Зверинец у крыльца

Не случится ли так, что тараканов будут сушить, делать из них лекарство и продавать в аптеках? Чтобы стало понятно, о чем идет речь, коротко изложу статью, напечатанную в 1969 году, в восьмом номере журнала «Химия и жизнь». Начинается статья за упокой — к давно известным тараканьим грехам прибавился еще один: выяснилось, что «общение» с этими нахлебниками для некоторых людей чревато аллергией — насморком, экземой или крапивницей. Не правда ли, странно — тараканы и насморк? Но еще более странно то, о чем журнал рассказал дальше. «Уже не первый месяц шла борьба за жизнь ребенка, пораженного тяжелым почечным заболеванием... Ребенок в буквальном смысле слова превратился в мешок с водой. Ни одно из мочегонных средств, имевшихся в распоряжении медиков, не давало эффекта». Спас дитя профессор, приглашенный на консультацию. По его совету в больничной аптеке из высушенных черных тараканов приготовили необычное лекарство. И отеки у больного стали опадать.

Это не новость — еще в прошлом веке была защищена докторская диссертация о сильнейшем мочегонном действии черных тараканов. К сожалению, какие именно вещества из тела усатого лекарства целебны, неизвестно и по сей день.

Надо бы исследовать и действенность других народных снадобий. Все их не перечислить. Но вот некоторые. Пишут, что в России порошок из тараканов шел в дело при лечении плеврита. На Ямайке настойку из тараканов употребляли как глистогонное средство, добавляя в нее сахар, чтобы дети не выплевывали снадобье. В Юго-Восточной Азии было в ходу тараканье лекарство для срастания костей. В других краях, чтобы раны быстрее заживали, бинты замачивали в прокипяченной тараканьей вытяжке.

А если и на самом деле тараканы способны на такие добрые дела? Не оправдывается ли хотя бы частично полуироничная поговорка: друг ты мой сердечный, таракан запечный?

Правда, на Руси этими словами выпроваживали надоедливого гостя.

Где валялся конь, клок

шерсти останется.

Восточная мудрость

Если бы это изречение было верным в прямом смысле слова, земная суша была бы завалена конским волосом, овечьей шерстью, шкурами медведей и перьями птиц. Траве негде было бы пробиться сквозь отслужившую одежду животных. Природа не допустила такого ужаса — от волос и перьев планету очищают бабочки, вернее, их гусеницы.

Иными словами, у моли дел было по горло и в те времена, когда на Земле еще не строили дома, не ткали ковры и не вязали свитера: невзрачные создания возвращали в биологический круговорот трудноразложимые вещества, из которых состоят рога и копыта, шкуры и перья. И если бы Остап Бендер, добрая душа, знал, скольких насекомых он оставил без обеда, его, может, и не увлекла бы скупка рогов и копыт.

Рога и шерсть сделаны из на редкость прочных кератинов. Это весьма странные белки. Необычны они потому, что их длинные полимерные молекулы скреплены мостиками из атомов серы. Такой мостик не могут разрушить кислые желудочные соки животных, здесь нужно щелочное пищеварение. Как раз таким пищеварением и обладают гусеницы моли и жучки-кератофаги. На этом фоне неожиданными выглядят сообщения, что моль принялась и за нейлоновые шубы.

Горькие пьяницы-тараканы ради глотка пива лезут в бутылку. Моль же существо целомудренное, на дно бутылки не заглядывает и неукоснительно придерживается сухого закона. За всю жизнь она ничего, никогда и нигде не пьет. Однако ничто живое без воды обойтись не может, даже моль: активная жизнь любого организма возможна, лишь когда воды в теле больше, чем всех иных веществ. Гусеницы восковой моли, обитающие в ульях, добывают воду химическим путем при окислении воска. Наших ближайших соседок — платяную, комнатную, мебельную моль тоже не мучает жажда. Воду они делают внутри себя из совершенно сухой шерсти.

Кто не гонялся за порхающей молью, стараясь ее прихлопнуть! Даже зная, что это бесполезно, все равно не выдерживаешь и следишь за неровным полетом комнатного вредителя. Если бабочка упорхнула — не отчаивайтесь. Вреда она не причинит. Она уже сделала все, что могла. Во-первых, крылатая моль по весьма уважительной причине не только не пьет, но и не ест — у нее вовсе нет рта. Она быстро умирает истощенной: иссохшее тельце весит в несколько раз меньше, чем поначалу. Во-вторых, страсть к полету обуревает самцов (их обычно в два раза больше, чем самок). Самки же ленивы потому, что их фюзеляж заполнен яйцами и на такую же, как у самцов, поверхность крыльев приходится удвоенная нагрузка. Выходит, что раздавив жирненькую ползущую моль, вы тем самым прикончите сто будущих молей, а прихлопнув летуна, который уже побывал на свиданье с грузной супругой, не убьете ничего: самец вскорости сам околеет с голоду. Какая нелепость — ел, ел, а умер от голода.

