявить всю ширину, на какую он был способен. Но Фрона не считала этот недостаток непоправимым и верила, что новая жизнь быстро излечит ее друга от этого зла. Он был чересчур пропитан культурой, а суровая действительность является в этом случае лучшим лекарством.