Заколдованная буква

Сначала я думал о Танечке с соседней дачи, потом о модной курточке на «молниях» и, наконец, о своих съеденных ботинках… Причём на этот раз я думал о них как-то по-новому, без тоски, что ли, и без грусти. Я, например, думал: «Не так уж плохо, что ботинки съели, а как хорошо, что дача не сгорела…»

И уснул. А когда проснулся, было утро и Мишки в комнате уже не было. Тогда я сунул руку под подушку и, как в прошлый раз, обнаружил там записку.

«Всё в порядке! — писал Мишка, — Подготовка к отважным путешествиям продолжается… жди указаний!..»

— А у него действительно температура всегда тридцать шесть и девять? — донёсся из-за стены папин голос.

Мама подтвердила этот невероятный факт.

— Так, может, ему незаметно дать что-нибудь жаропонижающее?.. Аспиринчику, например?..

Радий Погодин

Кирпичные острова

На задний двор редко заглядывали взрослые. Там высились кучи дощатых ящиков, валялись бочки с налипшим на бурые бока укропом. Лежали груды извёстки и кирпича.

В марте, когда с крыш сбросили снег, задний двор превратился в недоступную горную страну, которую с криком штурмовали альпинисты, отважные и драчливые. Самыми бесстрашными среди них были Мишка и Кешка.

Вскоре горная страна стала оседать. Острые пики обвалились. А в конце апреля задний двор превратился в громадную лужу.

Ребята уже не заглядывали сюда. Девчонки- кидали в начерченные на тротуарах квадраты жестяные банки из-под гуталина, именуемые странным словом «Скетишь-бетишь», и без устали прыгали на одной ноге. Мальчишки, вытирая на ходу носы, гонялись друг за другом по всем правилам новой воинственной игры— «Ромбы». И только Сима из четвёртого номера остался верен заднему двору. Он выстругал из дощечек, отломанных от ящика, остроносые корабли. Приладил им клетчатые паруса из тетрадки по арифметику и пустил свой флот в далёкое плавание.

Плывут корабли, садятся на известковые рифы, причаливают к кирпичным островам. А адмирал Сима бегает по узкой полоске суши у самой стенки дома.

— Право руля!.. Паруса крепи!.. — Но нет у него сил помочь потерпевшим крушение. Лужа глубокая, а башмаки…

Заглянул на задний двор Кешка. Оглядел Симу с головы до ног, сказал, как говорят взрослые:

— Сима, у тебя здоровье хлипкое, а ты вон вымок весь. Подхватишь грипп — опять свалишься…

Сима насупился. А Кешка присел на корточки, стал смотреть. Один кораблик на суше лежит с поломанной мачтой; другой — к кирпичу приткнулся; третий — зацепился за что-то посреди лужи и медленно поворачивался на одном месте.

— Сима, чего это корабль крутится?

— Это его гигантский кальмар щупальцами схватил…

Кешка захохотал.

— Ой, Сима… Да это же гнилая стружка, в какую яблоки упаковывают.

— Ну и что же? — тихо возразил Сима. — Всё равно. — Сима сжал губы, нахмурил лоб и сказал убеждённо: — Нет, кальмар. И экипаж корабля сейчас с ним сражается.

Кешка присвистнул, засмеялся ещё громче.

— Если б ты моторный корабль сделал, я понимаю. А это… — Он сплюнул в лужу и пошёл под арку, но на полпути передумал, вернулся. — Знаешь что, Сима, я всё-таки с тобой побуду, ладно?

— Как хочешь, — ответил Сима равнодушно, взял дощечку и стал, как веслом, разгребать воду. От дощечки пошли волны по всей луже. Кораблик, приткнувшийся к кирпичу, закачался, задрал нос и поплыл дальше. Корабль, что в стружке запутался, подскакивал на волнах, но стружка держала его крепко. Он кренился, палубу ему заливало водой.

— Пойду домой, — наконец решил Сима.

— А корабли?..

— Они в плавании. Им ещё далеко плыть.

Кешка покачал головой.

— Чудной ты!.. Брось, не ходи. Давай лучше полежим на ящиках, просушимся.

Они сняли пальто, разложили их на досках. А сами залезли в ящики из-под яблок. Лежат на спине, смотрят в глубокое, как Тихий океан, небо и молчат.

Солнышко пригревает хорошо. От Симиного пальто поднимается лёгкий пар. Кешка повернулся, стал смотреть на лужу. В воде отражается небо, и лужа от этого голубая. Если прищуриться да ещё загородить глаза ладошкой, чтобы не видеть стен дома и сараев, то на самом деле кажется, будто лежишь на берегу спокойного утреннего моря.

— Сима, а ты на море бывал?

— Нет. Где я раньше жил, только речка была.

Кешка скривил губы:

— А ещё корабли строишь. А я, кроме Балтийского, ещё на Чёрном был. Вот там да!.. А ты в луже каких-то кальмаров выдумал.

Сима обиделся, хотел уйти, но тут на заднем дворе появились двое: седой сутулый старик без шапки и кругленькая старушка с розовым лицом. Они вместе несли ковёр.

Старушка посмотрела на лужу, сказала расстроенно:

— Вот видишь!.. Безобразники, не могут люк прочистить.

— Будет тебе, Катя! — хрипло забасил старик. — Тебе, конечно, лужа. А может, для кого — океан. — Он кивнул на Симины корабли, — Ты вообще воды, кроме чая с лимоном, не признаёшь, а здесь дело тонкое… — Старик пошире расставил ноги, опёрся о толстую бугроватую палку. Слегка затуманенные, как талые льдинки, глаза его смотрели на Симин флот, на кирпичные острова, на известковые мели. Потом он поднял палку и показал ею на острые обломки, торчавшие из воды.

— На острова Зелёного Мыса похожи. Голое, дрянное место… А вон подальше, — старик наклонился вперёд, видишь, вроде проливчика, горловинка… Гибралтар будто. А чуть южнее — Танжер. Я тебе этот ковёр из Танжера привёз. — Старик снова облокотился на свою палку и замер. Лицо его стало задумчивым.

— Ну, хватит, — тронула его за рукав старушка. — Пойдём.

Старик вздохнул.

— Да, да… Ты, Катя, ступай домой, а я ковёр вот здесь на ящиках выколочу.

Старушка помогла мужу разложить ковёр на куче ящиков и ушла в подворотню. Старик проводил её немного и вернулся.

Он огляделся по сторонам, как мальчишка, который хочет созорничать, подошёл к луже. Он нагнулся, подобрал! Симин кораблик, поправил мачту, клетчатый парус и легонько пустил его на воду. Кораблик побежал к кирпичным островам. Старик разгребал палкой воду, как это делал Сима, и, нагоняя кораблик, по луже катились волны.

Сима вылез из ящика, взял своё пальто и подошёл к старику сзади. Услыхав его сопение, старик вздрогнул, оглянулся.

— Ух ты!.. Думал, жена… — смущённо улыбнулся он и тронул всей пятернёй обкуренные усы. — Понимаешь, не любит она моря… хоть ты что… Это твой флот, что ли?

— Мой, — кивнул Сима.

По щекам старика разошлись глубокие складки, плечи он выпрямил. Теперь палка казалась ненужной в его руках.

— Чего это шхуна у тебя дрейфует?.. Вон та… На рифы села?

— Нет, — покачал головой Сима, — это её гигантский кальмар схватил.

Кешка подумал: «Засмеёт сейчас Симу».

Но старик ничего, не засмеялся, лишь озабоченно нахмурил лоб.

— Кальмар, говоришь?.. Вот тресковая смерть. Кашалота бы сюда. Против кашалота ни один кальмар не выстоит… Я, брат, на кашалотов охотился и на финвалов. Ты вот про единорога что-нибудь знаешь?.. Нарвал называется… Бивень у него метра три длиной впереди из носа торчит. Шлюпку он, словно шилом, протыкает…

— Будет тебе, будет!.. — раздался из подворотни тихий голос.

Старик покраснел, спрятал глаза в насупленных мохнатых бровях. Под аркой, прислонившись к стенке, стояла его жена.

— Да вот, видишь, Катя, моряка встретил. Поговорить надо.

Старушка поджала губы и критически осмотрела Симу.

— Вымок-то весь, как утёнок… Пойдём, что ли, чаем напою с вареньем… с малиновым.

— Греби, греби, — подтолкнул Симу старик. — Она только с виду сердитая. Она моряков уважает.

Сима оглянулся на ящики, хотел, наверно, позвать Кешку, но Кешка запрятался поглубже, чтобы его не заметили. Ему было очень грустно.