Страница 11 из 18
Потом свет медленно померк, а я еще долго стоял неподвижно, привыкая к новым ощущениям.
— А малыш прав, — сказал я вслух. — Только, похоже, это ты моя недостающая деталь.
Выбираясь наружу, я ожидал увидеть взбудораженную, галдящую толпу. Но, оказалось, фейерверк прошел незамеченным. Во дворе не было ни души. Я подошел к воротам. В арке, прячась от дождя, стоял часовой.
— Господин? — неуверенно спросил он. Это был Барг Длинный.
— Открой-ка ворота, да поживее, — приказал я азартно.
Он отодвинул засов и, налегая всем телом, распахнул тяжелые створки. Я шагнул в ночь. Под ногами хлюпало и чавкало. Вокруг шуршал дождь. Я ступал наугад и, к удивлению своему, ни разу не споткнулся, не оступился и не забрел в траву. Потом остановился, прислушиваясь к звукам дождя и ветра над равниной. В них не было ничего зловещего и грозного, как не было в окружающей темноте никакой опасности. Обычная ночь. Обычный дождь. Обычный ветер. Отсутствие страха напоминало дыру от выбитого зуба. Я хохотнул над таким сравнением, подпрыгнул и завопил:
— Эх-ха-а!
Потом я вопил еще что-то, плясал и размахивал руками. Окружающая ночь осталась к этому моему ликованию вполне равнодушной. Я оглянулся. Сзади виднелась освещенная арка ворот, маячил Барг с факелом в руке. Очертаний замка не было видно. Высоко над землей светилось узкое окно, которое и на окно-то не было похоже — какая-то тусклая прореха во всеобщей темноте. — Хэ! — крикнул я напоследок и пошел обратно. Мимоходом похлопал обалдевшего Барга по плечу и поднялся на галерею.
Перегрина в его комнате не оказалось. Я постоял, раздумывая, где он может быть. С меня текло и капало.
— Ладно, малыш. Завтра, — сказал я вслух и отправился к себе.
В дверях своей комнаты я столкнулся с Фиделином.
— Вы это… во дворе что ли были? Я вас там искал… — сказал он. — Перегрин тоже куда-то делся. Хоть бы помог немного.
Стаскивая с меня сапоги, он бормотал, что совсем измучился с ранеными, раненых много, а он один-одинешенек. Все они в общем-то ничего, в живых останутся, только вот Мих очень плох, бредить начал, надо будет напоить его на ночь зеленым снадобьем.
— Тут ему и конец придет, — сказал я. — Лучше, как рассветет, отвези их всех в деревню, в ближнюю, к старухе Морле. Скажешь — я велел…
Фиделин поднял голову и вдруг, расширив глаза, отпрянул и сел на пол. — Аы… — слабо вымолвил он, указывая на мое лицо, где должны были красоваться отметины, сделанные королевским посланником.
Я притронулся к щеке и не почувствовал боли. Под пальцами тоже ничего не ощущалось, кроме совершенно невредимой кожи и трехдневной щетины.
— Как это? — боязливо спросил Фиделин, отодвигаясь на всякий случай подальше.
Я усмехнулся, уже ничему не удивляясь.
— То ли еще будет, старина, — сказал я и медленно стиснул кулак. — То ли еще будет.
Королевское войско подошло к Даугтеру в небывало ясный, безоблачный полдень. Первым его появление заметил Барг Длинный с Алой башни и заорал так, что осталось неясным, то ли он дико обрадовался, то ли впал в панику. Поднявшись на главную башню, мы с Перегрином увидели следующее: по дороге, прорезавшей нежно зеленевшую равнину, двигалась плотная и бесконечно длинная колонна всадников, похожая издали и сверху на большую пеструю змею. Змея извивалась по изгибам дороги, поднимала клубы пыли, и от нее явственно доносились глухой гул множества копыт и лязганье чего-то железного.
— Ой, — сказал Перегрин.
