Заколдованная буква

— Артиллерийский снаряд, — повторил я, содрогаясь от ужаса и отвращения.

В классе раздались сдержанные хихиканья.

Я почувствовал, что наступил критический момент, и решил ни за что не делаться смешным, лучше просто получить двойку.

— Вы что, проглотили артиллерийский снаряд? — спросил Харлампий Диогенович с доброжелательным любопытством.

Он спросил это так просто, как будто справлялся, не проглотил ли я сливовую косточку.

— Да, — быстро сказал я, почувствовав ловушку и решив неожиданным ответом спутать все расчёты.

— Тогда попросите военрука, чтобы он вас разминировал, — сказал Харлампий Диогенович, но класс уже и так смеялся.

Смеялся Сахаров, стараясь во время смеха не переставать быть отличником. Смеялся даже Шурик Авдеенко, самый мрачный человек нашего класса, которого я же спас от неминуемой двойки. Смеялся Комаров, который хоть и зовётся теперь Аликом, а как был, так и остался Адольфом.

Глядя на него, я подумал, что, если бы у нас в классе не было настоящего рыжего, он сошёл бы за него, потому что волосы у него светлые, а веснушки, которые он скрывал, так же как своё настоящее имя, обнаружились во время укола. Но у нас был настоящий рыжий, и рыжеватость Комарова никто не замечал.

И ещё я подумал, что, если бы мы на днях не содрали с наших дверей табличку с обозначением класса, может быть, докторша к нам не зашла и ничего бы не случилось. Я смутно начинал догадываться о связи, которая существует между вещами и событиями.

Звонок, как погребальный колокол, продрался сквозь хохот класса. Харлампий Диогенович поставил мне отметку в журнал и ещё что-то записал в свой блокнотик.

С тех пор я стал серьёзней относиться к домашним заданиям и с нерешёнными задачами никогда не совался к футболистам. Каждому своё.

Позже я заметил, что почти все люди боятся показаться смешными. Особенно боятся показаться смешными женщины и поэты. Пожалуй, они слишком боятся и поэтому иногда выглядят смешными. Зато никто не может так ловко выставить человека смешным, как хороший поэт или женщина.

Конечно, слишком бояться выглядеть смешным не очень умно, но куда хуже совсем не бояться этого.

Мне кажется, что Древний Рим погиб оттого, что его императоры в своей бронзовой спеси перестали замечать, что они смешны. Обзаведись они вовремя шутами (надо хотя бы от дурака слышать правду), может быть, им удалось бы продержаться ещё некоторое время. А так они надеялись, что в случае чего гуси спасут Рим. Но нагрянули варвары и уничтожили Древний Рим вместе с его императорами и гусями.

Я, понятно, об атом нисколько не жалею, но мне хочется благодарно возвысить метод Харлампия Диогеновича. Смехом он, разумеется, закалял наши лукавые детские души и приучал нас относиться к собственной персоне с достаточным чувством юмора. По-моему, это вполне здоровое чувство, и любую попытку ставить его под сомнение я отвергаю решительно и навсегда.

Александр Раскин

Как папа выбирал профессию

Когда папа был маленьким, ему часто задавали один и тот же вопрос. Его спрашивали: «Кем ты будешь?» И папа всегда отвечал на этот вопрос не задумываясь. Но каждый раз он отвечал по-другому. Сначала папа хотел стать ночным сторожем. Ему очень нравилось, что все спят, а сторож не спит. И потом ему очень нравилась колотушка, которой стучит ночной сторож. И то, что можно шуметь, когда все спят, очень радовало папу. Он твёрдо решил стать ночным сторожем, когда вырастет. Но тут появился продавец мороженого с красивой зелёной тележкой. Тележку можно было возить! Мороженое можно было есть!

«Одну порцию продам, одну — съем! — думал папа. — А маленьких детей буду угощать мороженым бесплатно».

Родители маленького папы очень удивились, узнав, что их сын будет мороженщиком. Они долго смеялись над ним. Но он твёрдо выбрал себе эту весёлую и вкусную профессию. Но вот как-то раз маленький папа увидел на станции железной дороги удивительного человека. Человек этот всё время играл с вагонами и с паровозами. Да не с игрушечными, а с настоящими! Он прыгал на площадки, подлезал под вагоны и всё время играл в какую-то замечательную игру.

