Выход силой

Балагур был всецело погружен в изучение промасленных деталей автомата, разложенных на чистой холстинке. Ткань была постелена на изящном столике, настоящем антикварном чуде на резных ножках. Это полированное и инкрустированное перламутром произведение искусства, осколок исчезнувшей без следа прошлой мирной жизни, он притащил когда-то другу в качестве подарка на пятидесятилетие. А сейчас уже впору было думать о новом юбилее…

Их многое связывало. Двадцать пять лет назад Балагуров был сержантом того же ОМОНа, что и его бессменный командир.

— Ну и в чем там, Серый, заковыка? — лениво спросил Батя, судя по всему, даже не рассчитывая на скорый ответ.

Торопиться обоим было некуда — оба были закоренелыми холостяками. В той жизни не обзавелись семьями — все считали, что еще молоды, что все еще впереди, а в этой вдруг оказалось слишком поздно. Да и куда уж на старости-то лет?

— Да вот, накрылся чертяка медным тазом. — Сергей в сердцах бросил на холстинку металлическую штуковину, которую только что изучал со всех сторон, как ученый редкое насекомое, и потянулся к ополовиненной квадратной бутыли с темной жидкостью.

— Эка невидаль. Закажешь завтра оружейникам — в пять минут починят, — буркнул Середин и пустил по полировке стола к Балагуру свой стакан. — Плесни мне тоже.

Наполненный стакан скользнул обратно, и мужчины надолго замолчали, наслаждаясь напитком, в былые годы стоившим бы целое состояние — уж точно не по карману нищим омоновцам.

— Завтра починят — послезавтра снова сломается, — кисло улыбнулся Балагур. — Состарилось наше оружие, Коля, как и мы сами… На свалку пора.

— Ну, ты это брось, — сдвинул кустистые брови Батя. — Развел тут, понимаешь, сопли на сахарине. Отставить пораженческие настроения, сержант Балагуров!

— Да уж и не сержант я, — вздохнул Сергей. — Запамятовал уже, как сам мне и лейтенантские звездочки цеплял, и капитанские… Майор я, Коля, майор. А что до оружия, то автоматы уже так изношены, что пули болтаются в стволах. Ни кучности, ни точности. Стволы ты где новые возьмешь? Оружейники у нас, конечно, мастера от Бога, но и они не всемогущи. Ни оборудования, ни инструментов путевых. Ни стали. Из водопроводной трубы, ваше превосходительство, как ни крути — только самопал и получается. А патроны? У фабричных все сроки вышли, осечки чуть не через каждый выстрел, а наши самопальные… — Он махнул рукой и снова наполнил стакан.

Президент тоже вздохнул, но вдруг оживился.

— Зато какая смена подрастает, а? Видал сегодня молодых в деле? Железками своими орудуют, — куда нам с автоматами. И ни патронов им не надо, ни точности. Что скажешь?

— То и скажу, — Балагур угрюмо нацедил дорогой виски из стакана, проглотил как горькую микстуру. — Так орудуют, как нам с тобой никогда не научиться. Не успеем просто, Коля.

— Ну, так молодцы. — Середин все никак не мог понять, куда клонит его друг и подчиненный. — Достойную мы смену вырастили. Не согласен, что ли?

— Согласен. Да только на черта мы с тобой им нужны будем, когда это барахло окончательно в утиль превратится? — Он в сердцах оттолкнул разобранный автомат, несколько деталей упали со стола и заскользили по полу. — И мы с ним заодно. Сроку нам с тобой еще — лет пять ползать. Может быть, десять. А потом все — пенсия. И хорошо еще, если какой-нибудь молодчик, из подающих надежду, нам своей палкой-копалкой череп не размозжит…

— Паранойя у тебя… — неуверенно протянул Батя. — Да мы еще ого-го! Старый конь борозды не испортит. — Он плеснул себе вискаря и махнул разом.

— Но и глубоко не вспашет. Кто у нас самый молодой был в отряде, а? — не отставал майор. — Славка Званцев? Помнишь, как ребята его иначе чем салагой и не звали?

— Ну и что?

— А то, что ему через две недели полтинник. Отмечать будет.

— Да брось! Ему — пятьдесят? — Батя поморщился и вдруг замолчал, задумался, словно стал считать впервые за долгое время — а ему-то самому, получается, сколько лет?

Балагур тоже примолк.