У подножия нашего холма колонна разделилась надвое и начала неторопливо огибать холм, заключая его в кольцо. Теперь можно было рассмотреть и тусклые запыленные доспехи, и мерно колыхавшиеся цветные перья на шлемах, и самое главное — боевые штандарты с гербами. Слева над войском реяло огромное королевское знамя — «то, что ярче солнца». Танцующий дракон на золотом поле. Уж не знаю, чем оно было расшито, но сияло очень впечатляюще. За ним двигалось много других знамен, поменьше и пониже. Они выныривали одно за другим из пыльного облака и распределялись направо и налево — разноцветные орлы, львы, единороги, птицы, медведи и прочая живность. Я узнал герб Эрри из Гарнта, Ангелиничей из Флангера, потом увидел клетчатое знамя Ташма Вильского и это меня неприятно удивило — я рассчитывл, что Ташм будет в числе моих друзей. Проплыл в клубах пыли леопард Рыжего и — надо же! — семь переплетенных змей, наш фамильный герб. Пожаловал кто-то из моих драгоценных братьев. А может быть, сразу оба.
Наверное, так в свое время выглядела Объединенная Армия, осадившая Черный Храм: надменные северяне, произносяшие не более трех слов подряд, закованные в латы с ног до головы и восседающие на великолепных долгогривых тяжеловозах; южане из Флангера, быстроглазые, белозубые, вертлявые, со своими знаменитыми легкими мечами; блестящие антарские рыцари, сплошь певцы и поэты, чья отвага в бою превосходит воображение; свирепые парни с холмов, вооруженные топорами и, наконец, неподражаемые нэдльские лучники. Они шли как на большом параде вассалов, который король устраивал ежегодно на празднике Середины Лета — слишком уж нарядным было войско, и за версту несло от этого войска беспечностью.
Когда кольцо вокруг холма сомкнулось, колонна, подходившая по дороге, разделилась еще раз и начала образовывать второе кольцо.
— Красиво, черт возьми! — сказал я.
— Сколько же их… — пробормотал Перегрин.
— Да всего-то тысяч пять, — ответил я. — Самое большее — пять с половиной. Но ты посмотри на гербы! Какой комплект!
Я представил себе короля Йорума с его бледной усмешкой, рысьи глаза Рыжего и гнусные рожи драгоценных братьев. Как давно, оказывается, я их не видел, и сколько во мне за это время накопилось ненависти…
Перегрин молчал. Напал на него какой-то столбняк. Он стоял, обхватив себя за плечи, и не сводил глаз с королевского войска.
— Неужто боишься? — спросил я.
— Да.
Я улыбнулся было, но тут же понял, что боится он не за нас. Он боится за них. И в который раз показалось мне, что он намного меня старше; и, как всегда в таких случаях, мне стало нехорошо.
Выручил Фиделин, пришедший объявить, что обед готов.
— Спасибо, я не хочу есть, — ответил Перегрин.
— А зря, — сказал я.
— Поел бы, — убежденно сказал Фиделин. — А то ты что-то бледный очень.
— Спасибо, нет, — ответил непреклонный Перегрин, и мы оставили его в покое.
В разгар обеда — я как раз покончил с супом и собирался заняться жареными цыплятами — Флум доложил, что прибыли парламентеры, числом три. Причем один из них, граф Дарга, утверждает, что знаком со мною лично.
— Граф Дарга? Впервые слышу. Веди их сюда… Хотя, постой, — мне пришло в голову, что это наглец Мордашка посмел явиться сюда во второй раз. — Я сам сейчас спущусь.
Но то был не Алек-Мордашка. Первым во двор вошел низенький, шумно отдувавшийся человек в латах, и я с удивлением узнал свекольный нос и неопрятную седую бороду бывшего ссыльного графа, моего в Даугтере предшественника. Сопровождали его два рослых воина с неподвижными глазами и чудовищными шеями. Один из них нес личный штандарт графа, другой — небольших размеров белый флаг на длинном древке. Все трое были без оружия.
— Приветствую вас, молодой человек, — граф отсалютовал перчаткой, неловко придерживая под мышкой шлем с роскошным плюмажем. — Вы неплохо тут все устроили, очень неплохо.
Я ответил, что рад видеть его в добром здравии. Он поблагодарил, заметив между прочим, что здоровье его не так уж хорошо — возраст и все такое… Я выразил надежду, что граф окажет мне честь и согласится если не отобедать, то хотя бы выпить со мной. Услышав слово «выпить», граф Дарга заметно оживился и, произнеся «охотно, охотно», заковылял рядом со мной во внутренние покои. Два его истукана неслышно двинулись следом, но граф буркнул через плечо: «Здесь!» и те послушно застыли.
То, что граф прибыл один, было довольно странно. Насколько я знал обычаи, переговоры должны были вести пять не то семь лучших рыцарей королевства. На мой вопрос граф тихонько засмеялся и ответил: