Страница 16 из 18
— Куда теперь? — спросил я.
— Даугтер в той стороне. — Перегрин махнул рукой. И тут я заметил, что вдоль черной стены леса к нам быстро приближается небольшой конный отряд. «Кого черт несет?» — пробормотал я, вглядываясь.
— Да это же наши! — обрадовался Перегрин. — Эгей, Ха-ач!
Я дернул его к себе, чтобы зажать ему рот, но он уже умолк сам — всадники повернули прямо на нас, и стало ясно, что это вовсе не наши.
— Прячься за меня, — приказал я. — Прикройся щитом и не высовывайся. Перегрин поспешно исполнил требуемое и притих. Нас окружили. Я не мог разобрать ни гербов, ни каких-либо других знаков. Видны были только тусклые латы и плюмажи, колеблемые ветром. Всадники молча возвышались над нами, склонив копья. Я ждал.
— Кто такие? — спросил наконец высокий заносчивый голос.
— То же самое я хочу спросить у вас, — отозвался я, хотя уже узнал этот голос и понимал, что сейчас буду узнан сам.
Голос принадлежал Алеку Мордашке.
— Какой сюрприз! — сказал он. — Я выполнял поручение его величества во Флангере и очень сожалел о том, что присоединюсь к армии уже после того, как твой замок будет взят. Но справедливость все же есть на земле, иначе мы с тобой не встретились бы. Как тебе удалось удрать, мерзавец? Король не собирался оставлять тебе жизнь.
Пропустив «мерзавца» мимо ушей, я сказал, что удирает королевская армия, а не я. Мордашке надо изрядно поспешить, если он и вправду хочет присоединиться к ней. Он захохотал и заметил, что разум мой отнюдь не прояснился со дня нашей последней встречи.
— Я вижу, ты надолго запомнил тот день, — сказал я. — Запомнишь и сегодняшний. Ты уже обзавелся новым мечом взамен того, что я отнял у тебя?
— Не обольщайся, поединка не будет, — ответил он. — Я не считаю себя обязанным поступать с тобой согласно рыцарскому кодексу. Я просто прикажу моим людям убить тебя. Как бешеную собаку. Как ядовитую тварь. — А ты не боишься за своих людей, Мордашка? Что, если я забрызгаю их ядовитой слюной? — спросил я, оглядывая темное, ощетинившееся копьями пространство. Плохи наши дела.
— Кто там с тобой, оруженосец? — спросил Мордашка, и только тут я вспомнил о Перегрине, почти неосязаемо касавшемся спиной моей спины.
— Этот человек, — сказал я сухо, — в отличие от меня, не бешеная собака и не ядовитая тварь. И он не наносил тебе обид. Надеюсь, ты позволишь ему уйти.
Перегрин притаился за моей спиной, как мышонок. Даже дышать, кажется, перестал.
— Нет, — металлически ответил Мордашка. — Если ты об этом просишь — нет.
— Ты не тронешь его, — сказал я.
Он снова засмеялся и сказал, что жизнь четверых его друзей стоит много больше, чем жизнь моего слуги.
— Ты не тронешь его, сукин сын, подлец! — крикнул я, и, спохватившись, добавил: — Пожалуйста.
Бог знает, на что я был готов — упрашивать, торговаться, рвать зубами глотки, но Перегрин вруг повернулся к Алеку и незнакомо низким, тяжелым голосом произнес:
— Не хотите ли получить обратно свое оружие, сударь? «Отвага и гордость», не так ли?
— Дай сюда! — немедленно отозвался Мордашка, властно протягивая руку. Послышался звук вынимаемого из ножен меча, и все такой же неузнаваемый голос Перегрина:
— Попробуйте взять, сударь. А то что-то не вижу я в вас ни гордости, ни отваги.
Обнажая меч, я успел подумать, что кое-чему малыш все же у меня научился, и, судя по всему, он стоящий парень, жаль, узнал я об этом поздновато. Всадники надвинулись, плотнее смыкая кольцо.
— А ну, кто вечной жизни захотел? — весело заорал я.
Я был готов к тому, что бой кончится для меня очень быстро. Но он все длился и длился. Каждое из копий, направленных на нас, казалось мне неким существом, хищным, сильным, но не слишком проворным. И я с ледяным наслаждением окорачивал снующие в потемках длинные жала, бормоча: «Один есть! И еще один! И еще!» Меч вращался в руке, послушный, как никогда.
