Пейзанизм

   Иметь под боком "медвежатников"... не камильфо. Совсем. У них там, по моему счету остался один волхв. Придурок-подносчик. И чего он там выпляшет перед толпой лесовиков... Сам-то он, вроде, трусоват. В лоб не полезет. А вот оставшихся "скалозубов" может "благословить на труды ратные" И начнётся партизанская война. Против нас. А у нас тут покос должен начаться, в усадьбе народа целый день не будет -- приходи и запаливай хоть с четырёх углов. Да и косцы... на лужку да из лука по медленно двигающимся белым рубахам...

   Надо как-то разойтись мирно с этими голядскими голядями. Нахрапом, в лоб конным отрядом -- не прошло. Устраивать затяжную оборонительную... Я тут что, французский генштаб накануне Первой Мировой? Выкуривать их оттуда? А троекратные потери атакующей стороны при прорыве укрепрайона? Там я видел полсотни "зрителей". Так это все воины. Ну ладно -- охотники. Так и у нас -- не Старая Гвардия. И что, положить полторы сотни своих? А они есть? А зачем оно все тогда? Надо расходиться миром. Есть у меня одна идейка. Пойду-ка проверю. Пока "болеславы" битые не вернулись.

   Снова поруб, снова в полутьме у стенки полу-мумия.

  -- Ну что, придумал как душу Сухану назад поставить?

  -- Не знаю. Подумать еще надо. У старцев поспрашивать. Вроде бы можно. Мы же души вселяем. В вещи, в зверей, в дерева. В других людей. Но это -- на малое время. А ты хочешь на всю жизнь... На Мологу бы сходить, там такие мудрецы есть...

   Опа. Прокол. Я же сказал: начал говорить -- уже "не девочка". "Мысль изречённая есть ложь". Но даже один и тот же человек по одному и тому же поводу врёт по-разному.

   "В начале было слово...". Потом второе, третье... А там, глядишь, и дело до дела дойдёт. Лишь бы говорил, после и до правды доврётся. Вот и "скалозуб" - выдал район дислокации их учебно-тренировочного центра. Или -- культурно-образовательного. Прокололся и понял это. И, естественно, обозлился.

  -- Все. Больше ни слова не скажу.

  -- Нет так нет. Сам придумаю.

  -- Ха! Ты -- глупый, сопливый мальчишка, хочешь сделать то, что не умеют наши мудрецы! Таракан, возомнивший себя крокодилом...

  -- Таракан, говоришь? Вы на звезды смотрите? Вы видите как ход созвездий меняется? Тогда ты должен знать -- пришло время перемен. Прежде закрытые пути -- открылись. Тропы непроходимые прежде -- дорогами торными стали. Дорогами между мирами. Вижу, ты понял о чем я. Видите и не разумеете! Разуй глаза! Или не учили вас думать? Всех знаний ваших сокровенных -- вязки вязать да в бубен бить?! Остановись, человече! Глянь взором чистым, прежними истинами не замазанным. Глянь в небо звёздное, глянь в душу собственную -- или не видишь? Или -- и видеть не хочешь?!

   Голядина под моим напором несколько отшатнулся, прижался к стенке поруба.

  -- Ты чего? Ты... эта... про что? Чего я не увидел?

  -- Смысла ты не увидел. Вестников не услышал. А и услышал, да не понял. И уши ваши, хоть и не залиты воском, а вам не надобны. Мусор там древесный да мох болотный. Вот, слышал же ночью голос волка у святилища вашего. Слышал, а не понял.

  -- Так ты и вправду волчий оборотень? Из какого рода? Какому богу служишь?

  -- Здоров ты, дядя. Ростом велик, а умом -- дитё. Кончился час Медведя. Кончился. Последние крохи добираете. Но не час Волка грядёт его сменить. Иное надвигается, иное -- незнаемое. Ибо пришёл на Русь новый зверь. Зверь невиданный и неслыханный. Пришёл тропами новыми, прежде не хожеными, до времени закрытыми. Вам, волхвам Велесовым -- не ведомыми. И нет у вас от него защиты. Ни у кого нет. Ни у зверей, ни у людей, ни у птиц небесных, ни у гадов ползучих. Волки вольные власть его приняли, впереди него бегут вестниками, позади него бегут слугами. Лучшие из лучших бегут у стремени. Коль найдёте следы волчии у святилища -- сами увидите. То не простого зверя серого след, не лесовика-чащобника обычного. То следы князь-волка. Князя-волка - прислужника. Ты и сам голос его слышал. И его призыв да и отзыв мой. Не велел я слуге своему в бой ввязываться, захотелось мне посмотреть-поприсутствовать. На игрищи ваши Велесовые по-любопытствовать.

