Цветы из бури

На лестнице послышались шаги. Это, конечно, Мэдди, все остальные знают, что приходить к нему сюда не стоит. Он даже ждал ее прихода и оставил дверь приоткрытой.

И вот она… Мэдди была без плаща, ветер обернул вокруг ее ног юбку, обнажив белые чулки и башмаки.

Верная, не умеющая танцевать, простушка Мэдди, которая ему не казалась смешной. Она не будет рассказывать ему то, что ему и так давно известно. Мэдди знает, что, если уж он боится чего-то, значит, этого надо бояться.

Кристиан протянул ей руки, она, чуть поколебавшись, взяла их в свои.

Согревая, он обнял ее, встав так, чтобы их защищала стена Мэдди молчала. Жерво положил голову к ней на плечо и долгое время стоял без движения. Потом он заговорил.

— Я… писал… Бейли, в Монмут… пишущий заявление. — Он поежился на холодном ветру и придвинулся к ней поближе. — Бейли — адвокат… пятнадцать лет… вел мои дела. Покупка земли… выборы… графство… все.

Кристиан посмотрел через ее голову на горы вдалеке от замка Жерво.

— Он не приедет. Он написал. Он не будет… работать. — Кристиан засмеялся болезненным смехом. — Не будет работать.

Жерво повернул голову, прижавшись губами к ее холодному уху. Он сдерживался, потому что боялся заплакать. Мэдди стояла тихо. Потом взяла его за руку.

— Я пишу… письма. Это… плохо… Да, мне кажется, что плохо… Ошибки… Глупые.

— В следующий раз, — сказала она, — я могу посмотреть твои письма. Если хочешь.

Верная. Понимающая Мэдди. Она смотрит вперед, а не назад. В следующий раз будет лучше.

Он отвечает за нее. Надо быть лучше. Много лучше. Надо, чтобы никто не мог сомневаться в нем, чтобы никто не мог украсть его жизнь, отнять ее. Никто не мог бы снова запереть его в том странном месте.

— Мэдди, будет слушание, я… — он замолчал. То, что при усилии и напряжении его речь распадается, пугало его больше всего. Кристиан боялся, что именно это подведет его, если вновь состоится освидетельствование. — Не получается. Слишком… напряженно. Идиот!

— Иногда, — она помолчала, — иногда у тебя получается.

Он со стоном прислонился к стене.

— Но почему не сейчас? Слушания… — он вновь застонал, — никогда…

Мэдди подняла руки.

— Я хочу, чтобы ты мог постоянно упражняться в разговорной речи, тогда будет получаться легче.

Можно было попытаться, но невозможно привыкнуть к грузу неожиданных требований, к испытанию недоброжелательными взглядами.

Жерво смотрел на пустую долину, на горы, которые любил, которые он всю жизнь считал надежным убежищем. Сейчас он здесь уязвим. Но Кристиан не знал, куда он еще мог бы пойти в поисках надежного места.

Мэдди гладила его руки своими холодными пальцами. Он повернулся и стал целовать ее шею, согревая ее своим теплом, чтобы прогнать страх с помощью того огня, который пылал в них обоих.

Леди де Марли ждала в гостиной, молча опираясь на палку.

— Вот это я получила от твоего драгоценного свояка, — сказала она, протягивая бумагу. — Это Стонхэм. Кажется, один из них стал щепетильным. — Она взяла лорнет. — Видите ли, он понимает, что публичное судебное разбирательство будет для тебя обидным и позорным для семьи. Ха! Позорным! Поздно он об этом вспомнил! Поэтому вместо декларации о недееспособности он предлагает выделить тебе пай. Ты будешь жить в деревне в Камберлене, с доходом в четыре тысячи, а остальное имение перейдет в руки пайщиков. Ты обязуешься не предпринимать ничего против них.

С каким-то странным звуком Жерво быстро подошел к тетке, выхватил у нее письмо, разорвал его, а обрывки бросил в камин.

— Ты не дал мне закончить, — холодно отреагировала леди де Марли. — Стонхэм сообщает, что мистер Маннинг не очень-то убежден в мудрости приватного решения вопроса и предпочитал бы наоборот — официальное. Он желает, чтобы тебя признали недееспособным и устранили, как бы болезненно это сначала ни казалось. Хотя Стонхэм считает, что если ты через церковный суд расторгнешь брак со своей квакершей, то всех остальных можно будет убедить.

Герцог посмотрел на нее с выражением холодной ярости в глазах.

Тетушка не дрогнула.

— Твоя гордыня здесь не лучший советчик, — заявила она. — Подумай, Жерво! Если ты предстанешь перед судом и потерпишь поражение, потеряешь все. Или же можно подумать о его предложении.

— Предложение?! — закричал Кристиан. — К чертям поганое предложение! Проклятые ублюдки! Нет!

— Можно и по-другому, — сказала госпожа де Марли. — Ты живешь здесь, договариваешься, что получаешь тридцать тысяч в год. Брак остается в силе, а ты подписываешь соглашение со всеми родственниками, что твои потомки по мужской линии не сохраняют титул.

Кристиан схватил из камина кочергу и швырнул ее в резной деревянный шкаф, смахивая на пол канделябры и китайский фарфор.

Тетушка посмотрела на осколки.

— Ну, а по-моему, ты сумасшедший, — ледяным тоном закончила она. — Или еще хуже — дурак.

— Никаких… предложений! — выпалил он. И с размаху ударил по каминной решетке, так что позолоченные перекладины треснули. — Никаких… паев!

— Я не останусь здесь, пока ты швыряешься всякими предметами, — заявила леди де Марли. Она пошла к двери. — Поговорим, когда придешь в себя.

Жерво, кажется, совсем забыл про Мэдди. Он бормотал яростно:

— Нет, нет, нет! — дергая шнур колокольчика. Появился лакей. — Дворецкого, — сказал герцог. — С гроссбухом, в кабинет.

Он повернулся к Мэдди.

— Пошли… со мной.

Книжные полки заполняли все стены от пола до потолка. И у одной только — позади стола — стояла грифельная доска с записанными мелом формулами. Но главным предметом в кабинете герцога был укрепленный на вертящейся подставке блестящий телескоп около семи футов длиной.

Жерво рывком сел на вращающийся стул, словно собирался на нем путешествовать, и начал рыться в хламе, который лежал на столе. С нетерпеливым мычанием раздвигал бумаги, тетради, пару старых сапог и три глобуса, чтобы создать на столе свободное пространство. Потом он посмотрел на Мэдди.

— Садись… Слушай.

Мэдди пришлось отодвинуть стопку газет, кусок какого-то механизма и несколько рисунков моделей пушек, чтобы освободить для себя место. В комнате было холодно, и она закуталась в шаль. Вошел дворецкий и принес толстую книгу и пакет, перевязанный коричневой лентой.

— Мальчик только что прибыл из Монмута, ваша милость. Почте этого не доверили.

— От Бейли?

— Да. От мистера Бейли, ваша милость.

Жерво скользнул взглядом по пакету и повернулся к столу. Дворецкий положил пакет на картотеку, а толстую книгу на свободное место на столе. Книга выглядела куда более внушительнее, чем тетради по ведению хозяйства, которые давали просматривать Мэдди. Жерво открыл на заложенной странице.

Простые слова герцога «он не будет работать» не произвели на Мэдди такого уж пугающего впечатления. Мэдди казалось, что они задевают гордость Кристиана, дают ему почувствовать суровую реальность, но не больше. Она наблюдала, как Жерво просматривает указанную ему страницу.

Дворецкий откашлялся.

— Я очень рад, что ваша милость вернулись в Жерво, — заявил он.

Герцог ничего не ответил, он сидел неподвижно, глядя в книгу. Дворецкий стоял, сцепив старческие руки, шевеля пальцами:

— Я запрашивал мистера Бейли насчет денег, а мистер Бейли интересовался в Лондоне, и нам сообщили только, что главный исполнитель не может ничего сделать.

Герцог даже, кажется, не читал записи в книге. Он просто смотрел на страницу как загипнотизированный.

— Что касается других вопросов, — продолжал дворецкий, то я старался поддерживать дела в замке в обычном состоянии. Делал выплаты из фондов на домашние расходы, пока они не истощились. В связи с этим я пока не брал своего жалованья за квартал, ваша милость. Стоимость съестных припасов я также здесь учел. — Он смотрел не на герцога, а на доску над его головой. — Я хотел бы добавить также, что ваша милость теперь соизволит лично разобраться в создавшейся ситуации. Стало очень трудным и… простите, но ходят всевозможные слухи… — Он снова кашлянул. — Это совершенно ужасно, но многие торговцы необоснованно встревожены.