С нашей точки зрения, моль питается несъедобными и невкусными продуктами. Впрочем, близкие родственники молей, порхающих в комнате, живут не только в копытах буйволов, но и в кустах роз, и внутри яблок. Рыжеватый червь, гложущий плод, не что иное, как гусеница моли — только не тех видов, что живет в комнате. Поэтому небесполезно знать, что на отороченных нежной бахромой крыльях платяной и мебельной моли нет пятнышек, золотистые же крылья «шубной моли украшают три-четыре коричневые точки. И вот что удивительно: она Разбойничает только с мая по сентябрь, то есть пока шуба лежит в сундуке. Голодную зимнюю пору эта Моль проводит на потолке или карнизе... Хитрая гусеница спит, когда шубой пользуется человек.

Едва вылупившись на свет и немного закусив, гусеницы платяной и прочих молей строят индивидуальный домик — трубочку. Жилье сооружается 1 быстро твердеющей шелковой нити. (Вот чудо: Из Шерсти — шелк.) Шелковая ниточка тянется изо рта, снабженного специальными прядильными железами. Снаружи шелковый домик умело маскируется шерстинками, выкусываемыми гусеницей из шубу или пиджака, на котором она поселилась. Соорудив жилье, моль принимается за уничтожение шерсти. За девяносто дней своей жизни гусеница тяжелеет в 400 раз! Далеко отлучаться от дома она побаивается и, когда вокруг все съедено, просто удлиняет трубочку. Если же ткань гусенице не по нутру, она, скрепя сердце, перебирается в более благодатное место. Странствует осторожно, не быстрее сорока сантиметров в час. Чтобы спуститься или забраться повыше, гусеница прикрепляет шелковую нить то справа, то слева и перекрещивает ее. Получается довольно сносная лестница.

Даже в самом вкусном шерстяном костюме моль набрасывается лишь на места, где есть приправа, где запачкано. Это объясняют тем, что гусеницам нужен витамин В. Поэтому они и рыскают в поисках пятен, оставленных пищей. Вероятно, костюм, побывавший в химчистке, с точки зрения насекомого — еда не первосортная.

А можно ли сделать шерсть вообще несъедобной? Можно, только это дорого и хлопотно. Химически разрушив в кератине серные мостики, их надо заменить другими химическими мостиками. Такая шерсть не меняет свойств, выглядит такой же красивой. Есть и краска, начисто отбивающая у моли аппетит, — марциус желтый. Плохо лишь то, что краска эта блеклая, невыразительная. Да и не захотят поголовно все ходить в желтых свитерах, желтых варежках и желтых костюмах.

Моль — неженка. Она не терпит ни жары, ни холода, ни света. И шубе или костюму, пока их носят, моль не угрожает. Но не оденешь же шубу в июле. Летом зимние доспехи лежат или висят в укромном уголке, пересыпанные нафталином. А моли-то как раз и нужно укромное местечко. Нафталин же страшен лишь, если его пары не рассеиваются. То есть, одежда, загерметизированная хотя бы в полиэтиленовом пакете, моли не по зубам. Уцелеет ткань и без нафталина, если ее обернуть газетами, но так, чтобы щелей не осталось — проесть бумагу моль не в состоянии.

В старину в сундуки клали высушенные хвосты рыхухоли — моль боится мускусного запаха, выделяемого железой, расположенной с нижней стороны выхухолевого хвоста. Ныне раздобыть такой хвост — все равно, что достать звезду с неба. И поэтому пользуются более доступными средствами. Кое-кто считает, что махорка, листья эвкалипта или корни даванды дадут сто очков вперед нафталину и такому отличному препарату, как «Антимоль». Неверно это. «Антимоль» сильнее махорки, сильнее нафталина, однако принцип ее действия тот же: успех придет лишь при достаточной концентрации испаряющегося химиката. Поэтому «Антимоль» смертельна для моли там, где нет движения воздуха. Есть надежда, что «Антимоль» и нафталин уступят свое место вирусам: появилось сообщение, что английскими специалистами выделены вирусы, смертельные для моли.