— Слушай, Серега. А ведь у нас выборы в будущем году, — задумчиво протянул Середин. — Как думаешь, возраст ведь политику не помеха? Вон Фидель, например, еще и после ядерной войны, говорят… Выберут ведь?

— Если претендент не объявится, выберут тебя, Акелла, выберут. А вот если появится молодой волк…

Президент задумался. В свое время он сам вписал в конституцию Первомайской республики пункт, по которому на выборах претендент на это самое скрипучее президентское кресло должен был бросить личный вызов действующему правителю. Тогда, разумеется, и речи никакой не шло о том, что могут появиться какие-то там претенденты, и Николай Михайлович Середин, отец народа, казался вечным, как бронзовые статуи партизан. А сейчас вот бронза покрылась патиной, суставы прихватывал ревматизм, а седых волос давно уже стало больше, чем русых.

Акелла постарел.

А ну как кто и правда бросит вызов?

— Зря волну гонишь, Серега, — тряхнул он седой головой, чтобы избавиться от тревожного зуммера в черепе. — Да и нахрапа одного маловато. Надо, чтобы народ этого претендента поддержал. Инициативная, так сказать, группа нужна. А кого парод поддержит? Вот то-то. Народ он за меня горой. Я ведь Батя? Батя.

— Ничего, скоро Дедом будешь, — ехидно улыбнулся Балагур, глядя на товарища сквозь стакан. — После сегодняшнего-то.

— А что сегодня? — нахмурился Середин.

— Сегодня Акелла промахнулся. Если бы не пацан этот, Князев, не сидели бы мы тут с тобой. Ну, я бы, может быть, и сидел, а ты гарантированно лежал бы в гробу. С венком, конечно, с бумажными цветами там, а башка тряпочкой прикрыта, чтобы детей и беременных не пугать. И ведь что главное: не я один видел, как ты оплошал, а мальчишка этот, Князев, молодцом оказался. Люди видели. И запомнили.

— Что ты мелешь? — воскликнул, теряя самообладание, Батя.

— Ты ещё вспомни, кто этот пацан, — как ни в чем не бывало, гнул свое майор. — Так что два в одном: и герой, и…

Президент открыл было рот, чтобы возразить, но вместо этого схватил бутылку и надолго присосался к горлышку…

Занятый своими мыслями, Игорь шагал по шпалам знакомого до мелочей межстанционного перегона между Первомайской и Щелковской. Он по нему даже с завязанными глазами прошел бы, а уж в тусклом свете редких фонариков, укрепленных на своде через каждые несколько десятков метров, переход и вовсе превращался в приятную прогулку.

«Два-три, три-четыре… — крутилась в голове детская считалочка. — Мы одни в пустой квартире. Семью восемь, трижды пять, я иду тебя искать…»

Споткнувшись, он машинально нащупал угловатый предмет в нагрудном кармане куртки.

«Подарю Лариске, — подумал Игорь, — Вот обрадуется!..»

По молодости лет он мало разбирался в женских вкусах и предпочтениях, по точно знал, что при виде этого любая девчонка упадет в обморок от счастья. Целую россыпь прозрачных коробочек с наборами разноцветной пудры, кисточками и прочими мелочами он позавчера обнаружил среди прочих трофеев в торговом центре. Сперва хотел выбросить бесполезные цацки, но к одной из них приклеился чудом уцелевший кусочек упаковки, а на нем…

Таких девушек парень никогда в жизни не видел. Красавица — слабо сказано. Прекрасное создание на ветхом, некогда глянцевом картоне просто не могло быть человеческим существом. Ну не бывает таких — и все тут. Но эта богиня наводила красоту, держа в руке именно такую коробочку.

«Ну и что? Лариска тоже ничего. — Обрывок с неземным ликом он тоже не выбросил, а положил в карман. — Вот накрасится этим самым…»

В туннеле стояла мертвая тишина, нарушаемая только звуком его шагов. Опасаться здесь было некого. И твари его волновали мало: крупное зверье в надежно заблокированный туннель проникнуть не могло, а изредка просачивающиеся сквозь все кордоны мелкие существа опасность представляли разве что для несмышленого ребенка. Даже подросток, вооруженный палкой, легко справился с большинством из них.

Впереди замаячил темный, неосвещенный участок. Это показалось странным: обычно потухшие фонарики заменяли новыми сразу — на это средств никогда не жалели. Но факт оставался фактом: ближайшие полсотни метров пути терялись в темноте.