— Кто это? — спросил папа.

— Это сцепщик вагонов, — ответили ему.

И тут маленький папа понял наконец, кем он будет. Подумать только! Сцеплять и расцеплять вагоны! Что может быть интереснее на свете? Конечно, ничего интереснее быть не могло. Когда пана заявил, что он будет сцепщиком на железной дороге, кто-то из знакомых спросил:

— А как же мороженое?

Тут папа призадумался. Он твёрдо решил стать сцепщиком. Но отказываться от зелёной тележки с мороженым ему тоже не хотелось. И вот маленький папа нашёл выход.

— Я буду сцепщиком и мороженщиком! — заявил он.

Все очень удивились. Но маленький папа им объяснил.

Он сказал:

— Это совсем нетрудно. Утром я буду ходить с мороженым. Похожу, похожу, а потом побегу на станцию. Сцеплю там вагончики и побегу опять к мороженому. Потом опять сбегаю на станцию, расцеплю вагончики и снова побегу к мороженому. И так всё время. А тележку поставлю близко от станции, чтобы не бегать далеко сцеплять и расцеплять.

Все очень смеялись. Тогда маленький папа рассердился и сказал:

— А если вы будете смеяться, так я ещё буду работать ночным сторожем. Ведь ночь-то у меня свободная. А в колотушку я уже умею здорово стучать. Мне один сторож давал попробовать…

Так папа всё устроил. Но скоро он захотел стать лётчиком. Потом ему захотелось сделаться артистом и играть на сцене. Потом он побывал с дедушкой на одном заводе и решил стать токарем. Кроме того, ему очень хотелось поступить юнгой на корабль. Или, в крайнем случае, уйти в пастухи и целый день гулять с коровами, громко щёлкая кнутом. А однажды ему больше всего в жизни захотелось стать собакой. Целый день он бегал на четвереньках, лаял на чужих и даже пытался укусить одну пожилую женщину, когда она хотела погладить его по головке. Маленький папа научился очень хорошо лаять, но вот чесать ногой за ухом он никак не мог научиться, хотя старался изо всех сил. А чтобы лучше получилось, он вышел во двор и сел рядом с Тузиком. А по улице шёл незнакомый военный. Он остановился и стал смотреть на папу. Смотрел, смотрел, а потом спросил:

— Ты что это делаешь, мальчик?

— Я хочу стать собакой, — сказал маленький папа.

Тогда незнакомый военный спросил:

— А человеком ты не хочешь быть?

— А я уже давно человек! — сказал папа.

— Какой же ты человек, — сказал военный, — если из тебя даже собака не получается? Разве человек такой?

— А какой же? — спросил папа.

— Вот ты подумай! — сказал военный и ушёл. Он совсем не смеялся и даже не улыбался. Но маленькому папе почему-то стало очень стыдно. И он стал думать. Он думал и думал, и чем больше он думал, тем больше стыдился. Военный ему ничего не объяснил. Но он сам вдруг понял, что нельзя каждый день выбирать себе новую профессию. А главное, он понял, что он ещё маленький и что он ещё сам не знает, кем он будет. Когда его спросили об этом опять, он вспомнил про военного и сказал:

— Я буду человеком!

И тут никто не засмеялся. И маленький папа понял, что это самый правильный ответ. И теперь он тоже так думает. Прежде всего надо быть хорошим человеком. Это важнее всего и для лётчика, и для токаря, и для пастуха, и для артиста. А чесать ногой за ухом человеку совсем не нужно.

Как папа играл в пинг-понг

Когда папа был маленьким и учился в школе, появилась новая игра. Теперь она называется настольный теннис. А тогда она называлась пинг-понг. Теперь тоже много ребят и девочек любят эту игру. Но тогда в пинг-понг играли в каждой школе, в каждом классе, в каждом дворе. Играли на столах, на скамейках, на роялях и просто на полу. Играли с утра до вечера. Некоторые играли даже ночью. И многие вообще забыли всё на свете, кроме пинг-понга. Каждый день в школе маленького паны были соревнования по пинг-понгу. Играли на первенство каждой группы. Потом чемпионы групп играли на первенство школы. Потом чемпионы школы играли на первенство района. Потом разыгрывалось первенство города по пинг-понгу. Потом играли между собой Москва и Ленинград.