Поверить в мечту

— Ма… — взмолилась Тина, но Слава еще упрямее замотала головой.

— И не упрашивайте.

— Как хочешь, — не желая спорить, сдался Стан, — так вот, Геб, я тоже вырос без отца. Все мы, — поправился он, взглянув на подвинувшуюся к матери Тину, — и он не погиб и не потерялся, и даже был в курсе, что я должен родиться. И больше того, он точно знал о моем рождении… старушка, у которой мы жили, лично сходила к нему и сообщила.

— Не было такого… — слабо дернулась зажатая между Тиной и Консом мать.

— Было, — выдохнул ей в волосы Конс, — я… мы, лет в пять спросили у нее, не знает ли она, кто мой отец. Альбина Юрьевна и рассказала, как прямо из роддома пошла к нему. Тогда он еще жил в нашем городе… наверное, потому потом и переехал, что боялся встретить нечаянно…

— Да, — мрачно поддакнула Тина, — а с Альбиной Юрьевной мы договорились, что тебе ничего не скажем… но ты сама к нему пошла, когда отвела меня в первый класс. Я помню… как ты плакала и бросала в несчастный сарайчик тот проклятый нож… Всё, что он нашел, чтоб отделаться от тебя.

— Негодяй… — выдохнул с ненавистью Тарос, — жаль, что до него нельзя добраться…

— Я думала… — закусив губу, чтоб не расплакаться, пробормотала Ярослава, — что он захочет познакомиться… у них с женой не было детей… а ты как раз подрос и стал таким послушным и рассудительным… у меня на работе все коллеги наперебой хвалили…

— Но он не пришел, и даже не вспоминал обо мне еще несколько лет, ни конфетки в день рождения, ни подарка на новый год… но тогда я этого и не ждал, — хмуро продолжил исповедь Стан, — мне просто хотелось, чтоб он был, разговаривал со мной, играл или гулял. Я ведь даже не понимал, что он не помогает матери меня воспитывать вовсе не от бедности, а из принципа, он же ей запретил меня рожать. Маленький был, не знал, что он зарабатывает во много больше, чем ма, и тратит на один поход в ресторан столько, сколько мы тратим на еду в месяц. И все же он пришел… много позже, когда разошелся с женой. Однажды я вернулся с занятий и сразу заметил, что возле дома бродит чужой мужчина. Не знаю, чем он меня задел, я насторожился и спрятался. Мать была на работе, он потоптался и пошел в ближайшее кафе. Я пошел за ним, хотя денег было только на чай… но сделал все как в лучших детективах, сел у него за спиной и стал пить свой чай самыми маленькими глоточками. А он заказал всего самого вкусного, много… ел долго, с чувством, и коньячку накатил… мне чай пришлось еще покупать.

Слава слушала с каменным лицом, не замечая, что у нее по лицу текут слезы, и Тина осторожно промокает их платочком.

— А потом он снова пошел к нашему дому… и по пути купил в ларьке шоколадку, — стараясь не смотреть на мать, продолжал рассказ Стан, уже остро жалея, что затеял все это, разве пробьешь таких твердолобых?

Однако не договорить тоже не мог, что-то прорвалось в душе и требовало освобождения.

— Я ждал почти час, не хотел входить при нем в дом, и зашел только, когда он ушел. Ма была какая-то задумчивая, все вздыхала и смотрела на меня, а я искал глазами ту шоколадку… но ее нигде не было, хотя ма никогда не прячет сладкое. Когда мы сели пить чай, я не выдержал… спросил, — никакой конфетки нет? Ма достала вазочку с гусиными лапками… вот тогда я его и возненавидел. И понял, что никогда не смогу простить… потому что это не просто жадность… это отношение ко мне. Если бы ма решила к нему вернуться, он бы достал свой шоколад… а раз нет, то и шоколада нет.

Горько всхлипнула Юнхиола, тихо стирала мокрые дорожки со смуглых щек Майка и как-то странно морщилась Адистанна. Стан мог бы поклясться, что плачут они вовсе не над его историей, а над чем-то своим, аукнувшимся в ответ на его слова.

— А ради вас отец готов на все… да я бы за такого… но ты ведь дурак, — устало выдохнул командир и, шагнув к дивану, обнял мать сзади за плечи, — прости!

— Почему ты тогда не рассказал… — обиднее всего для Ярославы оказалось, что она просмотрела, не поняла… не смогла ничем помочь сыну в тот проклятый день.