  -- Так... Ты, чего, уйти мог?

  -- Так я и ушёл. И человека своего забрал, и душу его. Вот и тебя прихватил. Ну и что в этом?

  -- Постой. А что это за зверь, которого мы не видели, не слышали? Мы всех зверей в лесу знаем...

  -- Дурни безмозглые! Они знают... Или мир лесом вашим кончается?! Или иных миров нет?! Или и там звери не живут? Звери страшные, звери лютые. Вот вы волков "лютым зверем" называете. А они ягнята малые. Цыплята желторотые против истинного зверя, что пришёл сюда, в чащобы ваши болотные.

  -- К-какой? Какой з-зверь?

  -- Ты такого не видывал, про такое не слыхивал. Всадник бледный на скакуне зелёном.

   Даже в полутьме подземелья было видно как расширилась щель в повязках. Щель за который был рот бедного туземца. А в верхней щели -- глазной -- мечущийся блеск его глаз.

  -- Что, голядина медвежия, не видал коней зелёных? Не встречал в лесах здешних? Так ведь в болоте сидите, бревну молитесь. Да и не конь то. То иной зверь грядёт. Не копытами землю топчет, рвёт когтями кривыми длинными, а и хвост у него не по ветру вьётся -- по земле волочится. Тем хвостом он быков на один удар бьёт до смерти, дерева ломает играючи. А и пасть у него вся зубов полна. Зубки белые, зубки острые. Не для травушку-муравушку пощипати, а для - мясо красное да косточки белые погрызти. Как возьмёт он голову медведя вашего в пасть -- да и раскусит её как гнилой орех. Да и сделать с ним ничего нельзя -- весь закрыт он чешуёю крепкою. Ни железо калёное, ни кость зачарована -- ту чешую не берет, отскакивает. И бежит-то он не по конскому, и глядит-то он не по жеребячьему. Зеленым огнём у него глаз горит, злобой яростной светится. А ведь ты, волхв, и имя ему знаешь. Имени тому кланяешься. Имя скакуна того -- Крокодил.

  -- Так... Ну это же... Мы про то знаем...

  -- Плевать мне - про что вы знаете! Вы и знаете, да не разумеете! Огрызки знания древнего, ошмётки ведовства прежнего! То и есть, что дурням в головы вбить удалося. Слова повторяете - смысла не понимаете. А хоть и так -- прикинь-ка, волхв, у кого Крокодил под седлом пойдёт? Кого он себе на спину пустит? И кто на ту спину влезть осмелится? Да еще и править, за поводья дёргать, плёточкой погонять-подстёгивать?

  -- Д..д, мм..., кто?

  -- Крокодил в ваш мир и прежде хаживал, пути-дороги ему ведомы. А везёт он ныне господина нового, господина сурового, господина невиданного. Обезьяна на нем верхом сидит. Высоко сидит, ухмыляется. Обезьяна белая, бесхвостая, бесшёрстая. Гл-а-а-а-денькая. Ростом не велика, не мала. Нет у неё ни когтей длинных, ни зубов острых, ни чешуй прочных. Глянет на неё дурень, тебе подобный, да и далее пойдёт, бессмысленный. Пойдёт, коли позволит она. Ибо сила её - не сила звериная, сила телесная. Сила у неё -- умственная, сила у неё - смысленная. Все видит она и умом-разумом во всякую вещь проникает. Только глянет на тебе -- и уже ведомо ей: кто ты есть, и на что ты годен. Где пути твои, где судьба твоя. Ты и не понял ничего, а уж стал исчисленным да измеренным. Хрустнула в лесу веточка, повернулся ты на звук. И смерть твоя пришла -- налетел виском на сук берёзовый. Охнул и помер. И нет никого. Ни наездника бледного, ни скакуна зелёного. Ты сам пошёл, по своим путям. Ты сам смерть нашёл, на своих ногах. А чего там веточка хрустнула -- и сказать некому. Только ведь и веточка та исчислена была, и сук берёзовый - измерен. И сам ты -- взвешен да и понят. Вот где страх, голядина. Когда и разуму своему верить нельзя, и сила твоя -- против тебя. И глаза твои наяву сны видят, и уши твои в тишине песни слышат. И за что не возьмись, а понять нельзя -- то ли истинно оно, то ли наваждение зверево.