Парикмахерия

"Буря! Скоро грянет буря!

Это смелый Буревестник гордо реет между молний...".

Я не буревестник, мне реять некогда. Но восторг, предвкушение чего-то... праздничного - как у той птички.

А гроза идёт, приближается. Вдали - медленно, ближе - всё быстрее. Подгребает под себя нижние слои, подворачивает, сминает их. И переваливается верхом через низ. Как танковая гусеница. Непрерывно, неостановимо. Накатывает. От края до края. Огромная, километров в 18 высотой, стена валится на тебя. Вся тёмная, почти чёрная. А по самому верху - белое. И там солнце сияет. Блеск - аж глаза режет, когда смотришь. И странный, какой-то неземной отсвет. На людях, на вещах. Будто и всё обычное, а оттенок другой. "Горний свет". Отсветы царства небесного.

Потом легли первые капли. Раз, два, и... ударило. Сразу - и ветром, и дождём. Как стена. Как обвал стены тебе на голову. Сдёрнул бандану, скинул рубаху. Чуть замер, чуть, пару вдохов, постоял, в себя приходя - и уже весь мокрый. Везде. И в сапогах уже хлюпает. Народ со двора сразу разбежался, а я стою, руки раскинул, лицо к небу поднял, рот раскрыл. Пью влагу небесную. Хорошо. Вода. Чистая, неземная. Ветер ещё толкается. Струи секут. Разве же это сеча? Сеча - это когда мечами или топорами. Или - кнутом. С отлетающими во все стороны кусками мяса... То - беда, несчастье.

А это - радость, праздник, веселье. Для души, для дыхания, для тела.

Кстати, вот это то, чего мне так не хватает в "Святой Руси" - только сейчас понял. Дождик. Не в смысле природного явления, а в смысле явления обихода. У всех в ванной есть. Хочешь - сильнее, хочешь - слабее, теплее - прохладнее... А у меня тут - только вот так, только - от ГБ. Соскучился. Соскучился по падающей на голову воде. По ощущению секущих, толкающих, барабанящих струй на коже. Мелочь, наверное, но вот... Зато единственным водопроводным краном у меня работает сам Господь Бог. Он мне и напор, и температуру обеспечивает. Душ шарко райского происхождения. Струя от самого Создателя.

Как отличить в Израиле свежего иммигранта от укоренившегося? По дождю.

"Парикмахерская, идёт дождь. Входит, отряхиваясь от воды, молодая дама и начинает ругать погоду.

-- Этот противный дождь! Я вся промокла, причёска испортилась, туфли придётся выкинуть...

Следом врывается маленький мальчик - её сын, и радостно кричит:

-- Гешем! Мабуль! (Дождь! Ливень!)"

Мальчик уже местный - радуется дождю. А дама... с асфальта. На асфальте лужи - неприятность. Нам здесь, на "Святой Руси", как и в "Святой Земле" - дождь в радость - и просто дышать легче, и пшеница в колос пойдёт. Хорошо.

-- Глава 109

Я оглянулся. В проёмах поварни и обоих наших сараев стояли мои люди и мрачно смотрели на меня. Мои пляски под дождём, с распахнутым к небу ртом... Кажется, я ведь ещё что-то кричал. От радости. А для них - гром и молнии - гнев божий. Надлежит молиться, крестное знамение творить непрерывно. Иные со страху от гнева всевышнего в укромное место лезут, скорчатся там, тряпками какими с головой накроются и просят милости, просят не убить их громом за грехи их.

А я, мать вашу! - знаю! Я - знаю! Что гром - акустическая волна, возникающая при резком расширении нагретого воздуха. И ею не убивают! Что молния - электрический разряд, который бьёт не в грешника, а в высокий предмет или в водоём. И вообще - главный разряд идёт не сверху, а снизу. На этом принципе громоотводы и работают. Не небесная молния убивает, а земной ответ ей. И меткость этого "божьего гнева" - как у пьяного дембиля в тире ЦПКиО - 10%.

Я знаю, как меняется распределение зарядов на нижней поверхности облака и индуцированного им - на противолежащей ей поверхности земли. Знаю, как в несколько итераций формируется канал ионизированного воздуха. По которому пройдёт разряд.

