Дороги и тропы

Конечно, мы не в кратер садимся. Вертолет опускается Шивелучу на плечо, как раз на черту, до которой растет ольшаник и откуда уже начинаются голые камни.

Ставим палатку. Один принимается за костер, трое идут оглядеться. Зима начинается на камнях чуть выше нашего лагеря. На белой верхушке хребта видим цепочку снежных баранов. В бинокль хорошо различаются большие рога вожака. Следы медведя, лисицы. Животные не боятся вулкана, но задолго чувствуют извержение. Гора чуть-чуть вздрогнула — бараны начинают эвакуацию.

Подозрительно тихий вечер. Слышно: в темноте с обрыва упал камень, рядом с палаткой прошумели крыльями куропатки... А за полночь мы проснулись. Палатка хлопает и вот-вот улетит. Что-то смутно белеет около ног. Дотронулся — снег! Палатка прогнулась парусом. Нельзя медлить, надо вниз, в ольшаники!.. Но и тут, в зарослях, дикий ветер. Снег в сапогах, за воротом, в рукавах. Темень. Заткнули щели в палатке. Зажгли свечу — огонек хоть и маленький, а все-таки греет...

Представлю трех моих спутников... Эдуард Назаров. Вообразите высокого роста, но худощавого, интеллигентного вида попа с рыжевато-белесой бородкой. «Поп» целый день, ввиду непогоды, обретается в спальном мешке. Но стоит нам закричать: «Заяц!» — как он моментально прыгнет в высоченные с отворотами сапоги, схватит ружье, рюкзак, и это уже не «поп», а страстный долгоногий охотник.

Большой рюкзак Эдуарда подобен универмагу «Тысяча мелочей». Все есть! «Что, красный светофильтр? Пожалуйста». «Стельку в сапог? Пожалуйста!» «Молочной лапши?..» Кроме того, Эдуард — великий умелец. В две минуты освежевал зайца. «Как пристроить свечу в палатке? А вот...» «Барахлит камера?» Дует на руки, достает крошечную отвертку... Заработал мой «Киев»! И еще он первым заметит, что нога у тебя потерта: «Возьми мой носок, погляди, какой мягкий...» А вообще Эдуард Назаров — капитан третьего ранга, моряк-подводник. При чем вулканы? А ни при чем, просто моряк из породы бродяг и каждый отпуск куда-нибудь едет. На этот раз выбрал Камчатку.

Николай Огородов с детства, когда еще качался в люльке, видел этот вулкан. Он родился в Ключах. Мальчишкой вряд ли он думал, что будет всерьез изучать вулканы и даже писать диссертацию. Он лазил на вулканы из любопытства, так же как на равнине мальчишки обязательно лазят в овраги, на старые мельницы и курганы. Школьником его пригласили в серьезную экспедицию: восхождение на вулкан Ключевской. Откройте любую книжку о вулканах — обязательно встретите место: «Это было третье за всю историю восхождение. Из шести только два человека достигли вершины и заглянули в кратер. Это были вулканолог Алевтина Былинкина и ученик десятого класса Николай Огородов». Во время спуска эти двое попали под камнепад. «Камни летели величиною с эту палатку». Алевтина Былинкина не успела укрыться, Камень был небольшой, но попал в голову. Школьник Николай Огородов спускался один...

Такой случай мог бы отбить охоту к вулканам. А он, этот парень, из-за вулканов три года подряд «штурмовал вершину московских Ленинских гор» и прошел-таки конкурс. Учился. И вот уже пять лет опять на Камчатке.

Третий член нашей «зимовки», Миша Попов, родился в Москве, геологом облазил Сибирь, теперь попал в лоно науки вулканологии. Миша продолжает учиться, и наука отводит ему пока что место не очень легкое — носить на вулканы рюкзак старшего лаборанта с набором колбочек, скляночек и каких-то приборов. Миша привязался к вулканам. Два года был на практике, а теперь прилетел сюда вместе с женой. Поезда «малой скоростью» везут на Камчатку Мишин домашний скарб, жена солит на зиму в Ключах пойманных Мишей лососей, а сам Миша обновляет штаны на вулкане. У Миши удивительные штаны, из какого-то сверхсовременного зеленого полотна. Предполагается, что вулканическим газам, имеющим привычку «раздевать» посетителей, эти штаны будут не по зубам. В палатке собачий холод. Миша в экспериментальных штанах лезет в спальный мешок. День начинаем вопросом: «Миша, ну как штаны?»

Я четвертый в этом десанте.