— Что случилось? — дверь распахнулась как от пинка, и в комнату влетели два белокурых вихря.

— Слава! Ты почему плачешь? — Васт оказался около землянки в три прыжка, присел у ее коленей, заглянул снизу в залитое слезами лицо, — кто её обидел?!

И так яростно он рыкнул последние три слова, что у Ярославы как-то сама собой выползла на губы довольная усмешка, грозен-то как! Вот вроде и мелочь, но так приятно, когда всему миру заявляют, что готовы наказать любого, кто посмеет ее обидеть.

— Мой отец, прям сейчас побежишь убивать?! — необидно усмехнулась Тина, с интересом рассматривая блондина, вот таким она его еще никогда не видела.

Наряд ничем не уступит по роскоши самым разодетым из гостей, но всё так ловко сидит на его стройной фигуре и так изящно вышито, что можно не сомневаться, ее телохранитель привез все это с Анлезии. И где, интересно только хранил, что все вещички как новенькие? Или в Дилле есть места, где можно такое купить? Любопытно бы там побывать… возможно, найдутся не только тряпки а и что-нибудь поинтереснее?

— Если нужно, пойду прямо сейчас, — невозмутимо и холодно отрезал Ливастаэр, доставая вышитый платок тонкого полотна и бережно отирая им щеки Славы, — только скажи, любимая.

— Что? — поперхнулся Конс, ничего не знавший об утреннем происшествии, — ты не с дуба рухнул, красавчик?!

— Нет, — так же спокойно отозвался лучник, всем своим видом демонстрируя, что не намерен ни ссориться с клонами, ни отвечать на нелицеприятные выпады, — я приехал из Дилла, искал одну вещь…

— Какую? — не вытерпела Тина, очень уж важно и значительно произнес эти слова анлезиец, — или это секрет?

— От вас — не секрет, — сегодня блондин был сама вежливость и невозмутимость, — это браслет. Ты возьмешь мой браслет, любимая?

— Что?

Ярослава оторопела на целых пять секунд, изумленно вглядываясь в глаза сидевшего перед ней на корточках молодого мужчины. Слишком молодого и слишком красивого, чтоб она смогла прям так сразу поверить в необыкновенную любовь с первого взгляда. А если не с первого — слишком мало он был с ней знаком и слишком плохо ее знал, чтоб такое предлагать.

А потом ее оторопь взорвалась, распалась на целый букет самых противоположных чувств. Главным среди них так и осталось недоверие, но теперь к нему примешивался стыд и возмущение. Да как он посмел, при всех, в такой неподходящий момент и неуместной обстановке? А в самой глубине сердца почему-то проснулась слабенькая надежда, неизменный житель всех женских душ, а вдруг это и правда любовь?

— Ты возьмешь мой браслет, любимая? — мягко повторил анлезиец, не отводя настойчивого взгляда от ее глаз.

— Да ты с ума сошел, — вспыхнула Ярослава, — с чего это вдруг? Я тебя совсем не знаю… да и ты меня второй день видишь…

— Ма… — сидевшая рядом Тина настойчиво дергала мать за рукав, — скажи, что подумаешь… я тебя прошу, просто подумаешь, ладно?

— Слава… — сзади на плечи легли прохладные ладони моряны, — не торопись с ответом. Тина правильно советует… отложи принятие окончательного решения на вечер?! Мне-то ты доверяешь?!

— Тебе — да, — машинально пробормотала Слава, и только потом сообразила, что сказала, — и Тине, конечно тоже, но…

— МА!

— Ладно… хотя я не уверена… что за это время что-то изменится… — в глядящих на нее потемневших зеленых глазах снова заискрилась надежда, — я подумаю до вечера и дам ответ.

— Вот и умница, — как маленькую погладила ее по голове моряна, — вот и правильно. А теперь вернемся к указу.

Васт каким-то образом оказался рядом со Славой, вместо отодвинувшейся Тины, и землянка только собралась высказать свое возмущение, как дверь в комнату снова открылась.

— Все куда-то сюда побежали… — несмело произнес женский голос, и в читальню вошла королева.

Сопровождающие ее гвардейцы, едва завидев адмирала, мгновенно сориентировались, махнули в поднятыми в приветствии старшему офицеру левыми ладошками, как первоклашки, желающие идти к доске, и плотно прикрыли за собой дверь.