Будто из тучи высовывается ножка купальщицы. И пробует воду. Такая стройная, тоненькая, очень светлая, белая аж до синевы, ножка. Несколько раз. Всё глубже пробуя эту "воду в воздухе". Высунулась и отдёрнулась. Может, и повизгивает от холода. Где-то там, наверху. И, наконец, ей навстречу, от земли, вылетает встречный канал ионизации. Наглая рука, которая осмеливается схватить эту ножку. Дёрнуть на себя, удержать. И вот стоит эта ножка... Длинная, белая, высокая... А самое интересное там осталось, в облаках. Как - в пышном, но коротком платье. Не видно, но интригующе. И тут собственно разряд. И причём здесь ГБ? Лезть к девушке под платье и не ожидать схлопотать? А уж в акустике... Только причём здесь гнев господень?

Я эту картинку перед глазами вижу, а они про волю божью... Ладно. Но лезть в воду от грозы, чтобы получить эти десятки киловольт - я не буду. Или, наоборот, как древние монголы после нескольких таких эпизодов, вообще прекратить купаться...

Да, я вырос под громоотводами. Да, наши хрущобы... они конечно..., но грозовая защита там была. Куда лучше, чем в американских или европейских "благополучных районах", застроенных прелестными частными домиками. В которых вышибает всю электронику в каждую сильную грозу. А для меня молния - не опасность. Острое ощущение, но - не страх. Где-то рядом должен быть громоотвод, в него и вдарит - это в меня вбито всем моим советским детством.

А для них, для туземцев, это атмосферное явление - явление промысел божий. Воля, план, замысел... Карательный. Всемогущего, всевышнего... И если сильно просить, умолять, то бог свой план изменит. И их, грешников, не убьёт. Просить, молится, поклоны бить, свечки ставить, в колокола звонить, на коленях ползать.... А не плясать от радости, распевая песни и выкрикивая уж не помню какие, но явно не покаянные, слова небу в лицо. Им это... страшно. Бесовщина. В моём лице. А они и так уже испуганные. Как бы совсем не перепугать.

Дождь пошёл - огрехи вылезли. И где шиндель неправильно уложили, и что фронтоны не зашили. И что дверей нет, а в проёмы водяную пыль ветром несёт. Кое-что стали сразу доделывать. Тут Хотен со своими с луга прибежал. Мокрые, холодные. Но последний стог завершили - сено мокнуть на лугу не оставили. Молодцы! Бегом в поварню переодеваться. И - по кружечке.

Унялся ветер, дождь поутих, крупные капли барабанят по крыше. Как-то рекламируемая звукоизоляция шинделя несколько... преувеличена. Под такой звук хорошо спиться. "Песня падающей воды". На смену фиолетовому мраку грозового фронта пришёл серый сумрак обложного дождя.

Пока чего-то доделывали, пока перетаскивали барахло на сухое - стемнело уже по настоящему. Коней завели, обтёрли насухо. По-новому, уже в полутьме накрытых сараев, прикинули раскладку. Кому где ложиться.

-- Ваня... Ой. Господине. Ты, это... когда... ну... молнии-то вокруг... ты это с самим богом разговаривал? Да? А чего криком? Говорят же: господь и тихую молитву слышит.

-- Нет, с господом побеседовать мне пока ещё время не пришло.

-- А с кем?

-- Любава, ну ты сама подумай, ну кому там быть?

Пауза непонимания, глубокое размышление с наморщенным от напряжения лобиком. Потом - кулаки ко рту, глаза - по кулаку.

-- Ой. Богородица. И платочком своим... Ей махал.

И... бегом через двор. По лужам, под дождём, на поварню, к бабам. И там сразу - шу-шу-шу. И покрывая быстрый женский шёпот - чей-то мужской голос. Полный радости и облегчения от прояснения ситуации:

-- Дык вона чего! А мы-то... А оно-то... Вот бабы-дуры, по-придумают глупость всякую...

Собрались, наконец, за общим столом, отметили установку крыш. Бражки у нас ещё есть. У всех налито? - "Ну, чтобы не съезжала". Уходит напряжение последних дней. Напряжение мышечное, напряжение душевное. По телу - тепло. Покой. На душе - аналогично. Люди выглядят спокойно, доброжелательно, мило. "Ну, чтобы елось, и пилось, и хотелось, и моглось". Народ оживает, начинает смеяться над разными эпизодами. Раньше по этим мелким событиям - зубами скрипели, а теперь - смешно. "Ну, за удачу. И чтоб нам за неё ничего не было". Нормально, разговорились. Перекрёстные диалоги за столом пошли. Диагональные беседы. Закуска на столе есть, закусывают нормально - есть надежда - не попадают. И не подерутся.