Нам нужен день, чтобы со склона Шивелуча подняться в кратер. Но этого дня нет. По утрам мы бьем кулаками изнутри по палатке, чтобы стряхнуть гору снега, и не спешим вылезать — ничего не увидишь, кроме летящего снега. А вылезать надо. Надо разжигать костер, кипятить чай, надо надевать окаменевшие за ночь морозные сапоги. Ну просто никак не хочет нога лезть в заледеневший сапог. И шутка сказать — костер! Мокрый снег, ветер и ни одной сухой палки! Валю топором ольшаник, набираю пучок травы, тонких веточек. Но как заставить гореть сырую ольху? Расстегиваю пиджак и, как птица крыльями, закрываю огонь от снега... Почти ложусь на кучу холодных дров. Огонек зацепился, перелез с одной щепы на другую. Свистит, сечет снег... И все-таки огонь вырастает. Трещат дрова, красные языки летают в снегу. Пурга уже не может одолеть мое произведение...

— Ребята, чай закипает!

Чай у нас совсем черный. Это от целой пачки заварки и оттого, что воду берем в «копытце» недалеко от палатки. (Удивительно еще, как это вода держится на такой высоте!) Мутный настой ольховых листьев, замерших комариков, каких-то палочек, веточек! Пьем, ничего. Хуже дело с едою. В первый же день у двоих была рвота. Подозрение пало на большие банки говядины. Сложили банки в пирамиду сзади палатки и загрустили. Без мяса в горах и в такую пагоду... Придется охотиться...

Почти не дышу, глядя, как Николай и капитан третьего ранга на гребне горы крадутся к баранам. Поземка то закроет их, то покажет. Выстрел. Почти по отвесной скале катится что-то, пока невидимое. С гулом, перегоняя друг друга, несутся камни. Прячемся за уступом... Рыжевато-серой масти снежный баран лежит возле ног. Закон запрещает убивать этих редких животных. Но выхода не было...

Поджарив на прутиках мясо и выпив чаю, лезем в мешки. Ветер немного улегся. Видно внизу подсиненную даль. Видно на красном закате дымный синий чум Ключевской сопки. Вниз от лагеря стелется лес ольхи. Если подняться выше над лагерем, увидишь горы камней, когда-то извергнутых Шивелучем, увидишь черные монументы застывшей лавы. А там, где кратер,— метель. Метель и дым. Вулканологи, может быть, могли бы сделать свои работы, но о снимках и думать нечего. Пятый день метель, пятую свечу привязываем к палке и ставим в палатке. Смутно верится, что где-то есть города, дороги с машинами, баня, книги, очередь у кино.

Нам нужен хотя бы день, чтобы забраться в кратер. Вечером разглядываем найденную Мишей вулканическую бомбу — камень, похожий на спекшийся уголь. В горе под нашей палаткой разлит огонь, который наверху застывает вот такими черными бомбами. Огонь под нами, а в палатке собачий холод...

Ура! — синее небо, мороз. Пойдем в кратер.

Пять часов идем кверху: то снег выше пояса, то надо прыгать с камня на камень, то идем по узкому гребню камней, как циркачи по канату. И все вверх, вверх. Ольховая палка помогает одолевать рискованные места — потоки воды успели промыть в вулканической массе глубокие обрывистые ущелья. За белыми валунами прячемся от ветра, чтобы чуть-чуть отдышаться. Трудно поверить, но эти огромные камни снарядами вылетали из кратера и упали сюда с большой высоты...

Первый признак кратера: на застывшей извергнутой массе желтеют проталины, сипит струйка пара. Обрывы развороченных взрывом гор, хаос камней. Легко поддаться ощущению: идешь по Луне. Кратер... Мы как-то незаметно вошли в углубление с поперечником в полтора километра. Взрывом вырвало край в этой неправильной формы чаше. И все извергнутое неслось вниз через эту щербину. Мы в нее как раз и вошли.

Осторожно идем теперь по горячей «пробке», заткнувшей горловину Шивелуча. «Пробка» состоит из обломков скал, песка, легких белых камней. В кратере клубы пари, горячее нутро вулкана жжет ногу, зернистый песок кое-где покрыт желтовато-зеленой корочкой серы. Кругом очаги газа и пара. Вулканологи называют их фумаролами. В середине кратера они почему-то спокойны, а из стенки гудит такая струя, что кажется: ракета хвостом кверху увязла в земле. Вот сразу три «ракеты» хлещут газом и паром. Гул. Не слышно, что говорит спутник. Теряем друг друга в ядовитой завесе. По всем правилам нужен противогаз — в белых облаках перемешались вода, углекислый газ, соляная кислота. Но в противогазе неудобно работать. Вулканологи обходятся повязкой, смоченной в растворе соды. Николай с Мишей, кажется, совсем уже легкомысленно лезут со склянками в самое дымное место, ставят «под мышку» Шивелучу длинный стеклянный градусник, берут пробы газа.