Перегрин же творил что-то уж вовсе невероятное. Я чувствовал его движения, уверенные и сильные, слышал звон стали и глухие удары о щит. Кто-то из нападавших взвыл, потом с визгом повалилась чья-то лошадь. «Не нр-равится?» — послышался ликующий хриплый вопль, и у меня мелькнула мысль, что человек, лихо дерущийся рядом со мной — кто угодно, только не Перегрин.
И вдруг из редеющего кольца копий навстречу мне вырвалось одно, и я понял, что мощный удар, который сейчас последует, я не смогу ни отразить, ни ослабить. Оставалось только увернуться, но позади был Перегрин, его спина, не защищенная даже кольчугой. «Все,» — подумал я и малодушно зажмурился, ожидая боли.
Целая вечность прошла, и, не дождавшись, я открыл глаза. Не было ни копья, ни воина, его метнувшего, ни лошади. На их месте быстро и беззвучно закручивалась какая-то темная воронка, и силуэты всадников вокруг зыбко дрожали и вытягивались, точно отражения в воде.
— Назад, все! — дико закричал Алек, заржали и заметались лошади, и мне показалось, что я снова теряю зрение — все вокруг подернулось сумрачной рябью, задрожало и исчезло. Погасли тусклые сумерки, оборвались звуки, и в оглушающей тишине земля медленно ушла из-под ног. Я намертво вцепился в рукоятку меча, сразу потеряв представление о том, где верх, где низ. Меня мягко перевернуло несколько раз, потом я снова очутился на ногах, и все возвратилось: дождь, ветер, темная стена деревьев слева, мое собственное тяжелое дыхание и бешеные удары сердца.
— Мордашка! — позвал я, настороженно поводя мечом.
Вокруг было пусто.
— Все, — выдохнул Перегрин, бросая щит. — Все.
— Неужто удрали?
— Нет. Не удрали. Не успели.
Он снова был прежним, и голос у него был прежним, но назвать его Перегрином или малышом я не решился.
— Ты не ранен, друг? — спросил я.
— Нет, — он тихо опустился на траву. — Я только устал. Пожалуйста, не спрашивайте меня сейчас ни о чем, я потом все расскажу, после…
— А еще врал, что мечом не владеет, — проворчал я.
— Я не врал, — ответил Перегрин и повалился набок. Схватив его за плечи, я увидел широкие темные пятна у него на рукавах и на груди, и его запрокинутое лицо, залитое кровью.
— Черт, ты все-таки ранен!
— Нет-нет… — прошелестел он, не открывая глаз. — Это чужая кровь. Я тут, кажется, убил кого-то… Я устал…
Я сел, устроив его голову у себя на коленях. Перегрин надолго замолчал. Несколько раз я склонялся к нему, чтобы убедиться, дышит ли он. И вдруг он заговорил, едва слышно, медленно, как умирающий.
— Замок дорожит вами. Он будет помогать вам всегда, где бы вы ни были… Всеми способами… Я не обманывал, я действительно не умею обращаться с оружием. Но я оказался рядом, когда вам угрожала опасность, и замок… заставил меня… защищать вас.
— Право, не стоило, — сказал я. — Я бы отлично справился в одиночку. Это была лучшая драка в моей жизни, клянусь.
— И вы никогда еще не чувствовали такой отваги и силы, — подхватил Перегрин и слабо улыбнулся. — Сила замка текла сквозь нас обоих. Вы приняли ее, почти не заметив, как свою собственную. Но для меня она оказалась слишком огромна… Был момент, когда я понял, что не выдержу больше. И тут все кончилось. Он пощадил меня.
Он снова закрыл глаза и, помолчав, промолвил:
— Отныне, князь, вы непобедимы.
Мы пировали вторые сутки. За длинным столом в большом сводчатом зале сидели все обитатели Даугтера: солдаты, слуги, конюхи, кухарки. Все уже вполне освоились за господским угощением. Стоял гомон, весело взвизгивали женщины, кто-то пел, кто-то колотил в такт по столу оловянными мисками, а несколько слабаков, вроде Барга Длинного, уже валялись под столом. Перед походом я решил основательно опустошить погреба Даугтера, в особенности же не пожалел я запасов вина.
Бессчетное число раз выпили мы за мастера Перегрина, моего названного брата, за наши будущие победы, за моих солдат, каждый из которых, сражаясь рядом со мной, будет равен сотне.
Перегрин, располагавшийся по правую руку от меня, молчал, потихоньку цедил вино и только рассеянно улыбался, когда народ, галдя, поднимал кубки в его честь. Задумчивость эта мне не нравилась. Я хлопнул Перегрина по плечу, пригнув его к столешнице, и сказал: