Цветы из бури

— Несколько простых вопросов, сэр, а?

Он кинул на Кристиана взгляд, в котором было смущение и вместе с тем надежда. Прокашлялся. Человек в парике подал ему какие-то бумажки.

С минуту Линдхерст сидел неподвижно, разглядывая разрозненные листки. Затем, не поднимая на Жерво глаз, он спросил:

— Ваше полное имя, сэр.

Кристиан судорожно схватился руками за шишечки на подлокотниках стула. В камине подрагивал огонь. У него дико колотилось сердце.

После неловкой паузы Линдхерст поднял на него глаза и повторил:

— Имя?

Кристиан Ричард Николас Френсис Лангленд.

Нет, он не может выговорить это вслух!

Страх стал подступать к горлу. Слова не хотели срываться с языка. У него участилось дыхание. Жерво испуганно взглянул на Линдхерста, отчаянно пытаясь обратить шумные выдохи в слова.

Один из находившихся в кабинете что-то быстро сказал. Кристиану эти слова показались беспорядочным набором звуков. Ему на колени положили несколько листов бумаги и дали перо.

Жерво дотронулся концом пера до поверхности листа. Ничего не произошло. Затем он взял перо левой рукой. Кристиан попытался представить себе буквы, их очертания, попробовал сообразить, с чего начать. Он искоса взглянул на Линдхерста и увидел, что тот подался вперед и озабоченно смотрит на чистый лист бумаги.

— Вы можете написать свое имя?

Кристиан откинулся на спинку стула. Обезьяна… Страшное место… Его снова запрут там! Он почувствовал, как немеют руки. В голове уже царил только страх, который отгонял возникающие слова как можно дальше от языка, разбивал их и смешивал между собой, превращая в бессмысленную груду мусора. Надежды не оставалось.

Люди в париках смотрели на Кристиана мрачно-торжественно. Ему вспомнилось его последнее выступление в Палате Лордов. Он говорил тогда об образовании, механических обществах, науке… И Линдхерста прекрасно помнил. Тогда он что-то торопливо писал, очевидно, конспектируя доклад, и изредка перешептывался с соседями — обычное занятие тори. А теперь лорд-канцлер и его помощники смотрят на герцога Жерво так же, как близкие родственники, собравшись у смертного одра, глядят на умирающего. Взгляды соответствующие, тяжеловатые и одновременно любопытные.

Кристиан был одним из них, одет так же, как и они, когда-то сидел в Палате Лордов… Судьба… Случилось же с ним такое!..

Линдхерст шумно вздохнул, откинулся на своем стуле, покачал головой и сделал какую-то запись в блокноте.

Смертный ужас опалил мозг Кристиана. Он опустил растерянный взгляд на чистый лист бумаги, и вдруг неожиданно для себя вывел на нем алгебраическое выражение расстояния между двумя точками с учетом ортогональной оси.

— Что это? — спросил Линдхерст, заглядывая в листок Кристиана.

Один из людей в парике, тот, у которого была квадратная челюсть, что-то сказал канцлеру на ухо.

— А! — тут же кивнул Линдхерст, поправляя очки. Он взглянул на Кристиана. — А ну-ка… Можете написать число двадцать?

Двадцать? Все присутствующие с ожиданием смотрели на его лист. Кристиан понял, что его просят вывести эту цифру. На этот раз рука уже охотнее подчинилась герцогу. Он написал на листе: «20».

— А теперь от одного до двадцати, пожалуйста.

Чувствуя прилив уверенности, Кристиан изобразил на бумаге набор последовательных чисел так, как делают математики: «1, 2, 3… 20».

Линдхерст, казалось, еще чего-то ждал. Потом он вздохнул и еще раз покачал головой. В одно мгновение уверенность Кристиана улетучилась без следа. Он сделал что-то неправильно! Ужас ледяными кольцами вновь стал подниматься по его телу…

Человек в парике опять что-то негромко сказал, и Линдхерст отсутствующе кивнул. Через минуту дверь в кабинет открылась и клерк ввел мать Кристиана. Жерво поднялся. Герцогиня даже не посмотрела на сына, а просто остановилась у двери. Прошла минута, клерк коснулся ее руки, и она молча покинула кабинет. Дверь закрылась.

Кристиан постоял еще с минуту, пребывая в замешательстве. Затем снова сел.

— Вы знаете эту женщину?

В нем стал закипать гнев. Игра! Просто игра, с помощью которой они хотели повеселиться!..

— Кто это была?

Да как они смеют!..

— Имя? — не отставал Линдхерст.

Кристиан закрыл глаза. Он попытался сказать им имя матери. Голова гудела. Язык как будто онемел. Ничего не вышло.

— Вы не знаете?

Черт! Шумно выдыхая сквозь зубы, Кристиан устремил на Линдхерста прямой взгляд.

Один из людей в парике взял с каминной полки подсвечник и поставил на стол перед Кристианом. Затем он подал ему листок бумаги, свернутый в фитиль.

Фитиль и свеча. Бумага и огонь… Кристиан на знал, куда девать руки, за что браться сначала, а за что — потом.

Линдхерст взял у него из руки фитиль, ткнул в угли и дождался, пока тот разгорелся. Затем протянул фитиль Кристиану.

Кристиан осторожно принял горящую трубочку. Он напряженно смотрел на сине-желтый язычок пламени и бело-серый дымок.

Один из людей в парике перегнулся через плечо герцога и сильно дунул на фитиль, загасив огонь.

Кристиан нахмурился. Они должны дать ему время. Но времени ему никто не давал. Выражение лица человека в парике вызвало в Жерво приступ ярости, но он сдержался. Прикрыв глаза, герцог нащупал на углу стола подсвечник и взял его в руку.

Он сейчас покажет им! Кристиан взглянул на фитиль, прислонил его к свече и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть. Правой рукой герцог перевернул свечу. Левой ткнул дымящийся конец фитиля в воск. Микроскопические кусочки сажи посыпались ему на колени. Жерво перевернул подсвечник и снова ткнул туда фитиль. Вдруг бумага сломалась у него в руках и упала на пол. Кристиан в отчаянии посмотрел на нее.

Линдхерст что-то промычал себе под нос и сделал очередную запись в блокноте. Клерк осторожно взял из рук Кристиана перевернутый подсвечник, потом он передал лорд-канцлеру несколько денежных купюр и пригоршню монет. Линдхерст перегнулся к Кристиану и высыпал деньги ему на колени.

— Сосчитайте.

Кристиан поднес к лицу однофунтовую банкноту. Он взглянул на Линдхерста. Лорд-канцлер встретил его затравленный взгляд доброй улыбкой. Сочувствующей.. В его улыбке читалась жалость…

Жерво швырнул банкноту на пол, резко встал и бросил бумагу в огонь. Монеты со звоном покатились в разные стороны.

— Нет! Нет! Нет! Нет! — Это было единственное слово, которое далось ему. — Нет! Нет! Нет! Нет!

Сердце лихорадочно стучало. Он чувствовал себя загнанным зверем. К нему обращены испуганные взгляды.

Сумасшедший! Сумасшедший! Назад в камеру! Назад в цепи! Для того чтобы умереть! Или еще хуже — жить!

Сумасшедший! О Боже! Проклятый и приговоренный безумец! Сумасшедший!

Чтобы успокоить его, в кабинет позвали Мэдди и кузена Эдвардса. Мэдди вошла, чувствуя, как бешено колотится сердце. Погрома она не увидела… Жерво не буйствовал. Он неподвижно стоял у перевернутого стула. Около стены стояли изумленные, притихшие адвокаты и лорд-канцлер.

Жерво увидел Мэдди. Он поднял и сразу же уронил руки, показывая свои боль и отчаяние.

Кузен Эдвардс поставил стул как надо и спокойно обратился к герцогу:

— Успокойтесь. Не заставляйте нас прибегать к смирительной рубашке. Неужели вы хотите появиться в таком виде перед вашей матушкой?

Жерво ударил его.

Кузен Эдвардс зашатался, нелепо взмахнул руками, и, получив еще пару ударов, полетел спиной на им же поставленный стул. Адвокаты, все как один, бесстрашно устремились к Жерво, стремясь остановить избиение. С полминуты продолжалась суматоха: шум, удары, охи, крики, отчаянно скрипел пол… Затем появился Ларкин. Профессиональным боксерским ударом слева он уложил герцога лицом на стол. Несмотря на то, что за руки Кристиана цепко держали двое адвокатов, герцог попытался вырваться. Ларкин прижал его сверху и замкнул свои сильные руки на его горле.

Борьба прекратилась. Хрипя и откашливаясь, герцог перестал делать попытки освободиться. Он просто закрыл глаза и отвернулся.